Эллери Квин - Дверь в мансарду
Здесь все было крошечным — узловатые карликовые деревья уме, или по-европейски сливы, с их нежными цветами, полуприкрытыми тенью, и этот водоем. Даже голоса гостей Карен еле доносились из павильона, с трудом проникая через полотнище мглы. Извилистые японские фонарики, словно миниатюрные аккордеоны, висели над головами на невидимых проволоках. Среди тщательно подобранных азалий, ирисов, глициний, пионов — любимых Карен цветов — Эва почувствовала себя школьницей-переростком в игрушечной стране.
«Что же все-таки со мной случилось?» — с отчаянием размышляла она, наблюдая за расширяющимся кругом.
Этот вопрос она задавала себе уже не раз за последние дни. Еще недавно Эва была просто здоровым и полным сил молодым существом и росла без всяких раздумий, да и без особых чувств. Она не испытывала ни боли, ни удовольствия.
Оторвать бы им всем головы!
Доктор Макклур подготовил хорошую почву. Эва выросла в райском уголке Нантакет, который овевали соленые ветры, казавшиеся еще приятнее из-за щедрой, благоухающей растительности. Доктор отправлял ее учиться в лучшие школы, перед этим тщательно и не без подозрений проверяя их. Он не жалел на нее ни денег, ни времени — для девочки покупались лучшие платья, о ней заботились преданные слуги. Он превратил их дом без матери в дом для Эвы и закалял ее, ограждая от инфекций, с таким же знанием дела, с каким следил за ее воспитанием.
Однако в те годы формирования Эва не ощущала никаких агрессивных, терзающих душу эмоций. Она понимала, что развивается, но ведь и растение, должно быть, тоже смутно чувствует свой рост. И, подобно всем растущим организмам, девушка сознавала — жизнь идет своим чередом, помогая ей набраться сил, творя с нею разные чудеса, выстраивая ее и наполняя смыслом, пока еще очень незрелым и не поддающимся выражению. Да и цель тоже лишь мелькала где-то в дальней дали. Это было интересное и даже волнующее время, и Эва жила в нем, радуясь и сияя, как растение, когда в нем пульсируют соки.
Но затем внезапно все вокруг нее померкло, словно какое-то гигантское чудовище поглотило солнце и окрасило мир в зловещие, неестественно черные тона.
Из веселой, очаровательной, легкомысленной девушки Эва неожиданно превратилась в угрюмое существо. Теперь она постоянно размышляла, и мысли ее были одни мрачнее других. Модные платья, которые еще вчера так ее волновали, сегодня ей наскучили, и она разругалась со своей портнихой. Друзья, с которыми Эва всегда отлично ладила, вдруг сделались невыносимыми, и с двумя из них ей пришлось навеки расстаться, когда она выложила начистоту все, что о них думала.
Тут таилось что-то непонятное. Театр, любимые книги, волшебное мастерство Каллоуэй и Тосканини, приемы с коктейлями, захватывающая дух торговля в бостонских и нью-йоркских магазинах, сплетни, танцы, разные истории, где лидерство неизменно принадлежало ей, — все, что раньше составляло круг ее интересов и смысл ее жизни, почему-то поблекло, точно некая сила организовала против нее заговор. Она даже попыталась выместить свой гнев на своем любимце — жеребце Брауни из конюшен в Центральном парке, и Брауни так рассвирепел, что бесцеремонно сбросил ее в канаву. Ушиб от падения ощущался до сих пор.
Все эти характерные симптомы дали о себе знать непривычно жаркой и душной весной в Нью-Йорке — доктор Макклур уже давно не жил в доме в Нантакете и лишь изредка приезжал туда на уик-энд. На их основании можно было бы поставить очень простой диагноз, прояви доктор свойственную ему наблюдательность. Но в те дни бедняга был слишком поглощен своими романтическими экскурсами и не видел ничего дальше собственного носа.
— Как бы я хотела умереть! — обратилась Эва к плавающим в водоеме маленьким рыбкам. И в тот момент ее слова были искренними.
* * *Мост скрипнул, и по его дрожи Эва поняла, что рядом с нею остановился какой-то мужчина. Она почувствовала, как ей стало жарко — куда сильнее, чем предполагалось этим теплым майским вечером. До чего же глупо, если он услышал…
— Почему? — произнес мужчина. И это был не просто мужской голос, а голос молодого мужчины, да к тому же до отвращения красивый. Нетрудно понять, что она растерялась.
— Уходите отсюда, — проговорила Эва.
— Чтобы потом до конца жизни мучиться угрызениями совести?
— Мне неприятен этот разговор. Уходите.
— Посудите сами, — возразил он, — здесь, под мостиком, вода, а вы в таком отчаянии… Вы ведь сейчас думаете о самоубийстве?
— Не говорите глупостей, — вспыхнула Эва и повернулась к нему. — Тут мелкий водоем, не глубже двух футов.
Перед ней стоял высокий молодой человек, почти такой же крупный, как доктор Макклур, нехотя отметила Эва. Более того, он был на редкость красив и одет в дорогой черный костюм для приемов, что еще сильнее усугубляло нелепость ситуации. Да и глаза у него были столь же проницательные, пронзающие собеседника насквозь, как у доктора Макклура, который, по общему мнению, словно просвечивал каждого. И Эва почувствовала себя беспомощным ребенком.
Она решила не обращать на него внимания и вновь отвернулась к перилам.
— Ну, прекратите, — заявил крупный молодой человек. — Так дело не пойдет. Я ощущаю определенную ответственность, если хотите, социальную. Выходит, вы не собираетесь топиться? Тогда о чем же идет речь? Об отравлении цианистым калием при лунном свете?
Несносный незнакомец приблизился к ней. Она ощутила, что он совсем рядом, но по-прежнему глядела вниз, на черную воду.
— Вы не писательница, — задумчиво проговорил молодой человек, — хотя этот сад буквально кишит ими. Я бы сказал, что вы слишком молоды и слишком мрачно настроены. А все сегодняшние гости Карен благодушны и не страдают отсутствием аппетита.
— Нет, я не писательница, — ледяным тоном подтвердила девушка. — Я — Эва Макклур и желаю, чтобы вы поскорее оставили меня в покое.
— А, Эва Макклур! Дочка старого Джона? Хорошо! — Молодого человека, похоже, обрадовала эта новость. — Счастлив, что у вас нет ничего общего с этой литературной сворой. Я и правда счастлив.
— О, вы счастливы, — откликнулась Эва, надеясь, что ей удастся ответить ему с должным презрением и насмешкой. — Действительно счастливы?
Но положение ухудшалось прямо на глазах.
— Не люблю я этих писателей. Они сплошь кривляки. И заметьте, во всей толпе ни одного красивого лица.
— Карен Лейт очень хороша собой!
— Красивых женщин старше тридцати лет вообще не бывает. Красота — удел молодости. А после — только ухищрения косметики. То, что принято называть «шармом». По-моему, вы могли бы дать сто очков вперед вашей будущей мачехе и уложить ее на обе лопатки.
— А по-моему, вы настоящий нахал, — тяжело вздохнула Эва.
— Я видел их раздетыми, — небрежно пояснил молодой человек. — Такие же люди, как и все прочие, не более того.
— Что… вы видели? — с запинкой переспросила Эва и подумала, что ей еще не встречался более отвратительный тип.
— Хмм, — заключил он, разглядывая ее профиль. — Луна, вода, хорошенькая девушка изучает свое отражение, невзирая на мрачную философию… Я сказал бы, что ситуация не безнадежная.
— Не знаю, почему я вообще с вами разговариваю, — огрызнулась Эва, немного приглушив голос. — Я сейчас наблюдала за золотыми рыбками и размышляла, когда же спят эти существа?
— Что? — воскликнул отвратительный молодой человек. — О, дело еще хуже, чем я предполагал.
— Неужели…
— Смотреть при луне на водоем и размышлять, когда спят золотые рыбки? Это скверный признак, гораздо хуже желания умереть.
Эва обернулась и смерила его леденящим взглядом:
— Могу я поинтересоваться, кто вы такой?
— Уже лучше, — удовлетворенно отметил молодой человек. — Мы всегда считали, что в стрессовых состояниях нужны положительные эмоции вроде гнева. Моя фамилия Скотт.
— Вы когда-нибудь уберетесь отсюда или это мне следует уйти, мистер Скотт? — грубо осведомилась Эва.
— Вам незачем задирать ваш миленький носик. Это всего лишь моя фамилия. Скотт, Ричард Барр. А еще «доктор», хотя вы можете называть меня просто Диком.
— О, — чуть слышно прошептала Эва. — Значит, вы тот самый Скотт?
Ей было известно про доктора Ричарда Барра Скотта. Она не могла не знать о нем, ну разве только если бы жила где-нибудь в Патагонии. Ведь уже несколько лет ее приятельницы взахлеб рассказывали о докторе Ричарде Барре Скотте, и многие дамы из общества наловчились под разными предлогами почаще посещать его роскошные апартаменты на Парк-авеню. Даже энергичные замужние женщины, имевшие детей, порой одевались как для коктейль-парти в отеле «Ритц» и отправлялись к доктору Скотту, уверяя его, будто у них обнаружились какие-то непонятные заболевания. В общем, до Эвы доходили весьма волнующие слухи о модном молодом медике.
