Владимир Кайяк - Чудо Бригиты. Милый, не спеши! Ночью, в дождь...
— Или вовсе не ложиться.
— Ну, знаете, не тот возраст. Больше двух суток подряд уже не могу, нутро не выносит. А у меня есть свидетели, что я керосинил всю субботу и воскресенье. Запишите их имена, адреса и проверьте!
Разыграв этот козырь, допрашиваемый удовлетворенно откинулся на спинку стула, и я, наконец, увидел его лицо. До сих пор мне приходилось видеть нарушителей закона только в зале суда, и их образ в моем представлении был неразрывно связан с приметами, говорящими о неделях, проведенных в заключении, — с серым цветом лица, бегающим взглядом опущенных глаз, отрастающим ежиком на остриженной наголо голове. Что же касается Яниса (фамилия его, как я потом узнал, была Лубиетис), то он больше всего напоминал случайно оказавшегося в милиции рабочего, который встанет и уйдет сразу же, как только разъяснится недоразумение: такое чувство собственной правоты излучали его манеры и речь, его улыбка, одновременно почтительная и бесстыдная, открывавшая все его золотые зубы. Большие, сильные руки с несмываемыми следами машинного масла казались словно созданными для физической работы, высокий лоб под прядями темных волос, как можно было подумать, таил глубочайшие мысли, глаза взирали на мир, исполненные веры в людскую доброту.
— Назовите тех, кто может подтвердить, что видел вас вчера после двадцати двух часов.
— Настоящие мужчины не болтают. Допустим, я был один.
— Вам самому решать, что важнее: свобода или так называемая мужская честь.
Он промолчал, плотно сжав губы.
— Старая гвардия умирает, но не сдается — так прикажете понимать сигналы ваших биотоков? — усмехнулась Ратынь. — В таком случае мне придется верить тем сведениям, что имеются в нашем распоряжении.
Янис Лубиетис не проявил ни малейшего любопытства, лишь слегка развел руками, показывая, что спорить с женщиной не в его характере.
— И они позволяют сделать вывод, что вы принимали участие в краже автомашины. — Голос следователя сделался официальным. — В этой связи вы были задержаны, доставлены сюда и теперь подвергаетесь допросу.
Лубиетис облегченно усмехнулся:
— А я–то думал, что меня обвиняют бог знает в чем.
— Для начала хватит и этого. Дальнейшее будет зависеть от вашей откровенности и желания помочь следствию.
— Всегда готов, еще с пионерских времен, — он снова откровенно насмехался над следователем.
Внезапно я понял, что Лубиетис еще относительно молод, что всю свою жизнь он прожил в нашем обществе, где никто не учил его жульничать или красть, лгать или предавать друзей. Откуда же эти преступные наклонности? Действительно врожденные? Влияние улицы? Но ведь и на улице играют такие же самые, росшие при советской власти ребята… И только сейчас до меня дошло, что я не верю в невиновность Лубиетиса. Почему? К сожалению, в вопросах Ратынь я услыхал скорее желание подтвердить свои подозрения, чем стремление установить истину. Но может быть, такова была ее методика допроса?
— С Вайваром и Кирсисом вы знакомы?
— Кто же не знает своих соседей?
В голосе Лубиетиса не чувствовалось никаких изменений, но я насторожился. Вайвар? Это ведь фамилия сержанта автоинспекции — девушки, первой напавшей на след похитителей. Впрочем — мало ли в Латвии Вайваров…
— И вы не помните, о чем договаривались с ними? Хотите, чтобы я показала вам, черным по белому?
Напряжение в лице Лубиетиса ослабло, словно он испытал вдруг чувство прояснения и облегчения.
— А, вот, значит, что я нагородил во хмелю! Наверное, так раззадорил сопляков, что они решили отомстить.
— Значит, сознаетесь в попытке провокации? — Ратынь повертела в пальцах ручку. — В случае с Вайваром это квалифицируется как развращение несовершеннолетних.
— Да мне и в голову не пришло, что они решатся. Силенок маловато, чтобы посметь. С таким же успехом я мог потребовать, чтобы они залезли на телеграфный столб, спрыгнули оттуда и застрелились. — У него и на самом деле хватило бесстыдства, чтобы последние слова прогудеть в ритме старой песенки. — И что только не приходит в голову человеку, когда он опохмеляется? — Словно в поисках поддержки, Лубиетис глянул на меня, и его глаза выражали прочувствованное раскаяние. — Запишите, что это была неудачная шутка, иначе я протокол не подпишу.
— И все же вы пообещали ждать их в лесу с вашим грузовиком, — продолжала Ратынь гнуть свою линию.
— И что, они действительно угнали чужую машину и приехали? — Лубиетис был, казалось, на грани отчаяния. — И с такими вот мы должны строить наше светлое будущее! Ничего удивительного, что вы не можете мне поверить… — Неожиданно он перегнулся через стол и потребовал: — А покажите, где это они пишут, что в том сказочном лесу они встретили меня?
Следователь растерялась. Она была готова на какую–то резкость, однако в конце концов сказала неопределенно:
— Им помешали непредвиденные обстоятельства. Однако я не собираюсь терять время и доказывать вам то, что вы и сами хорошо знаете.
— Потому что у вас нет никаких доказательств.
— Зато у нас есть показания Яниса Кирсиса. Он уверяет, что вы можете удостоверить его алиби с половины второго, когда он добрался до условленного места встречи, до половины шестого, когда вы расстались у поворота на Берги.
— Наверное, накирялся Кирсис до последнего. — Заметив, однако, что игра слов не произвела должного впечатления, Лубиетис посерьезнел и озабоченно продолжал: — Набрался, значит, до белых мышей. Пусть то же самое скажет мне в глаза Вайвар — тогда поверю, что я лунатик и по ночам брожу по дорогам.
— Помните, Лубиетис, что я вам сказала два года назад? Что в дальнейшем надеюсь видеть вас только на сцене. А вы продолжаете разменивать свой актерский талант… Прочтите внимательно и подпишите, — и Ратынь придвинула к нему бланк протокола.
— За какие грехи он сидел первый раз? — шепотом спросил я Силиня.
Лейтенант улыбнулся и положил передо мной толстое дело. В поисках обвинительного заключения я стал листать его и так увлекся историей жульничества, что даже не заметил, как вошел милиционер и увел Лубиетиса в изолятор.
…Это произошло в Средней Азии. Бензозаправочная станция у шоссе была единственным оазисом среди окружающей пустыни, и там останавливались даже те путешественники, кому бензин и не требовался. Выпить зеленого чаю или шербета в тенистой чайхане, напоминавшей о далеких временах караванов. Поболтать с едущими в противоположном направлении. Передохнуть и дать остыть мотору перед последним рывком к столице.
Сюда по дороге домой завернули и супруги Секумбаевы. Их манила возможность без помех обменяться первыми впечатлениями об увиденном в семье сына. Как бы ни хотелось уже в пути высказать свою радость по поводу того приятного ожидания, в каком находилась сейчас невестка, супруга ни словом не решалась оторвать мужа от ответственной операции вождения. А ведь были все основания радоваться жизни детей, которая так резко отличалась от их собственной молодости, прошедшей в трудные послевоенные годы. В других условиях муж, пожалуй, не отказался бы и от бокала шампанского, но в такую жару не решился: впереди еще двести километров. Воздерживалась и жена, боявшаяся разомлеть и уснуть в дороге, а четыре глаза как–никак видят лучше двух. Но таить радость про себя было трудно и, заметив за соседним столиком одинокого мужчину, будущий дед заказал бутылку и велел официанту отнести ее незнакомцу. Тот, естественно, подошел поблагодарить и справиться — за чье здоровье следует ему выпить. Так что ликование, царившее в душе Секумбаевых, обрело, наконец, слушателя.
Когда очередь рассказывать дошла до нового знакомого, выяснилось, что в этом мире радость и горе обитают рядом. Правда, в сравнении с их великим счастьем заботы незнакомца выглядели мелочью, о них даже и говорить–то не стоило… Сам попал в переплет, сам и выкарабкается как–нибудь… Слово за словом выяснилось, что встреченный ими потерпел аварию совсем недалеко отсюда. Они наверняка заметили большой мебельный фургон на перекрестке! Весь немалый путь из Риги сюда машина шла, как часы, и вдруг — на тебе!
Ничего такого Секумбаевы по дороге не заметили, но магическая сила словосочетания «Рижская мебель» вызвала неудержимую лавину предложений о помощи. Пусть Он только скажет, в какой магазин везет… К сожалению, везти он сейчас как раз не может, на «жигуле» такой груз не дотащишь, здесь требуется другая телега, а телегу надо мазать, а он сейчас, к сожалению, на мели. Вот может быть… Если бы можно было под расписку… Потерпевший аварию водитель оказался таким стеснительным, что даже неловко стало. Из–за нескольких сотен никто не обеднеет.
Они обменялись адресами, прощальными речами на уровне тостов, и расстались. Супруги Секумбаевы успокаивали себя тем, что человек с таким количеством золотых зубов — несомненно человек честный. С тем они и продолжили путь в столицу. А рижанин направился на поиски трактора в одному ему известном направлении.
