Эллери Квин - Трагедия Икс
— Тевтонизм, достойный Шекспира, — пробормотал Лейн. — Как вы планируете защиту?
— В настоящее время я могу представить в качестве альтернативы аргументам Бруно только предположение о подтасовке улик. Конечно, во время перекрестного допроса я уже пытался дискредитировать Бруно в глазах присяжных, напирая на его неспособность объяснить, каким образом Вуд узнал о виновности де Витта, даже учитывая тот факт, что де Витт дважды после убийства пользовался его трамваем. В конце концов, он всегда на нем ездил, что я и дал понять жюри. Но боюсь, это слабое место Бруно не сможет противостоять прямой улике в виде сигары на мертвом теле Вуда. Такой крепкий орешек нелегко разгрызть.
Лейн взял у японца чашку черного кофе и начал задумчиво его потягивать. Лаймен крутил бокал с ликером.
— И это не все, — продолжал он. — Де Витт самый худший враг самому себе. Если бы только он не сказал полиции, что никогда не угощал Вуда сигарой, я бы смог построить убедительную линию защиты. А его ложь той ночью… — Адвокат допил ликер. — Сначала де Витт сказал, что совершил на пароме только одну поездку, а потом признал, что их было четыре. И эта сомнительная история с назначенной по телефону встречей… По правде говоря, я не порицаю Бруно за то, что он усмехался в суде. Если бы я так хорошо не знал де Витта, я бы тоже этому не поверил.
— Но вы не можете рассчитывать, — спокойно сказал Лейн, — что жюри учтет ваше личное мнение о де Витте перед лицом стольких доказательств… По вашему тону, мистер Лаймен, очевидно, что вы ожидаете худшего. — Он улыбнулся и поставил кофейную чашку. — Возможно, нам удастся воспользоваться «самой маленькой надеждой» Гёте объединенными усилиями…
Лаймен покачал головой:
— Не вижу, каким образом, хотя ценю ваше предложение помощи. Я могу лишь попытаться поставить столько вопросительных знаков после косвенных улик Бруно, что жюри вынесет вердикт о невиновности на основании сомнений. Учитывая упорное молчание де Витта, любая попытка доказать его невиновность была бы пустой тратой времени.
Лейн опустил веки, и Лаймен умолк, с любопытством изучая его лицо. Когда актер открыл глаза, адвокат увидел в их серых глубинах искорки юмора.
— Знаете, мистер Лаймен, — сказал Лейн, — меня удивляет, что никто из острых умов, занимающихся этим делом, не смог проникнуть сквозь вуаль несущественного и разглядеть под ней абсолютно очевидную — по крайней мере, для меня — правду.
На лице Лаймена мелькнула надежда.
— Вы имеете в виду, — быстро спросил он, — что располагаете фактом, неизвестным всем нам и могущим доказать невиновность де Витта?
Лейн глубоко вздохнул:
— Скажите, мистер Лаймен, вы искренне верите, что де Витт не убивал Вуда?
— Это нечестный вопрос, — пробормотал адвокат.
Лейн улыбнулся и кивнул:
— Ладно, оставим это… Что касается очевидной правды, которую я упомянул только что, и вашего моментального вывода, что я обнаружил нечто новое… Мистер Лаймен, я знаю лишь то, что знают инспектор Тамм, окружной прокурор Бруно и знаете вы сами, благодаря изучению фактов и обстоятельств, приведших к роковой ночи. Я чувствую, что де Витт, обладающий проницательным умом, тоже мог бы увидеть правду при других обстоятельствах, когда он не являлся бы центральной фигурой.
Лаймен вскочил со стула.
— Ради бога, мистер Лейн, что вы имеете в виду? — воскликнул он. — У меня вновь появляется надежда!..
— Сядьте, мистер Лаймен, — сказал Лейн. — Слушайте внимательно и, если хотите, делайте записи…
— Одну минуту, сэр! — Лаймен побежал в кабинет и вернулся с диковинным аппаратом. — Это диктофон — можете говорить сколько вашей душе угодно, мистер Лейн. Я буду изучать запись всю ночь, а утром постараюсь ею воспользоваться.
Лаймен достал из ящика стола черный восковой цилиндр, приспособил его к аппарату и передал Лейну микрофон. Актер начал негромко говорить… В половине десятого Лейн распрощался с торжествующим Лайменом, из глаз которого исчезли все следы усталости, а пальцы уже набирали номер телефона.
Сцена 14
ЗДАНИЕ УГОЛОВНОГО СУДА
Пятница, 9 октября, 9.30
Судья Гримм, маленький строгий старичок в черной мантии, торжественно вошел в зал, пристав постучал молотком, шум постепенно стих, и начался пятый день процесса Джона О. де Витта по обвинению в убийстве Чарлза Вуда.
Зал был полон зрителей. Перед судейским креслом, по бокам столика стенографиста, находились два стола. За одним сидели окружной прокурор Бруно, инспектор Тамм и маленькая группа ассистентов, а за другим — Фредерик Лаймен, Джон де Витт, Лайонел Брукс, Роджер Шелтон и несколько клерков.
За перилами в море голов виднелись знакомые лица. В углу, неподалеку от места присяжных, сидел мистер Друри Лейн, рядом маячила сгорбленная фигура Куоси. С другой стороны зала поместились Франклин Эйхерн, Жанна де Витт, Кристофер Лорд, Луи Эмпериаль и Джоргенс, дворецкий де Витта. Неподалеку сидели Черри Браун, соблазнительная даже в трауре, и угрюмый Поллукс. Майкл Коллинз, кусавший губы, сидел в гордом одиночестве, как и Анна Плэтт, секретарша Лонгстрита. В одном из задних рядов можно было видеть неподвижную и непроницаемую миссис Ферн де Витт с вуалью на лице.
Когда вступительная часть подошла к концу, помолодевший Лаймен быстро поднялся, шагнул из-за стола, весело посмотрел на присяжных, усмехнулся окружному прокурору и обратился к судье:
— Ваша честь, первым свидетелем защиты я вызываю обвиняемого — Джона де Витта!
Бруно уставился на адвоката, приподнявшись со стула. Инспектор Тамм озадаченно покачал головой. В зале слышалось удивленное бормотание. На лице окружного прокурора, до сих пор спокойном и уверенном, отразилась тревога. Он склонился к Тамму и зашептал, прикрыв рот ладонью:
— Что, черт возьми, у Лаймена в рукаве? Вызывать свидетелем обвиняемого на суде по делу об убийстве!
Тамм пожал плечами, и Бруно сел, бормоча себе под нос.
Джон О. де Витт тихим голосом принес присягу, назвал свое имя и адрес, после чего занял место свидетеля. В зале суда воцарилось гробовое молчание. Самообладание, почти что равнодушие де Витта казалось таинственным и непонятным. Присяжные напряженно склонились вперед.
— Ваш возраст? — осведомился Лаймен.
— Пятьдесят один год.
— Род занятий?
— Биржевой маклер. До смерти мистера Лонгстрита я был старшим партнером в фирме «Де Витт и Лонгстрит».
— Мистер де Витт, пожалуйста, расскажите суду и присяжным о событиях вечера среды, 9 сентября, начиная с того времени, когда вы покинули ваш офис, и до того, как вы прибыли к парому на Уихокен.
Де Витт заговорил почти беспечным тоном:
— Я покинул филиал фирмы на Таймс-сквер в половине шестого и поехал на метро в Биржевой клуб на Уолл-стрит, где пошел в спортзал, намереваясь размяться перед обедом и, может быть, немного поплавать в бассейне. Там я порезал о какой-то гимнастический снаряд указательный палец правой руки, который начал сильно кровоточить. Клубный врач, доктор Моррис, остановил кровь и продезинфицировал рану. Моррис хотел перевязать палец, но мне это не казалось необходимым, и…
— Одну минуту, мистер де Витт, — прервал Лаймен. — Вы говорите, что вам не казалось необходимым перевязывать палец. Не потому ли, что вы заботились о вашем внешнем виде и…
Бруно вскочил, протестуя против наводящего вопроса. Судья Гримм поддержал протест, и Лаймен, улыбнувшись, спросил:
— Была какая-нибудь другая причина для вашего отказа перевязать палец?
— Да. Я намеревался провести в клубе большую часть вечера, а так как с помощью доктора Морриса рана перестала кровоточить, я предпочел не причинять себе лишних неудобств перевязкой. К тому же это вызвало бы вопросы о несчастном случае, а я весьма чувствителен в подобных делах.
Бруно снова поднялся с протестом. Но судья велел ему умолкнуть.
— Продолжайте, мистер де Витт, — сказал Лаймен.
— Доктор Моррис предупредил, чтобы я был осторожен с пальцем, так как при изгибе или ударе рана могла открыться и кровотечение начаться снова. Отказавшись от плавания, я не без труда оделся и отправился в клубный ресторан с моим другом Франклином Эйхерном. Мы пообедали и провели вечер в клубе с другими моими деловыми знакомыми. Мне предложили присоединиться к игре в бридж, но я отказался из-за руки. В десять минут одиннадцатого я покинул клуб и поехал на такси к пристани у начала Сорок второй улицы…
Бруно опять вскочил на ноги, горячо возражая против «некомпетентных, несущественных и не относящихся к делу показаний» и требуя вычеркнуть их из протокола.
— Ваша честь, — сказал Лаймен, — показания подсудимого важны для защиты, которая намерена доказать невиновность.
