Жорж Сименон - “Приют утопленников”
— С ним приехала очень хорошенькая девушка лет семнадцати-восемнадцати, — продолжал хозяин. — Я называл ее, говоря со своими, розанчиком. На ней было слишком легкое, не по сезону платье и пальто спортивного типа.
— У них был багаж?
— Один чемодан. Он все еще наверху, в комнате…
В чемодане оказалась только мужская одежда и белье. Как видно, отъезд таинственной девушки был неожиданным.
— Они не показались вам встревоженными?
— Как будто нет. По правде говоря, они больше думали о любви и добрую часть вчерашнего дня провели у себя в комнате. Они заказали завтрак в номер, и Лили заметила, что не слишком-то приятно обслуживать людей, которые даже и не думают скрывать свои чувства перед посторонними. Вы меня понимаете…
— Они не сказали вам, почему, отправляясь в Ниццу, они остановились всего в ста километрах от Парижа?
— Думаю, им было безразлично, где остановиться, лишь бы запереться в комнате.
— А машина?
— Она стояла в гараже. Вы ее видели… Хорошая машина, но старого выпуска; словом, такая, какую покупают люди не слишком богатые. Вид приличный, и стоит дешевле, чем новая модель…
— Вы не полюбопытствовали открыть багажник?
— Я никогда себе не позволил бы ничего подобного.
Мегрэ пожал плечами. Порядочность хозяина не слишком бросалась в глаза, и, кроме того, он знал, насколько люди этой профессии любопытны.
— Короче говоря, они собирались вернуться к вам ночевать?
— Да, пообедать и переночевать. Мы ждали их до десяти вечера и только тогда убрали приборы со стола.
— В котором часу машина вышла из гаража?
— Погодите… Уже стемнело. Думаю, около половины пятого… Я решил, что, насидевшись в комнате, молодые люди захотели развлечься, съездить в Монтаржи или еще куда-нибудь. Чемодан остался наверху, и я не беспокоился насчет платы.
— Вы ничего не знали о случившемся?
— Ничего, пока не пришли жандармы около одиннадцати вечера.
— И вы сразу подумали, что речь идет о ваших постояльцах?
— Да. Я испугался за них. Когда молодой человек выезжал из гаража, я заметил, что он не слишком уверенно ведет машину. Видно, недавно сел за руль. А мыто знаем этот поворот у реки.
— Вы не уловили ничего странного в их разговорах?
— Я не прислушивался к разговорам.
Итак, дело представлялось следующим образом.
В понедельник, около пяти часов дня, некий Жан Вербуа, двадцати лет, агент по рекламе, проживающий в Париже на улице Акаций, дом 18, купил в ближайшем от своего дома гараже машину хорошей марки, но устаревшей модели и заплатил за нее пятью тысячефранковыми ассигнациями. Как сообщили Мегрэ по телефону, хозяин гаража обратил внимание, что в бумажнике его клиента оставалась еще довольно толстая пачка денег. Вербуа не стал торговаться и заявил, что табличку с фамилией владельца машины он заменит завтра. В гараж он явился один.
О том, как и где он провел вторник, никаких сведений еще не имелось.
В среду вечером Вербуа приехал на своей машине в «Приют утопленников», находящийся в ста километрах от Парижа, в обществе молоденькой спутницы, которую хозяин, человек с наметанным глазом, принял за девушку из приличной семьи.
В четверг молодые люди выехали на машине якобы на прогулку по окрестностям, а через несколько часов в эту машину, стоявшую с потушенными фарами на обочине шоссе в семистах метрах от гостиницы, врезался грузовик. Шофер и судовщик утверждают, что слышали в темноте крики о помощи.
Никаких следов Жана Вербуа, девушки. С утра местная жандармерия вела розыски по всей округе, но нигде их не обнаружила. Ни на станциях, ни на фермах, ни в других гостиницах, ни на дорогах не встретили никого, кто подходил бы по приметам.
Труп, найденный в багажнике, принадлежал женщине лет сорока пяти — пятидесяти, холеной и изящно одетой.
Судебно-медицинский эксперт подтвердил слова случайного врача, что женщина была убита в понедельник с помощью бритвы.
Кроме того, хотя с меньшей уверенностью, эксперт предположил, что труп затолкали в багажник лишь через несколько часов после смерти.
Следовательно, когда молодая пара приехала в гостиницу, в багажнике их машины уже находилось мертвое тело.
Знал ли об этом Вербуа?
Знала ли об этом его юная спутница?
Каким образом их машина с потушенными огнями оказалась в восемь вечера на краю дороги?
Остановились ли они из-за какой-нибудь поломки, с которой водитель-новичок не сумел справиться?
Кто находился в машине в момент столкновения?
Кто звал ночью на помощь?
Капитан жандармерии проявлял необычайный светский такт и не тревожил Мегрэ во время допросов, стараясь собрать со своими помощниками как можно больше различных сведений.
Десять плоскодонок сновали по Луэну, прочесывая дно длинными крючьями. Люди с баграми топтались в воде у самого берега, другие осматривали шлюзы.
Журналисты вели себя в гостинице, словно на завоеванной территории, бесцеремонно хозяйничали там, наполняя дом толкотней и шумом.
«Прекрасная Тереза» отплыла к набережной Турнель с грузом черепицы, а Жозеф Лекуэн, равнодушный ко всей этой суетне, с философским спокойствием наслаждался непредвиденным оплаченным отдыхом.
Газетные заголовки становились все более жирными и все более сенсационными. Рекорд поставил репортер, написавший:
«Двое юных влюбленных возят в багажнике труп».
Затем шло курсивом:
«Мутные волны Луэна поглотили преступников и их жертву».
То был самый неприятный период расследования. Мегрэ был ожесточен и ни с кем не разговаривал, только сердито ворчал в ответ, пил пиво и курил свою трубку, расхаживая взад и вперед по комнате, точно медведь в клетке. В этот начальный неопределенный период поступающие сведения словно противоречат друг другу, и тщетно ищешь среди всей массы фактов путеводную нить, на каждом шагу боишься впасть в ошибку и пойти по ложному следу.
В довершение несчастья гостиница плохо отапливалась, тут было центральное отопление, что для зябкого Мегрэ было сущим наказанием. Готовили здесь скверно, да еще повариха разбавляла соус, чтобы удовлетворить растущий спрос.
— Надеюсь, вы меня извините за то, что я вам скажу, комиссар…
С тонкой улыбкой капитан Пийман подсел к Мегрэ, угрюмому и мрачному, как само ненастье.
— Я знаю, вы на меня сердиты. Но я просто счастлив, что мне удалось вас задержать: я начинаю думать, что этот столь заурядный поначалу дорожный инцидент постепенно становится одним из самых таинственных дел, какие только можно себе представить.
Вместо ответа Мегрэ положил себе в тарелку картофельного салата, сардин и свеклы — обычную закуску плохих ресторанов.
— Когда мы узнаем, кто эта красивая влюбленная девушка…
К двери гостиницы подкатила большая машина, забрызганная грязью. Шофер в ливрее открыл дверцу седеющему мужчине, который инстинктивно отшатнулся от фотографов, на всякий случай целивших на него свои аппараты.
— Глядите! — тихо произнес Мегрэ. — Держу пари, что это ее отец!
Комиссар не ошибся, однако напрасно он опасался тягостной сцены. Нотариус Ла Поммерэ держался с замечательной выдержкой и достоинством. Он умело и уверенно уклонился от осаждавших его журналистов и последовал за Мегрэ в маленькую гостиную.
— Жермен Ла Поммерэ, нотариус из Версаля, — представился он.
И профессия его, и город, где он жил, как нельзя более подходили к его высокой породистой фигуре, матовой коже и спокойным чертам лица, которые лишь чуть дрогнули, когда он, опустив взгляд, спросил:
— Вы нашли ее?
— Я вынужден, — со вздохом сказал Мегрэ, — задать вам несколько вполне определенных вопросов, за которые заранее прошу меня извинить.
Нотариус сделал жест, означавший: «Ну что ж, ничего не поделаешь…»
— Прежде всего, можете ли вы мне сказать, как вы пришли к мысли, что ваша дочь могла быть замешана в этой истории?
— Вы сейчас поймете. Моей дочери Вивиане семнадцать лет, но она выглядит на все двадцать. Я говорю в настоящем времени, хотя, вероятно, надо уже говорить в прошедшем. Она очень впечатлительна и порывиста, как и ее мать. Прав я или нет, но, особенно с тех пор, как я овдовел, я старался не противоречить ее желаниям. Я не знаю точно, где она познакомилась с этим Жаном Вербуа, но мне кажется, это произошло не то в плавательном бассейне, не то в спортивном клубе близ Булонского леса.
— Знакомы ли вы лично с Жаном Вербуа?
— Я видел его однажды. Моя дочь, как я уже сказал вам, очень импульсивна. Однажды вечером она вдруг ни с того ни с сего заявила: «Папа, я выхожу замуж!»
Мегрэ встал и резко распахнул дверь, бросив презрительный взгляд на журналиста, подслушивавшего у замочной скважины.
— Продолжайте, пожалуйста.
