Доминик Сильвен - Когда людоед очнется
К своему изумлению, он обнаружил Малыша Луи и Жана-Кристофа развалившимися у водопада. Пугало из ржавых консервных банок пялилось на них с самым идиотским видом.
— Эй вы, подъем! Если еще не заметили, вас ждут не дождутся работа и ветки.
— А мы ждем Бернара, — отвечал Жан-Кристоф с видом молокососа, которого во время первого причастия застукали за распитием церковного вина.
— «Мы ждем Бернара», — передразнил его Ману. — А зачем?
— С какой радости нам вкалывать больше его? — возразил Малыш Луи своим привычным тоном кузена начальника.
— Мне нравится твой ход мысли. А если Бернар заболел, вы так и будете ждать, пока каштаны, словно кошки, сами на себя наведут красоту?
— Ну ладно, сейчас начнем.
Малыш Луи и в самом деле родственник Блеза Макера и иной раз этим пользуется, но он неплохой парень, хоть и размазня. Ману наблюдал за этими шутами, пока они надевали на себя снаряжение, не позволявшее свалиться с каштанов, а потом направился к сараю с инструментами, размышляя, куда же запропастился их товарищ. Несмотря на свое сходство с гориллой, Бернар работы не боялся, и хотя он никогда не порол горячки, это не мешало ему работать за троих Малышей Луи. Если не за четверых.
Погрузившись в свои мысли, Ману миновал Ганди и Горбачева, даже словечком с ними не перемолвившись. Дверь сарая была приоткрыта, и он ускорил шаг. Кто-то взломал замок. Он обнаружил на скамье грузное тело, услышал раскатистый храп и приблизился к спящему. Это был Бернар. Вокруг стоял запах перегара, способный пробудить катакомбы под Монсури. Ману сжал его плечо, потряс, похлопал по щекам. Бернар захрапел пуще прежнего. Что все это значит? Никогда еще гризли не вел себя как забулдыга. Он всегда первым брался за лопату или пилу для обрезки деревьев. Ману вышел из сарая и, обнаружив у себя на ладони красные следы, принюхался. Не похоже на краску или удобрения. Тогда он вернулся к Бернару и не без труда перевернул его на спину. Лицо у того было расцарапано, словно он сцепился с мартовским котом.
Душераздирающий крик заставил Ману вздрогнуть. Женский крик.
Он бросился на шум. Рядом с высоким Кеннеди и вооруженным вилами чучелом из йогуртовых упаковок джоггеры окружили Малыша Луи и Жан-Кристофа. Само собой, эта парочка не упустит возможности подольше отлынивать от работы. И ни одного сторожа в поле зрения. Один из тюленей-спортсменов успокаивал девушку в шортах.
— Черт возьми, что происходит? — вскричал Ману, выведенный из себя тем, что все будто сговорились испортить ему чудесное утро.
И тогда он разглядел туфлю, валявшуюся под секвойей dendrum gigantum.
Он обогнул долговязого Кеннеди. Лужайка плавилась под слепящим солнечным светом, и, вытянувшись, в этом сиянии лежала девушка. Иссиня-черные волосы, в лице ни кровинки, фиолетовые губы, нос и уши в пирсинге, футболка с черепом, кожаные браслеты с заклепками, одной туфли не хватает. Ману подумал об эпилептическом припадке, вспомнил, что нужно поскорее запрокинуть ей голову, чтобы не запал язык. А потом понял, что мозг изо всех сил пытается убедить его, будто девушка еще жива. Ноги подкосились, так что пришлось уцепиться за вилы дурацкого чучела. Глаза умершей остекленели. Он заставил себя коснуться ее предплечья: оно оказалось твердым и холодным, словно камень. Весь дрожа, он вернулся к зевакам, изо всех сил стараясь держать голову прямо.
— Ману, что делать-то будем? — запинаясь, спросил его Жан-Кристоф.
— Иди к сторожам, скажи, чтобы вызвали легавых.
— У меня есть телефон, — предложил один из джоггеров. — Я сам могу позвонить.
Ману заставил себя думать. Стаканчик белого, выпитый у Зазы, этому не способствовал.
— Нет-нет, мы не должны разбредаться, это может все запутать, надо соблюдать правила, сторожа — представители правопорядка, будем действовать через них, это необходимая инстанция, иначе все обрушится на нас, садовников, и с такой высоты, что мало нам не покажется: камнями закидают, как в старину.
Ману попятился, делая вид, что он тут ни при чем, а потом бросился к сараю с инструментами. Его терзало дурное предчувствие. А пока он был готов на все, чтобы разбудить Бернара. Окунуть его головой в тазик с гуано, сунуть нашатырь под нос, уколоть вилами и проделывать это столько раз, сколько потребуется.
2
Все четверо были в плотных комбинезонах, но только судмедэксперт и его ассистент — в защитных шлемах с козырьком. Лейтенант Николе страдал от жары, однако старался выглядеть спокойным и сосредоточенным, как его шеф. Ему еще не случалось вдыхать смрадный воздух Института судебной медицины в такую рань. Саша Дюген горы свернул, чтобы ускорить вскрытие, но свободное время нашлось только в шесть часов утра.
Николе хотелось одного: чтобы все поскорее закончилось. К несчастью, древний медэксперт Арман Дювошель, которого шеф хорошо знал и щадил, не любил суетиться. Он подтвердил, что жертва не подвергалась сексуальному насилию, а потом долго дивился неповрежденным венам и носовым пазухам рокерши, жившей в захватившей пустой дом общине и увлекавшейся вампирским макияжем, неторопливо изучал бледное, все в пирсинге лицо.
— Тебе не кажется, Саша, что эта девица похожа на ночь в полнолуние?
Людовик Николе отнес это неожиданное лирическое отступление на счет весны. Впрочем, замечание никак не подействовало на его шефа. Со слабым вздохом Дювошель раздвинул накрашенные фиолетовой помадой губы, посветив лампочкой, осмотрел полость рта, покопался внутри жутким на вид металлическим инструментом и извлек какую-то белесую полоску. Поддавшись общей атмосфере, Николе подумал о лунном луче. И тут же мысленно дал себе пощечину. Меня как-никак зовут Людовик Николе, а не Артюр Рембо, я легавый, а не какой-нибудь прóклятый поэт,[3] чтоб ему пусто было!
— Фрагмент пластикового пакета, — определил патологоанатом. — Края ровные — вероятно, отход производства.
— Если найдем пакет, возможно, удастся определить отпечатки, — подхватил Дюген. — Как, по-твоему, на нее напали?
— Сзади, если судить по следам на шее. Ей на голову накинули пластиковый мешок, а его ручки затянули на затылке и ждали, пока она задохнется. Это могло продолжаться какое-то время.
Дювошель попросил ассистента помочь ему перевернуть тело и показал гематомы на внешней стороне рук.
— Ее повалили на живот, и убийца коленями прижимал ей руки.
— Мужчина?
— Или решительно настроенная женщина.
— Убийца был один?
— Если у него и был сообщник, он довольствовался ролью простого наблюдателя. Бедняжка не отличалась крепким сложением, но она отбивалась, я нашел следы земли и травы на ее одежде. Из-за того, что ее прижали к земле, под ногтями наверняка осталась почва, но если удастся откопать хотя бы следы ДНК, Саша, можешь считать, что тебе крупно повезло. Ладно. Поверхность тела мне больше ничего не расскажет, попробуем обратиться к внутренностям.
Людовик Николе вынужден был признать, что дорого бы заплатил, чтобы предстоящий час уже остался позади. Дювошель нестерпимо медленно опустил защитный козырек. Он собирался сделать большой продольный разрез от шеи до лобка. И раскрыть тело, будто отравленный плод, пришло в голову Николе. Он снова задумался об этом извержении метафор, которое, очевидно, выдавало его слабость, и взглянул на шефа, пытаясь зацепиться за что-то реальное. Саша Дюген отступил на шаг, по-прежнему скрестив руки и храня сосредоточенное выражение лица.
*Шаловливое солнце окрасило площадь Маза в желтоватый цвет. Не сговариваясь, они двинулись к Сене: перед глазами на столе из нержавейки все еще лежало бескровное тело тщедушной девушки, страдавшей легкими шумами в сердце, никогда не рожавшей. Тело без шрамов, татуировок, короче, без прошлого — настоящая головоломка, думал Николе, хотя не похоже, чтобы это отсутствие особых примет хоть как-то смущало шефа.
Река перекатывала могучие охряные волны, ветер доносил запах водорослей вперемешку с уличными испарениями, и все-таки воздух казался бодрящим по сравнению с вонью, насквозь пропитавшей Институт судебной медицины. Николе принял таблетку для пищеварения и прислушался к телефонному разговору Дюгена с молодым Ферне. Шеф приказал ему опросить всех окрестных продавцов, которые упаковывали покупки в белые непрозрачные пакеты, и проверить урны в парке. Затем он с довольным видом отсоединился.
— Ферне говорит, что звонил главный садовник Монсури, Блез Макер. Один из его двадцати пяти подчиненных не вышел на работу.
— Возможно, наш клиент?
— Живет в гостинице. По слухам, общительным и покладистым его не назовешь. И выглядит он так, словно его скроили из баобаба. Такой мог оставить гематомы на теле Лу Неккер.
Его прервал звонок мобильного. Он выслушал, что говорила ему лейтенант Корина Мутен, и повторил адрес неподалеку от станции метро «Гласьер».
