Агата Кристи - Подвиги Геракла

— Он сказал, — нехотя прошептала Диана, — примерно неделю назад, что отец был прав и что уход с флота — это единственное, что ему оставалось сделать.

— Вы его спросили — почему?

— Естественно. Но он не ответил.

Минуту или две Пуаро размышлял.

— Не случалось ли в ваших краях, — продолжал он, — в последнее время чего-нибудь необычного? Ну, примерно год назад. Чего-нибудь такого, что вызвало бы много толков и разговоров у местных жителей.

— Не понимаю, что вы имеете в виду? — вспыхнула Диана.

— Вам лучше все рассказать мне, мадемуазель Диана, — спокойно и уверенно настаивал Пуаро.

— Но ничего не было такого, что вы имеете в виду.

— А что было?

— Да ничего особенного, — неохотно начала Диана. — На фермах всегда случаются странные вещи. Чья-то месть или проделки деревенского глупца.

— Так что же все-таки произошло?

— Был переполох из-за каких-то овец, — неохотно начала Диана. — Им перерезали горло. О! Это было ужасное зрелище. Все они принадлежали одному фермеру, а он — неприятный человек. Его недолюбливают в округе. Полиция и решила, что кто-то имеет зуб на него и таким образом ему отомстили.

— Но человека, который это сделал, так и не нашли? — спросил Пуаро.

— Нет, — ответила Диана и тут же страстно добавила: — Но если вы предполагаете…

Пуаро остановил ее движением руки.

— Вы ничего не знаете о моих предположениях, — сказал он. — Скажите мне лучше, мадемуазель, ваш жених обращался к врачам?

— Думаю, что нет.

— Но это же самое простое решение.

— Он не пойдет к врачам, — медленно произнесла Диана. — Он их ненавидит.

— А его отец?

— Я думаю, что адмирал тоже не доверяет врачам. Говорит, что все они шарлатаны.

— А как сейчас выглядит адмирал? — спросил Пуаро. — Он здоров? Счастлив?

— Он очень постарел, — почти шепотом сказала Диана, — особенно…

— Особенно за последний год?

— Да. Стал просто развалина, ну, прямо ходячая тень.

Пуаро задумчиво кивнул.

— А он охотно одобрил помолвку сына год назад? — спросил Пуаро. — Не возражал?

— Нет. Дело в том, что наше поместье граничит с его владениями. Мы знакомы уже много лет. Он был очень доволен, когда Хью сделал мне предложение.

— А сейчас? Что он говорит о расторжении помолвки?

Голос девушки задрожал.

— Вчера я встретила его, — сказала она. — Выглядел он ужасно. Он взял меня за руку и сказал: «Тебе тяжело, девочка, я понимаю. Но мой мальчик поступает правильно — для него это единственный выход».

— Поэтому вы и решили прийти ко мне? — спросил Пуаро.

— Да, — ответила девушка. — Вы сможете мне помочь?

— Не знаю, — ответил Пуаро. — Но я могу приехать и попытаться разобраться на месте.

II

Возвратившись домой, Диана сразу же позвонила адмиралу Чандлеру, и спустя некоторое время она и Эркюль Пуаро прибыли в усадьбу Лайд-Минор, где на длинной террасе их уже ждал накрытый для чая стол. За столом их ожидали трое: адмирал Чандлер — седой, с темными грустными глазами, выглядевший старше своих лет; он сидел так, словно на его плечи давила какая-то тяжесть, полковник Фробишер, его старый друг — сухощавый, невысокого роста, мужчина с рыжеватыми волосами, чуть тронутыми сединой на висках. Это был подвижный, импульсивный, энергичный человек, похожий чем-то на терьера, но с необыкновенно проницательными глазами. У него была привычка сдвигать брови и, опустив голову, выдвигать ее вперед, в то время как его проницательные глазки прощупывали собеседника насквозь.

Третьим был Хью Чандлер, сын адмирала, который больше всего поразил Пуаро. Высокий, стройный, атлетически сложенный молодой человек с хорошо развитой грудной клеткой, широкими плечами и с каштановыми волосами. В нем чувствовались огромная сила и твердый характер.

— Великолепный экземпляр, не так ли? — тихо спросил полковник Фробишер, заметив, что Пуаро внимательно наблюдает за юношей.

Пуаро согласно кивнул головой. Они с полковником сидели рядом. Остальные трое занимали места за дальним концом стола и оживленно, хотя и несколько натянуто беседовали.

— Да, он великолепен, ничего не скажешь, — восхищенно пробормотал Пуаро. — Он как молодой бычок, да, можно сказать, как прекрасный критский бык, предназначенный в жертву Посейдону. Великолепный образец здоровья.

И, помолчав, добавил:

— Выглядит вполне здоровым, не так ли?

Фробишер вздохнул. Его проницательные глаза украдкой следили за Пуаро.

— Я знаю, кто вы, — наконец не выдержал и решился он.

— О, это не секрет, — отмахнулся Пуаро королевским жестом, который должен был означать, что Пуаро приехал не инкогнито, а под своим именем и что у него нет причины его скрывать.

— Диана ввела вас в курс дела? — спросил, помолчав немного, Фробишер.

— Какого дела?

— Дела молодого Хью… О, вижу, она вам все рассказала, хотя я, честно сказать, не понимаю, почему она обратилась именно к вам. Я и не предполагал, что дела такого рода по вашей части. Скорее всего, я думаю, здесь необходимо вмешательство медицины.

— Любые дела по моей части… — ответил Пуаро и, заметив удивленный взгляд полковника, спросил: — Вы удивлены?

— Я хотел сказать, что не понимаю, чего она ждет от вас и что вы сможете сделать.

— Мисс Маберли — храбрая девушка.

Полковник кивнул в знак согласия.

— Да, вы правы, сказал он. — Она действительно храбрая и боевая девушка, хотя еще ребенок. Она этого так не оставит. Но есть вещи, против которых человек бессилен.

Его лицо как-то сразу осунулось.

Пуаро еще понизил голос.

— Наследственное безумие, насколько я понял? — осторожно спросил он.

Фробишер кивнул.

— Проявляется время от времени, — сказал он. — Через поколение или два. Дед Хью был последним в этом роду.

Пуаро бросил быстрый взгляд в сторону сидящей напротив троицы. Диана ловко поддерживала разговор, смеясь и добродушно подтрунивая над Хью. Со стороны можно было подумать, что для них не существовало никаких проблем и им не о чем было беспокоиться.

— А как проявлялось безумие у деда Хью? — осторожно спросил Пуаро.

— Старик стал раздражительным, даже агрессивным в последние годы жизни. Он был нормальным Лет до тридцати. Затем начались странности. Прошло какое-то время, и это стали замечать посторонние люди. Пошли различные разговоры, слухи, хотя кое-что удавалось скрыть. И все же, — полковник расправил плечи, — шила в мешке не утаишь. Когда он свихнулся окончательно, пришлось отправить его в психиатрическую клинику.

Помолчав немного, он добавил:

— И дожил он, кажется, до глубокой старости. Этого, конечно, боится и Хью. Вот почему он не хочет обращаться к врачам. Он боится, что его поместят в психиатрическую клинику и там, ему придется жить до самой смерти. Я его понимаю и не осуждаю. Я бы чувствовал то же самое.

— А адмирал? — спросил Пуаро. — Как он себя чувствует?

— Это вконец сломило его, — коротко бросил полковник.

— Он сильно любит своего сына?

— Сын для него все. Дело в том, что его жена утонула, когда мальчику было всего лишь десять лет. С тех пор он живет только для сына.

— Он любил жену?

— Он боготворил ее, — сказал полковник и насупился. — Все обожали ее. Она была самой очаровательной женщиной из всех, которых я когда-либо встречал. — Он помолчал немного и неожиданно резко обратился к Пуаро: — Хотите взглянуть на ее портрет.

— С удовольствием, — согласился Пуаро.

Фробишер отодвинул стул и встал.

— Я пойду покажу кое-что господину Пуаро, — громко сказал он, обращаясь к адмиралу. — Он коллекционер и немного разбирается в живописи.

Адмирал сделал неопределенный жест. Тяжело ступая, Фробишер пошел по террасе. Пуаро последовал за ним. На мгновение лицо Дианы утратило маску веселья и приобрело вопросительно-ожидающее выражение. Хью тоже поднял голову и внимательно посмотрел на маленького человека с большими черными усами.

Пуаро последовал за полковником Фробишером. Вначале, когда он вошел в дом после солнечного света, ему показалось, что там так темно, что он не сможет отличить один предмет от другого. Но постепенно, освоившись в полумраке, он увидел, что в нем много красивых антикварных вещей.

Полковник привел его в картинную галерею, которая находилась в другом конце дома. На стенах висели портреты умерших и погибших Чандлеров со строгими или веселыми лицами. Мужчины были в придворной одежде или в морской форме, женщины — в атласе и в жемчугах.

Наконец Фробишер остановился у одного из портретов в конце длинного зала.

— Ее рисовал художник Ориен, — резко произнес он.

Они стояли перед портретом высокой молодой женщины с золотисто-каштановыми волосами и жизнерадостным лицом. Она держала за ошейник борзую.