Алан Милн - Бокал вина
Он заметил различие в наших словах и улыбнулся. Я сказал «людей», а не «других людей». И я не сказал «разыскиваемого» убийцу. Потому что уже нашел его.
«И к тому же, — продолжал я, — на машинке был напечатан текст поздравительного послания».
«Было ли в нем что-то примечательное?» — спросил он.
«Нет, не считая того, что написано оно было эзоповским языком».
«Мой дорогой юноша, Эзоп здесь ни при чем, ведь это простое поздравление ко дню рождения — любой бы написал его так», — возразил он.
«Любой представитель вашего сословия, сэр Вильям, который знал бы вас обоих. И больше никто… Вот завтра день рождения инспектора Тотмена… („Которым он все уши нам прожужжал, черт бы его побрал“, — добавил я про себя.) И если я пошлю ему бутылку виски, то молодой Робертс — это наш констебль, вы могли его видеть, он ожидает меня внизу (по-моему, я достаточно ловко дал ему понять, что я не один), — этот Робертс мог бы свободно угадать текст моего поздравления, как мог бы это сделать любой у нас в Ярде, кто знает нас обоих. А вот вы не смогли бы угадать этот текст, сэр Вильям!»
Он смотрел сквозь меня невидящим взором. Я спрашивал себя, о чем он думает. Наконец он произнес:
«Вы, вероятно, написали бы так: „Долгой жизни и всех благ, с наилучшими пожеланиями от восхищенного…“»
Это было непостижимо. Во-первых, то, что он действительно обдумывал это, когда у него были более серьезные проблемы, над которыми стоило бы призадуматься, а во-вторых, что у него действительно все очень складно получилось. Это «от восхищенного» означало, что он изучил Тотмена так же, как сейчас изучает меня, и догадался, как бы я подольстил своему начальнику.
«Вот видите, — он улыбнулся, — это совсем нетрудно. И тот факт, что воспользовались моей карточкой, является сам по себе убедительным доказательством моей невиновности, не так ли?»
«Для присяжных — пожалуй, — сказал я, — но не для меня».
«Я надеюсь, что смогу убедить вас… — пробормотал он. — Так что же вы собираетесь делать?»
«Я собираюсь, разумеется, представить свою версию завтра же инспектору Тотмену».
«О! Великолепный сюрприз для него ко дню рождения. И что, по-вашему, он предпримет?»
Тут он меня поддел, причем преднамеренно.
«По-моему, ВЫ тоже знаете его, сэр», — сказал я.
«Да, знаю», — улыбнулся он.
«А также и меня, смею заметить, и любого встречного вы схватываете на лету. Но и у обычных людей вроде меня бывают внезапные озарения — ведь я сумел раскусить вас, сэр? Не правда ли? И я почти уверен, что если мы привлечем вас в качестве свидетеля и вы примете присягу, то лжесвидетельство вам будет менее по вкусу, чем признание в убийстве».
«А ВАМ — нет?» — спросил он молниеносно.
«Я считаю, — ответил я, — что есть немало людей, которых следовало бы убить. Но я — полицейский, и мои мысли не меняют существа дела… Ведь вы убили Перкинса, не так ли»?
Он кивнул, а затем произнес чуть не с ухмылкой:
«Истощение нервной системы… Любой специалист подтвердит этот диагноз под присягой».
Видит бог, человек он был неплохой. И мне было действительно жаль, когда на следующий день его нашли мертвым — он пустил себе пулю в лоб. А впрочем, что еще оставалось ему делать? Он знал, что находится в моих руках…
И Фред Мортимер умолк… Я запротестовал: он не должен был обрывать рассказ вот так, внезапно.
— Мой друг, — молвил Мортимер, — это не конец. Мы сейчас только подходим к самой волнующей части, от которой у вас волосы встанут дыбом.
— Если так, — сказал я улыбаясь, — тогда, выходит, все рассказанное вами до сих пор — не более чем вступление?
— Вот именно. Теперь слушайте. В пятницу утром, еще перед тем, как мы узнали о смерти сэра Вильяма, я пошел с докладом к инспектору Тотмену. Его не было. Никто не знал, где он. Позвонили ему домой… Теперь держитесь крепче за ножку стола… Когда привратник вошел в квартиру Тотмена, то обнаружил, что инспектор мертв…
— Боже мой! — воскликнул я.
— …А на столе стояла откупоренная бутылка виски и рядом с ней визитная карточка. И чья карточка, по-вашему?! Моя! И что, как вы думаете, на ней было напечатано?.. «Долгой жизни и всех благ, с наилучшими пожеланиями от восхищенного…», далее следовало мое имя. Мое счастье, что со мной накануне был молодой Робертс. Мое счастье, что у него талант все замечать и запоминать. Мое счастье, что он мог подтвердить, какой формы было чернильное пятно на визитной карточке, которую я передал сэру Вильяму. И могу добавить: мое счастье, что мне поверили, когда я изложил слово в слово свою беседу с сэром Вильямом, как изложил ее только что вам. Мне, конечно, сделали официальное замечание за превышение полномочий — в сущности, справедливо. А неофициально мною были очень довольны. Естественно, мы не могли ничего доказать, и самоубийство сэра Вильяма было отнесено за счет необъяснимых. А спустя месяц меня произвели в инспекторы.
Мортимер налил себе вина в бокал и выпил, пока я переваривал эту необычайную историю.
— Теоретически, — сказал я, задумчиво протирая очки, — можно предположить, что сэр Вильям послал отравленное виски не столько с целью избавиться от Тотмена, которого едва ли стоило опасаться, сколько с целью дискредитировать вас. И полностью развенчать вашу версию убийства Перкинса.
— Совершенно верно.
— А затем, в последний момент, он понял, что дальше не сможет жить, или тяжесть его преступлений вдруг стала слишком велика для него, или…
— Что-то в этом роде. Никто никогда об этом не узнает…
Я посмотрел через стол в неожиданном возбуждении, почти в страхе.
— Помните, что он сказал вам? — произнес я, медленно воспроизводя слова сэра Вильяма, чтобы полнее вникнуть в их значение: — «Тот факт, что воспользовались моей карточкой, является сам по себе убедительным доказательством моей невиновности…» А вы сказали: «Но не для меня». И он ответил:
«Я надеюсь, что смогу убедить вас». И ВОТ КАК ОН ЭТО СДЕЛАЛ! Ведь тот факт, что была использована ваша карточка, послужил убедительным доказательством вашей невиновности!
— Здесь несколько иное дело. Доказательством послужило то, что в его распоряжении была моя визитная карточка с особыми приметами, которая и была затем использована, а также то, что именно он совершил первое убийство. Отравивший однажды навсегда остается отравителем.
— Действительно… так… Очень вам благодарен за рассказ, Фред. И все же, — заметил я, покачивая головой, — то, что вы хотели доказать, так и осталось недоказанным.
— Что именно?
— Что в самой простейшей версии может заключаться истина. В деле Перкинса — да. Но не в случае убийства Тотмена.
— Простите, я не совсем вас понимаю.
— Мой дорогой друг, — сказал я, поднимая палец, чтобы особо подчеркнуть мою мысль, так как мне показалось, что вино малость разобрало его, — ведь простым объяснением смерти Тотмена было бы — не правда ли? — то, что вы послали ему бутылку с отравленным виски.
Старший инспектор Мортимер посмотрел на меня с удивлением.
— Но ведь я так и сделал… — сказал он.
Теперь вы понимаете, в чем состоит мое «жуткое» затруднение… Я едва мог слушать, а он спокойно продолжал:
— Я никогда не любил Тотмена, и он стоял на моем пути, но я не думал всерьез о том, чтоб убрать его, до того момента, как моя визитная карточка попала снова ко мне в руки. Как я вам уже говорил, сэр Вильям бросил ее в корзину для бумаг и повернулся к окну, и тут я подумал: проклятье, ВЫ можете позволить себе швыряться визитными карточками, но не я. Это последняя карточка, оставшаяся у меня. И если она не нужна вам, то нужна мне. И я наклонился — вполне естественно, будто завязываю шнурок на ботинке, — так, чтобы заслонить собою корзинку, потому что, конечно, вынимать оттуда визитную карточку было весьма неприлично и я не хотел быть застигнутым за этим занятием; и, только уже пряча карточку к себе в карман, я снова обратил внимание на чернильное пятно и вспомнил, что Робертс видел его. В одно мгновение у меня созрел план, простой и надежный. И, начиная с этого момента, все, о чем я рассказывал, было только подготовкой к его осуществлению…
Мортимер повертел ножку бокала в руках.
— Вероятно, я, как и сэр Вильям, скорее скажу правду, чем солгу. А здесь все было правдой: и то, как сэр Вильям узнал о дне рождения Тотмена, и то, как он угадал, что я употребил бы именно такие слова. Не думайте, что я хотел обвинить сэра Вильяма в том, чего он не совершил. Мне он понравился. Но он почти сказал мне, что не собирается ждать того, что ему предстоит. И потом, ведь он уже совершил одно убийство… Вот почему в тот вечер я незаметно пробрался к квартире Тотмена с бутылкой и оставил ее у дверей.
Он встал и потянулся.
— Ну да ладно, это было очень давно. До свидания, старина, мне пора уходить. Благодарю за угощение. Не забудьте, вы обедаете со мной во вторник. Я достал для вас бургундское…
