Джозефина Тэй - Мистификация
Беатриса посигналила на выезде из ворот и медленно повернула направо.
— Владелец чемодана оставил его в камере хранения на вокзале Черинг Кросс, а когда его открыли, там нашли чьи-то отрезанные руки и ноги. Или, может быть, это руки и ноги владельца чемодана. Этот вопрос теперь надолго займет внимание «Клариона». Муж актрисы подал в суд на ее любовника, требуя возмещения морального ущерба, и все трое, к вящему удовольствию «Клариона», не прочь обсудить свои сердечные дела. С тех пор, как наложили ограничения на репортажи о бракоразводных процессах, «Кларион» прямо-таки изнывал от бессилия, и дело о возмещении морального ущерба — дар небес. Тем более, когда речь идет о Тэтти Тэкер.
Беатриса бросила взгляд кругом и сказала:
— Как все блестит и благоухает после дождя!
— Вы еще не всех перечислили?
— Как это?
— А что произошло с четвертой женой дантиста из Манчестера?
— А, да. Бедняжку выкопали из-под очень дорогого могильного памятника и обнаружили, что она вся начинена мышьяком. А ее муж исчез.
— Думаете, «Клариону» всего этого хватит и он оставит нас в покое?
— Убеждена. У них и так не хватает места для живописания проделок Тэтти. В утреннем выпуске ей отвели целую страницу. В худшем случае они поместят о нас крошечную заметку в самом низу страницы. Читатели через две минуты забудут, что там было сказано. По-моему, о «Кларионе» можно не беспокоиться. А «Вестовер таймс» напечатает небольшую заметку в своем обычном сдержанном стиле, и на том дело кончится.
«Ну что ж, — подумал Брет, — тем лучше. Хватит с него визита к фермерам. Патрик был с ними хорошо знаком. Как бы не опростоволоситься».
Ферму Френчленд арендовал мистер Хассел, высокий старик с розовыми щечками. С ним жила сестра — такая же высокая, но с лицом нездорового желтого цвета. «Мы все боялись мисс Хассел, — говорил ему о ней Лодинг. — У нее лицо, как у ведьмы, и язык, как наждак. Она никогда не бранилась: просто скажет словечко, и чувствуешь, как с тебя слезает кожа».
— Вот это честь! — провозгласил старый Хассел, увидев, кого привезла Беатриса. — Рад вас видеть мистер Патрик! Ужасно рад!
Он сжал руку Брета в своих загрубелых ладонях. Было видно, что он искренне рад видеть Патрика Эшби.
Радовалась ли встрече мисс Хассел, сказать было трудно. Пожимая Брету руку, она окинула его взглядом и промолвила:
— Вот уж нежданная радость.
Брет внутренне усмехнулся: сухая банальная фраза прозвучала весьма ядовито.
— Заграничная жизнь, кажется, не очень вас изменила, — заметила мисс Хассел, выставляя рюмки на стол в их маленькой забитой мебелью гостиной.
— Изменила-таки, — отозвался Брет.
— Да?
Мисс Хассел не собиралась идти у него на поводу и спрашивать, как именно его изменила заграничная жизнь.
— Я вас больше не боюсь.
Старый Хассел рассмеялся.
— Тут ты меня обскакал, парень. Я ее боюсь, как и раньше. Если запаздываю на полчаса с рынка, то крадусь к дому, поджав хвост, как провинившийся пес.
Мисс Хассел ничего не ответила, но Брету показалось, что у нее в глазах блеснула искра интереса: его слова как будто пришлись ей по душе. Во всяком случае, она вышла на кухню и принесла вазу с печеньем, которым она поначалу явно не собиралась их угощать.
Они выпили по рюмке напитка, претендовавшего на название «белый портвейн», и поговорили о породах кур.
На ферме Апейкерз дома оказалась одна миссис Докет.
— Заходите, кто там! — закричала она, и они прошли по облицованному кафельной плиткой коридорчику и оказались в прохладной кладовке, где хранились молочные продукты. Хозяйка сбивала масло.
— Минутку, — сказала она, оглянувшись на гостей. — Масло уже почти…. Ой, господи, кого я вижу! Я думала, это кто-то из соседей зашел. Дети в школе, Керри в сарае, а я тут… Господи Боже мой, подумать только!
Беатриса, не раздумывая, села на маслобойку, чтобы дать хозяйке возможность поздороваться с Бретом.
— Какой вы стали красивый джентльмен, — сказала добрая толстушка. — Типичный Эшби. Вы сейчас даже больше похожи на мистера Саймона, чем раньше.
Брет заметил, что при этих словах Беатриса быстро взглянула на хозяйку.
— Какая нам всем радость, мисс Эшби! Я прямо не поверила своим ушам. «Нет, — говорю мужу, — я не верю». Такое случается только в книжках. И в кино. А в тихой деревушке вроде нашей такого быть не может. И вот вы здесь, и это все правда. Как я рада опять вас видеть в полном здравии, мистер Патрик.
— А можно я попробую? — спросил Брет, показывая на маслобойку. — Никогда не сбивал масло.
— Как же так, не сбивали? — удивленно воскликнула миссис Докет. — Да вы же специально приходили ко мне по субботам сбивать масло!
У Брета упало сердце.
— Разве? — сказал он. — А я и забыл.
«В случае чего прямо говори, что забыл, — советовал ему Лодинг. — Что тут скажешь — забыл и все. А если ты пустишься в объяснения, они поймают тебя на слове».
— Я думала, у вас теперь электрическая маслобойка, — сказала Беатриса, уступая место Брету.
— Это верно, все другое у нас работает на электричестве, — ответила миссис Докет. — Только мне кажется, что в электрической маслобойке масло получается хуже. Теряется домашний вкус. Иногда, когда мне очень некогда, я включаю электрический ход, но потом всегда об этом жалею. Машина, она и есть машина, а человек вкладывает душу.
Миссис Докет напоила крепким горячим чаем, к которому подала вкуснейшие воздушные пышки. За столом шел разговор о детях и об их успехах в школе.
— Миссис Докет — милейшая женщина, — сказала Беатриса, когда они сели в машину и поехали дальше. — По-моему, она до сих пор в глубине души считает, что электричество — изобретение дьявола.
Брет тем временем давал себе зарок поменьше высовываться с замечаниями. С маслобойкой обошлось, но он может ляпнуть такое, что сразу выдаст его с головой. Надо больше помалкивать.
— Да, Брет, насчет пятницы…
— А что будет в пятницу? — рассеянно спросил Брет.
Беатриса повернулась к нему с улыбкой.
— В пятницу будет твой день рождения.
Да! У него же теперь есть день рождения.
— Ты забыл, что в пятницу тебе исполняется двадцать один год?
— Забыл. Как-то из головы выскочило.
Беатриса искоса посмотрела на него. Помолчав, сказала:
— Да, ты ведь давно уже достиг совершеннолетия.
В ее тоне не было вопроса, и на лице не было улыбки.
— Так вот, насчет пятницы, — продолжала она. — Раз уж мы отложили празднование до возвращения дяди Чарльза, то гостей в пятницу мы собирать не будем. Приедет мистер Сэндел с документами, которые тебе надо подписать, он и будет единственным гостем. Отметим день рождения в кругу семьи.
Документы! Да, Брет знал, что рано или поздно ему придется подписывать документы. Он даже научился писать заглавные буквы так, как их писал Патрик — для этого Лодинг принес ему старую тетрадку Патрика, которую он стащил из дома викария. Да и что, собственно, изменится от того, что он подпишет документы? Хуже, чем он есть, он не станет. Просто у него не будет путей к отступлению, он окончательно станет преступником в глазах закона.
— Ну как, ты согласен?
— Что? А, вы про день рождения… Да, конечно. Вообще-то говоря, я обошелся бы и без всякого празднования. А нельзя просто считать, что я достиг совершеннолетия, и на этом успокоиться?
— Мне кажется, что соседям это очень не понравится. Они все ждут приглашения на какое-то торжество. Мы просто обязаны его устроить. Да и пригласительные билеты уже напечатаны. Я только изменила в них дату. Пароход Чарльза должен прибыть недели через три, а справлять твое совершеннолетие будем еще через две недели. Так что придется тебе «сдюжить», как говорила няня.
Да, придется сдюжить. Но, по крайней мере, сейчас можно расслабиться. Последний оставшийся визит ничем ему не грозит. Патрик не был знаком с Гейтсами.
Они подъезжали к деревне. Слева от них белела ограда южных выгонов. Ночью прошел дождь, а сейчас ярко светило солнце, и все вокруг влажно, но как-то тревожно искрилось. Небо отливало металлическим блеском, а солнечный свет жестко серебрился. Когда они проезжали мимо дома викария, Беатриса сказала:
— Недавно приезжал Алекс Лодинг.
— Да? И что он поделывает?
— Все еще играет потасканных повес в убогих фарсах. Четыре персонажа, пять дверей, одна кровать. Я его не видела, но Нэнси говорит, что он изменился к лучшему.
— В каком смысле?
— Стал интересоваться другими людьми, а не только своей персоной. Подобрел. Даже старался найти общий язык с Джорджем. Нэнси считает, что начинают сказываться годы. Часами читал в кабинете Джорджа, когда того не было дома, и ничуть не скучал. А когда Джордж был дома, они вполне дружелюбно разговаривали. Нэнси была ужасно рада. Она всегда любила Алекса, но страшилась его визитов. Он жутко скучал в деревне, разговоры с Джорджем наводили на него тоску и он даже не пытался это скрывать. Так что на этот раз все были приятно удивлены.