Ирвин Уэлш - Преступление

От бара до особняка, выстроенного с оглядкой на принципы сдержанной роскоши и фунрхиональности, Труди быстро добирается на такси. Бассейн и джакузи размещены в патио со стеклянной крышей и с видом на океан; вода и в бассейне, и в океане в этот час чернильно-синяя, небо такое же. Он пригласил Труди в гости, она подумала о Рэе, нанюхавшемся кокаина, пьяном и, пожалуй, тискающем какую-нибудь шлюху, и согласилась.

Впечатление от Аарона Резингера отнюдь не идет вразрез с впечатлением от его жилища. Волосы у Аарона темные, вьющиеся. Тело мускулистое, со студенческих лет шлифуемое в тренажерных залах. Наверняка трудоголик; поведал, что он — один из немногих уроженцев Южной Флориды. В Университете Майами изучал риелторское дело и городскую архитектуру, капитал нажил в начале девяностых, на буме кондоминиумов. За успех пришлось поплатиться — несколько месяцев назад он разорвал многолетнюю связь.

— Видимо, я с тех пор все никак не залижу раны, — кокетничает Аарон, открывая в улыбке великолепные зубы.

Кофе Труди выпила, коллекцию картин оценила; они с Аароном стоят в патио, смотрят на эфемерную границу между заливом Бискейн и Атлантическим океаном.

— Я построил этот дом и понял: лучшего места не найти, — мурлычет Аарон Резингер. Труди чувствует себя киногероиней, осчастливленной и возвеличенной вниманием конкретного мужчины. Она отвечает на его поцелуй. Сначала без энтузиазма, но при мысли о том, как поступил с ней Рэй Леннокс — с отчаянным желанием забыться. Они разнимают объятие, он откидывает волосы с ее лица, заглядывает в глаза и произносит с искренностью, на взгляд Труди, граничащей с ущербностью:

— Я очень хочу заняться с тобой сексом.

Труди улыбается и позволяет за руку отвести себя в хозяйскую спальню. Она отдает себе отчет в том, что под рассказ об Аароне Резингере за бокалом вина ее подружки будут по очереди прыскать. Но в роскошном доме, при полной луне, под шум прибоя для Труди, разгоряченной алкоголем и мыслями о вероломном, равнодушном женихе, и этот рак — рыба.

В такт собственной дерганой походке Леннокс бьет себя журналом по бедру. Он пытался завязать разговор, но девочка отвечала односложно или вообще не отвечала. Легче добыть информацию у закоренелого преступника. Леннокс не стал давить — угадал тщательно закапсулированную душевную травму.

Во рту будто кошки ночевали, надо жвачку купить. В обществе маленькой американки Ленноксу неловко, слава богу, они добрались до полицейского участка. Однако не хватало, чтобы у девочки возникли подозрения. К счастью, через дорогу обнаруживается забегаловка.

— Я здесь уже бывала, — признается Тианна, — Здесь Стэрри работает.

Возможно, Стэрри сумела бы разрулить ситуацию. Правда, вчера она вела себя как законченная стерва, но вдруг все дело в кокаине? И потом, она же подруга Робин. Подруга ли? Леннокс скоро выяснит.

Работать в заведении под названием «У дядюшки Мано», наверно, необременительно. Зальчик узенький, в виде кочерги, столов как таковых нет, только длинная стойка вдоль стены и стулья. Посетители, пожалуй, могут руками дотянуться до поваров, тут же и стряпающих дежурные блюда; один из них, прикидывает Леннокс, и есть дядюшка Мано. Вторая стойка, оснащенная табуретами, тянется по периметру, вдоль плексигласовых окон. Леннокс так и видит Стэрри — вот она изогнулась, передает тарелки прямо через головы сидящих у той стойки, что ближе к кухне.

Леннокс спорить готов, что при дядюшке Мано Стэрри себе подобного не позволяет. На постере, прикрепленном над стойкой, изображен, без сомнения, именно дядюшка Мано — правда, моложе, стройнее и без лысины, но точно он. Понизу серьезное предупреждение: «Здесь вам не «Бургер Кинг» — здесь все делается по-моему».

Вслед за Ленноксом Тианна неохотно переступает через порог. Вот и дядюшка Мано в деле — орет на официанток, брызжет злобой, достаточно концентрированной, чтобы отравить все съестное в радиусе мили. И тут Леннокс видит, что коридорчик, ведущий в туалет, открывается обеденным залом. Империя Мано, оказывается, включает обеденный зал со столиками, стульями, еще одной стойкой, кассовым аппаратом и дополнительной кухней.

Ленноксу смутно помнится, что накануне Стэрри обмолвилась: она у Мано уже четыре года. Для подобного заведения это, наверно, ужасно долго, прикидывает он. Полупьяная, Стэрри сама над собой язвила, не то хвалилась, не то жаловалась: дескать, в жизни нигде постольку не работала. Не важно, что наличном фронте, не важно, насколько затянулась вечеринка, а в свою смену как штык выхожу, ни разу не откосила. Вчера Леннокс усомнился. Теперь же ему просто неловко выслушивать ответ официантки, на которую только что накричал Мано. В глазах девушки неприкрытая враждебность.

— Ты что, приятель этой сучки? Ну и где она?

— Я надеялся, вы мне скажете.

— Ха! Я-то откуда знаю? Мне пришлось не в свою смену выйти. — Девушка произносит, как выплевывает.

Леннокс и Тианна садятся за столик. Тианна, кажется, рада, что Стэрри нет. Ленноксу хочется молочный коктейль. В свое время они с ребятами пили такие в Нью-Йорке, на Таймс-сквер, когда учились в университете Говарда Джонсона. Вкусно было. Правда, скоро они перешли на «Кровавые Мэри».

Они заказывают шоколадный молочный коктейль и тост с яичницей для Леннокса и кока-колу, бургер и жареную картошку для Тианны. Аппетит у Леннокса быстро улетучивается. Он надкусывает тост с яичницей, роняет желток на «Идеальную невесту», потягивает коктейль, приятно холодящий измученное горло. Девочка, напротив, явно голодна. Она набрасывается на еду, откусывает помногу, почти не жует. Интересно, когда она последний раз ела по-человечески?

— Побудь здесь, — просит Леннокс, поднимаясь. — Я за сигаретами сбегаю. — Ложь срывается с губ легко, как у полицейского, привыкшего к специфическим методам работы.

— Угу, — с набитым ртом отвечает девочка. Теперь глаза ее кажутся Ленноксу огромными. — Сигареты — это клево.

— Сигареты для меня, — раздражается Леннокс и повторяет: — Жди, никуда не уходи.

Из забегаловки Леннокс прямиком направляется к новенькому зданию с вывеской «Полицейский департамент графства Майами-Дэйд». Здание занимает чуть ли не квартал. Внутри, ясное дело, мужчины и женщины, такие же, как его коллеги, и так же зарабатывают на жизнь — правопорядок обеспечивают. Вот ерунда-то: Леннокс опытный полицейский, но даже близко не представляет, что будет говорить. У него тут ни авторитета, ни статуса; он урезан до собственной сущности, а сущность его такова: вечно сомневающийся тип, имеющий дело с обществом, где сомнения считаются непозволительной роскошью. Леннокс застывает у стеклянных дверей. «Сейчас не время колебаться. Сейчас время действовать».

Парень вроде Даги Гиллмана шагнул бы через порог и заявил дежурному офицеру о похищении человека, о ребенке, оставшемся без попечения родителей, о сексуальных домогательствах и попытке изнасилования несовершеннолетней. Причем не просто заявил, а с презрением: дескать, куда у вас тут, в Штатах, полиция смотрит. Именно на такой тон настраивает себя Леннокс, стоя у стеклянной двери; он думает о своем брате Стюарте, актере — Стюарт рассказывал, как входит в роль.

Леннокс открывает дверь и видит женщину огромных размеров, грудью навалившуюся на стойку ресепшена. Невероятный зад, обтянутый розовыми леггинсами, заслоняет от Леннокса дежурного офицера, пишущего со слов великанши. Наконец офицер отрывается от записей, и они с Ленноксом застывают в обоюдном шоке.

Первым открывает рот Ланс Диринг — в тот момент, когда Рэй Леннокс, поддавшись побуждению немедленно бежать, резко поворачивается спиной.

— Рэй, подожди минутку…

Но Ланса обрывает бочка в розовых леггинсах:

— Вышвырните из моего дома этого урода! У него прав таких нету — в моем доме жить!

— Мэм, если вы позволите… — Диринг делает шаг из-за стойки.

Рэй Леннокс торопится к стеклянным дверям, прочь из полицейского участка. Его стаккато по ступеням напоминает «собачий вальс» в исполнении концертного пианиста. Ступени заканчиваются, Леннокс переходит на рысь, а затем и на спринт. Перерыв в занятиях спортом более чем заметен: начинается резь в боку, одышка, боль в мышцах. Панели под его подошвами все в трещинах и выбоинах, Леннокс всерьез боится упасть. Затем открывается второе дыхание, и Леннокс почти летит.

Тианна там, где он ее оставил, доедает, косится на журнал. По Ленноксову виду девочке ясно: что-то случилось — и прежде чем Леннокс оказывается у стола, она запихивает в рот сразу несколько ломтиков картошки, сдобренных кетчупом.

— Нам надо идти, — выдыхает Леннокс, отсчитывая банкноты.

— Ты что-нибудь узнал про маму? — Вопрос девочки заставляет Леннокса вспомнить о собственной матери.