Герд Нюквист - Травой ничто не скрыто...
Полковник Лунде был в синем костюме. Я видел, что костюм очень старый. Настолько старый, что снова стал модным: тройка с жилетом и узкими брюками. Наверно, полковник был совершенно неотразим в этом костюме в годы, когда носили подложенные плечи и брюки с манжетами. Вообще должен признаться: самое большое впечатление на меня произвел полковник Лунде. Он был по-настоящему элегантен — я понял, что никогда раньше не замечал, насколько он хорош собой, как красивы его выразительное смуглое лицо и густые с проседью волосы.
Кристиан явился ровно в четверть восьмого.
— Ты почему не в постели? — спросил он.
— Сейчас лягу, — сказал я. — По правде сказать, я чувствую себя неважно…
Но тут Кристиан направил лучи своего обаяния на трех дам Лунде.
— Фрёкен Лунде, вы очаровательны…
Я не стал слушать, как он разливается соловьем. Я знал своего брата.
— Ну, желаю повеселиться… — сказал я. — А я пойду лягу.
— Теплое молоко в кухне, — сказала фрёкен Лунде.
— Жаль, что мы с тобой не потанцуем, — сказала Виктория.
— Мне самому жаль, — ответил я. За весь этот вечер я в первый раз сказал правду.
Я подождал, прислушиваясь, пока уедет машина Кристиана.
Потом сорвал с себя ненавистный шарф.
— Сержант Вик… — окликнул я.
— Слушаю, — отозвался сержант Вик.
Я обернулся и только тут его обнаружил.
— Сержант Вик, никого не впускайте в дом, пока вся семья не вернется в два часа ночи. Вас тогда здесь уже не будет, но вы передадите это распоряжение сержанту Эвьену. Если кто-нибудь из семейства Лунде неожиданно возвратится раньше, немедленно сообщите об этом мне. Я буду на чердаке. Предупредите меня сразу же.
Сержант Вик выслушал меня не моргнув глазом.
— Будет сделано, — сказал он.
Я поднялся к себе в комнату, открыл шкаф и вынул из него гвоздодер, принадлежавший Государственному управлению строительства и недвижимости. Потом извлек из шкафа мешок с лодочными сигнальными фонарями.
Сердце у меня колотилось.
Я поднялся на чердак и зажег лампу. Потом опустил жалюзи. Кто знает, что подумают соседи, если вдруг увидят, что в доме полковника Лунде горит свет, похожий на фотовспышку.
После этого я зажег сигнальные фонари.
Для верности я начал с того, что годами уже проделывали другие.
Когда-то я видел фильм, где изумруды были нашиты на платье, отделанное стеклярусом. Черт возьми, как назывался этот фильм? Ах да, вспомнил — «Газовый свет».
Не знаю, как долго я провозился. Начал я с одного конца чердака и методически продвигался дальше. Я вынимал из сундуков одно платье за другим. Обшаривал карманы, ощупывал швы.
Я вытряхнул на пол книги из ящиков. Не знаю, сколько там было томов, Я работал как одержимый. Я сбросил с себя куртку и понимал, что мне ее уже не найти. Я извлекал одну книгу за другой, рассматривал со всех сторон, потом большим пальцем правой руки перебирал страницы. Спасибо еще, что я привык иметь дело с книгами Но между страницами книг не нашлось ничего интересного.
Я уложил книги обратно в ящики. Я вовсе не собирался наводить на чердаке порядок, просто надо было оглядеться и решить, что делать дальше, ведь, когда я выпотрошил содержимое ящиков, на полу не осталось ни одного свободного сантиметра.
Вот большая коробка со старыми письмами.
Я начал отчаиваться. Если я стану читать все письма подряд, на это уйдет много дней. Угрызений совести я, признаюсь, не испытывал. Я наудачу стал извлекать письма из конвертов — приглашения, старые счета, изредка личные письма. Но и в них ничего достойного внимания не нашлось.
Тогда я принялся за старую мебель.
В старом секретере было множество ящиков. Может, один из них с двойным дном? Я начал выдвигать ящики. На пол посыпались пуговицы, полоски китового уса для корсета, пасьянсные карты, незаконченные вышивки, старые тетради с записью расходов.
Я сорвал с себя галстук.
Я вспорол плюшевую обивку двух колченогих стульев, которые стояли под углом друг к другу и друг друга поддерживали. Стоило мне дотронуться до стульев, как на пол рухнула стоячая вешалка. Она переломилась надвое. Падая, она взметнула серое облако паутины, скопившейся на ее верхней полке.
Сигнальные огни с моей мирной парусной лодочки отбрасывали на потолок резкие светотени.
Вот связанные веревкой комплекты старых газет и журналов.
Перочинным ножом я перерезал веревки. Стопки журналов расползлись по полу, я растянулся на них. Здесь были не только газеты и еженедельники.
Здесь были комплекты журнала «Самтиден» за двадцать пять лет.
Но в ту минуту я забыл, что я кандидат филологических наук. Даже «Самтиден» был для меня всего-навсего старой бумагой. Я перелистал комплекты и ничего не нашел между пожелтевшими страницами.
У меня уже не было времени разложить «Самтиден»; по годам. Я сгреб журналы в одну огромную груду.
Ящик со старым фарфором. Каждый предмет завернут в газетную бумагу. Я стал действовать осторожнее. Но это оказались просто разрозненные старые сервизы. Ящик со старыми кастрюлями и формочками для печенья — я вывалил их на пол.
У меня было только одно преимущество — мне не надо было стараться соблюдать тишину.
Поэтому я в несколько часов управился с тем, на что другие, работавшие тайком, тратили много ночей.
Зато чердак полковника Лунде напоминал теперь поле битвы.
Я посмотрел на часы.
Близилась полночь. Я начал волноваться. Теперь все мои надежды были только на милейшего архитектора, начальника отдела, и на гвоздодер, принадлежащий одному из его парней.
Больше надеяться было не на что.
Зато теперь мне предстояло самое главное.
Потому что было ясно — что бы ни припрятала старуха Лунде, она припрятала это именно там, где сказал архитектор.
Я отодвинул разворошенные ящики с книгами подальше от стены. Потолок здесь был такой низкий, что мне пришлось согнуться чуть ли не вдвое.
И тут я вооружился гвоздодером.
Теперь надо было действовать последовательно. Взяв один из сигнальных фонарей, я повесил его прямо против угла, с которого решил начать. Дощатый настил этой части пола состоял из коротких половиц, в точности как описывал архитектор.
Я пощупал крайнюю половицу в углу. Она прочно держалась на своем месте. Но я сразу заметил, что она не прибита, Я взял гвоздодер и отодрал половицу.
Мой друг архитектор оказался прав.
Под крайними половицами было пустое пространство. Никакой засыпки — совершенно пустое пространство до самых балок потолочного перекрытия. Полнейшая пустота, Я перевесил фонарь и стал отдирать половицу за половицей.
Пот ручьями стекал по моей спине, на лицо налипли пыль и паутина.
Черт бы побрал старуху Лунде! Впрочем, о покойниках дурно не говорят…
Ладно, не буду говорить дурно о старухе Лунде, Но позвольте заметить, почтенные господа судьи, если когда-либо была на свете старуха, хитрая, как дьявол, это была именно прабабка Лунде. Конечно, если ее слова правда. Потому что скорее всего она просто выжила из ума. Пропади она пропадом! Как можно найти то, что она запрятала? Разве что разнести по бревнышку весь чердак?
Но, может, прабабка Лунде и рассчитывала, что кто-нибудь когда-нибудь разнесет ее чердак по бревнышку?
И она ведь оказалась права. Я и пытаюсь разнести ее чердак по бревнышку, правда, не весь чердак, но все же я выламываю половицы одну за другой.
Наконец с одной стеной я покончил.
С большим трудом я пробрался к противоположной стене и, согнувшись, стал отодвигать ящики. Потом перевесил сигнальный фонарь, снова взял гвоздодер и начал отдирать половицы.
Я уже ни о чем не думал, Я действовал как автомат.
Автомат, вооруженный гвоздодером, который выворачивает одну коротенькую половицу за другой. Автомат, который орудует, согнувшись в три погибели, чтобы уместиться под низким потолком у края ската.
Я поддел очередную половицу гвоздодером и стал ее расшатывать.
Потом, все так же автоматически, рванул гвоздодер, чтобы вывернуть половицу.
Постой, постой…
Мои глаза не поспевали за моими движениями. Но тут я придержал гвоздодер, который стал как бы продолжением моей руки, — и замер.
Потом заглянул в углубление под половицей, которую я уже успел отодрать. Поднял фонарь и внимательно оглядел углубление.
Меня прошиб ледяной пот.
Я отставил фонарь, отложил в сторону гвоздодер, потом наклонился и вынул из углубления это.
Это была маленькая железная шкатулка. С виду напоминающая старинную шкатулку для рукоделия. Только из железа.
Я опустился на пол, прижимая ее к груди и не отрывая от нее глаз. А что, если она заперта? Старинная железная шкатулка без всяких украшений. Наверняка она заперта.
Не знаю, сколько времени просидел я так, прежде чем сообразил, что это можно проверить. Не знаю.
