Эрл Гарднер - Дело о светящихся пальцах
– О’кей, посмотрите назад, а я покручусь по переулкам.
Мейсон уселся так, чтобы можно было наблюдать за дорогой.
– Делла, что с Викки?
– Она беспокоит меня, шеф.
– Почему?
– Не могу понять. С ней что-то происходит, и я не могу понять, что именно.
– Что нового с завещанием?
– Это завещание, увы, уже не такое, каким вы его видели.
– Не такое?
– Не такое.
– Что изменилось?
– В конце предложения, – продолжила Делла Стрит, – сейчас стоит превосходный шедевр пунктуации – изящная круглая чернильная точка.
– Да, элегантно, ничего не скажешь.
– Шеф, что они могут предпринять в подобной ситуации?
– Что ты имеешь в виду?
– Будет ли это подделкой?
– Любой знак, который вносится в документ с целью ввести в заблуждение других и внесенный после того, как документ подписан, будет рассматриваться как умышленное искажение документа, то есть его подделка.
– Даже если крошечная точечка не больше пылинки?
– Даже если точка вполовину меньше этой, при условии, что она является существенной и значимой частью документа и ее цель быть таковой.
– Ну она и есть теперь таковая.
– Ты спрашивала ее об этом?
– Она ответила, что ее поставила сестра.
Они помолчали. Делла Стрит поинтересовалась:
– Как там, за нами, шеф?
– Вроде бы никто не выражает чрезмерного интереса к нашему маршруту, Делла.
– Как поступим? Может, вырвемся уже на центральную магистраль?
– Покрутись еще разок, а затем поедем прямо в мотель. Хочется послушать рассказ Викки Брэкстон о том, как закончилась история с этим завещанием.
Глава 15
Виктория Брэкстон в элегантном костюме, с деловитым и в то же время напряженным видом ожидала Перри Мейсона и Деллу Стрит в хорошо обставленной гостиной люкс мотеля, где Делла Стрит сняла на свое имя номер. Адвокат не стал терять время на околичности и сразу же приступил к делу.
– Не знаю, сколько у нас времени, – начал он, – но его может оказаться меньше, чем мы рассчитываем, так что давайте ограничимся главным.
– Может, расскажете вначале, что случилось в Новом Орлеане? – задала она вопрос.
– Сейчас слишком долго рассказывать. – Он отрицательно покачал головой.
– Мне хотелось бы узнать, – настаивала она. – Мне крайне интересно все, что делает Натан.
– Это интересно и полиции. Поговорим об этом попозже, если у нас будет время. Сейчас же я хотел бы узнать некоторые детали.
– Какие?
– Все, так или иначе связанное со смертью миссис Бейн.
– Мистер Мейсон, это я своими руками дала ей яд.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
– Как это все случилось?
– Нелли Конуэй положила эти таблетки на блюдце. Она сказала мне: «Когда Элизабет впервые проснется после шести утра, ей нужно будет дать это лекарство. Не давайте его только до шести утра, но как только она проснется после этого времени, сразу же предложите его принять».
– Это были три таблетки?
– Да.
– Положенные на блюдце возле кровати?
– Да.
– И что же потом случилось?
– Знаете, мистер Мейсон, тут ничего уж не попишешь. Она проснулась, и я ей дала лекарство. Именно эти таблетки.
– Кому вы говорили об этом?
– Мисс Стрит и вам.
– Говорили ли об этом полицейским?
– Нет, мистер Мейсон. Я не говорила, потому что в то время, ну, когда полицейские проводили там расследование, мы все были в нервном шоке, и в то время мне и в голову не пришло, что я была именно тем человеком, который вручил ей яд. Уж только потом я все сообразила.
– Прекрасно.
– Что прекрасно?
– Что вы никому не сказали. Не рассказывайте никому, не упоминайте об этом, ничего не говорите полиции, ничего и никому.
– Но, мистер Мейсон, разве вы не понимаете, что только через мои показания они реально могут связать Нелли Конуэй со смертью моей сестры, а Нелли, естественно, связующее звено, которое выводит на Натана Бейна.
– Давайте оставим на минуту заботу об этих связующих звеньях, – успокоил ее Мейсон.
– Мистер Мейсон, я не считаю это честным. Думаю, я должна сообщить им. В тех таблетках, что Нелли оставила на блюдце, был яд.
– Не говорите им об этом.
– Скажите мне, пожалуйста, почему?
– Нет, – ответил он, – сейчас не время. Теперь расскажите о том завещании.
– А что о нем?
– Все. Я не думаю, что ваш брат или его жена знает о нем.
– А какая разница?
– Разница есть, и большая.
– Элизабет не хотела, чтобы Джорджиана – это жена Джима – знала что-то о завещании.
– Почему не хотела?
– Потому что завещание могло бы подтолкнуть ее к еще большей экстравагантности в поведении, просто к идее, что она когда-нибудь могла бы без помех попользоваться деньгами Элизабет.
– Но ведь Джим тоже получит часть наследства?
– Все это так, но говорить ей об этом нельзя было. Дело в том, что она чрезвычайно сумасбродная и неуправляемая особа. Ну вот, например, она всегда держит Джима в долгах. Бог знает, сколько у них долгов. Если бы она знала об этом завещании, я имею в виду, если бы она знала все детали: насколько сильно Элизабет пострадала в аварии и все такое прочее, – то она, несомненно, рванулась бы в новые расходные шалости в расчете на ожидаемое наследство.
Мейсон с задумчивым видом переваривал информацию.
– Вы с Элизабет обсуждали все эти варианты?
– Ну разумеется.
– Ваш рассказ, несомненно, кое-что проясняет, хотя, с другой стороны, вносит еще большую путаницу в другие аспекты этого сложного дела, – задумчиво протянул адвокат, пристально глядя на свою собеседницу.
– Что вы имеете в виду?
– В вашем рассказе есть некоторые детали, которые мне очень не нравятся, честно говоря, – ответил Мейсон.
– Какие?
– Начать с того, что когда вы пришли ко мне в контору, то вы мне сообщили, что ваша сестра направила вас сюда с тем, чтобы нанять меня для подготовки завещания.
– Ну а что в этом необычного?
– Затем, когда кто-то позвонил и попросил Викки, вы очень удивились. Вы заявили, что только ваши ближайшие родственники зовут вас Викки и никто из них не знал, где вы находитесь.
– Теперь ясно, вы имеете в виду моего брата и сестру?
– Совершенно верно.
– Да, они не знали, где я была. Вернее, только Элизабет знала, где я нахожусь, но позвонить вам в офис она, как вы понимаете, никак не могла. Однако Джим был в курсе: я же в его присутствии спрашивала Нелли Конуэй, где находится ваш офис, и он, вероятно, подумал, что я могла отправиться туда попросить вас рассказать что-нибудь о ее деле или договоренности с Бейном. Когда Элизабет стало по-настоящему плохо и стало ясно, что она умирает, они, разумеется, с ума там все сходили, пытаясь найти меня. Джим обзвонил полдюжины мест и затем позвонил в ваш офис, просто так, на всякий случай.
– Хорошо, давайте теперь начистоту. Почему все же ваш брат и его жена не знали, где вы находились?
– По той самой причине, о которой я уже говорила, мистер Мейсон. Они ничего не должны были знать о завещании. Элизабет обсуждала его лишь со мной.
– Когда?
– Когда она проснулась около… я думаю, это было около пяти утра.
– Хорошо. Расскажите мне все, что произошло.
– Ну понимаете, впервые она проснулась около трех часов. Мы тут же все вместе зашли в спальню и поговорили с ней. Беседовали недолго, минут десять, только приветствия и общие фразы. Она поцеловала каждого из нас и сказала, как она рада всех нас видеть.
– И что было потом?
– Потом она сразу же заснула. Мы оставили Нелли Конуэй на дежурстве, а сами отправились в соседнюю комнату немного отдохнуть с дороги. Я поспала час или полтора, затем встала и сказала Нелли, что я выспалась и могу сменить ее.
– А потом что?
– В этот момент она положила таблетки на блюдце и сказала мне, чтобы я предложила их Элизабет, как только она проснется, но не раньше шести часов утра.
– А где они лежали?
– В коробочке, в кармашке ее халата, так или иначе она взяла таблетки именно оттуда, тогда-то я их впервые и увидела.
– Почему же Нелли Конуэй не оставила их в коробке и просто не предупредила вас, чтобы?..
– По-видимому, она опасалась, что я забуду о них. Она взяла блюдце, на котором стоял стакан с водой, и положила эти таблетки на блюдце так, чтобы их можно было сразу увидеть, – на столик рядом с кроватью.
– Далеко от Элизабет?
– Нет, недалеко, прямо у кровати. Ну, правда, не совсем рядом… может, в двух футах[4] от кровати.
– Далеко от двери комнаты?
– Дверь комнаты находится рядом со столиком. Таблетки, таким образом, находились в двух-трех футах от двери комнаты.
– Я должен знать все до мельчайших деталей, – объяснил Мейсон. – Ну и что случилось потом?
– Знаете, потом Элизабет вновь заснула. Она проснулась около пяти, и именно тогда у нас состоялся серьезный разговор. Затем она собственноручно подготовила завещание.
– И что потом?
– Потом она снова уснула, это было около половины шестого, я еще подумала, не забыть бы ей дать лекарство после шести. Она поспала немногим более часа и вновь проснулась где-то без четверти семь. Вот тогда-то я и дала ей эти чертовы таблетки, которые она запила холодным кофе из чашки.
