Артур Дойл - Возвращение Шерлока Холмса. Долина Ужаса (сборник)
Наконец, когда все вы, сделав неизбежные, но совершенно ошибочные выводы, вернулись в гостиницу, я остался один. Мне тогда показалось, что мои приключения окончились, однако потом произошло совершенно неожиданное событие, которое дало мне понять, что меня еще ждут сюрпризы. Огромный камень пролетел мимо моего укрытия, упал на тропинку и скатился в пропасть. Сначала я подумал, что это случайность, но в следующую секунду, посмотрев вверх, я увидел, как на фоне начинающего темнеть неба мелькнула чья-то голова, и вниз полетел второй камень. Он разбился о мое ложе, едва не угодив мне в голову. Разумеется, я все понял. Мориарти пришел не один. Его сообщник (мне хватило одного взгляда на него, чтобы понять, насколько этот человек опасен) стоял на страже, пока Мориарти боролся со мной. Он издалека наблюдал за нашим боем и видел, как профессор полетел в пропасть, а я полез наверх. Потом, выждав какое-то время, обходным путем он поднялся на вершину утеса и попытался сделать то, что не удалось его товарищу.
Размышлял я над этим недолго. Злобное лицо снова показалось над краем утеса, и я понял, что сейчас на меня полетит еще один камень. Тогда я решил, что у меня единственный шанс на спасение – спуститься вниз, на тропинку. Вряд ли я отважился бы на это в спокойном состоянии, Ватсон, поскольку спускаться по той стене было в сто раз труднее, чем подниматься. Но у меня не было времени думать об опасности, потому что, когда я повис на каменной стене, уцепившись пальцами за край выступа, мимо меня со свистом пронеслась очередная глыба. Где-то на полпути я сорвался, но, слава Богу, упал на тропинку, весь в крови и изодранной одежде. Ну, а потом я что было духу бросился бежать, под покровом темноты преодолел десять миль через горы и через неделю уже был во Флоренции. Я был уверен, что теперь никто в мире ничего не знает о моей судьбе.
В свою тайну я посвятил лишь одного человека – своего брата Майкрофта. Извините меня, Ватсон, но мне было крайне важно, чтобы все, абсолютно все считали, что я мертв, к тому же вы бы не написали столь убедительно о моем трагическом конце, если бы сами не считали, что я действительно погиб. Поверьте, за последние три года я несколько раз брался за перо, чтобы дать вам о себе знать, но меня останавливала мысль, что ваша привязанность ко мне толкнет вас на какие-нибудь неосмотрительные поступки, которые выдали бы мой секрет. По той же причине и сегодня вечером я отвернулся от вас, когда вы выбили у меня из рук книжки. Мне в ту минуту угрожала опасность, и любое выражение удивления или радости с вашей стороны могло бы привлечь к моей персоне внимание и привести к самым прискорбным и непоправимым последствиям. Да я и Майкрофту доверился лишь потому, что мне нужны были деньги. Дела в Лондоне пошли не так хорошо, как я рассчитывал, поскольку суд над бандой Мориарти оставил двух ее самых опасных членов, моих главных врагов, на свободе. Эти люди не остановятся ни перед чем, чтобы отомстить мне. Поэтому я покинул Англию и на два года отправился в Тибет, где имел удовольствие посетить Лхасу{5} и провести несколько дней в обществе далай-ламы{6}. Вы, возможно, читали об экспедиции норвежца Сигерсона, но, могу поспорить, вам не приходило в голову, что это была весточка от вашего друга. После Тибета я пересек Персию, заглянул в Мекку{7}, нанес короткий, но интересный визит хартумскому халифу{8}. О результатах этой встречи я сообщил в наше министерство иностранных дел.
Вернувшись во Францию, я несколько месяцев посвятил исследованию производных каменноугольной смолы{9}, которое проводил в одной из химической лабораторий в Монпелье, на юге Франции. Добившись нужных мне результатов и узнав, что в Лондоне к тому времени остался только один из моих врагов, я начал готовиться к возвращению, но новость об этом необычном убийстве на Парк-лейн заставила меня поторопиться с отъездом. Для меня это было не просто интересное преступление, оно давало возможность добиться определенных целей, которые я поставил перед собой. Я не мешкая выехал в Лондон, зашел на Бейкер-стрит, чем вызвал у миссис Хадсон сильнейший приступ истерии, и обнаружил, что благодаря Майкрофту мои комнаты и бумаги сохранились в том виде, в каком я их оставил, когда был здесь в последний раз. Так и вышло, милый Ватсон, что сегодня в два часа я оказался в своем старом кресле в своей старой комнате, и единственное, чего мне не хватало, это – чтобы в соседнем кресле, как всегда, сидел мой старый друг доктор Ватсон.
Вот какую удивительную историю услышал я в тот апрельский вечер… Историю, в которую я бы ни за что не поверил, если бы прямо передо мной не сидел этот высокий худощавый человек с энергичным лицом и пронзительным взглядом, человек, которого я и не думал когда-нибудь увидеть снова. Каким-то образом он догадался о том, что творилось у меня на душе, и сочувствие его проявилось скорее в интонациях, чем в словах.
– Работа – лучшее лекарство от хандры, мой дорогой Ватсон, – сказал он. – И на сегодняшнюю ночь у меня есть для нас с вами работа, причем работа такая, выполнив которую можно будет смело сказать, что мы не зря жили на этой планете.
Напрасно я старался выведать у него, что за работа предстоит нам.
– До утра вы все будете знать, – говорил он. – Мы с вами не виделись три года, и нам есть о чем поговорить. Пусть работа подождет до половины десятого, когда мы примемся за это удивительное дело, которое я назвал «Пустой дом».
Все действительно было как в старые времена. Я сидел рядом с Холмсом в кебе, в кармане у меня лежал револьвер, а в груди в предвкушении приключений возбужденно трепетало сердце. Когда свет проплывающих мимо уличных фонарей озарял строгий лик моего друга, мне становилось видно, что брови его задумчиво сведены к переносице, а тонкие губы плотно сжаты. Мне не было известно, на какого зверя нам предстоит охотиться в темных джунглях преступного Лондона, но по виду этого искусного егеря было понятно, что испытание нам предстоит серьезное, хотя зловещая улыбка, время от времени появлявшаяся на его устах, не сулила ничего хорошего той дичи, которую мы собирались выследить.
Поначалу я решил, что мы направляемся на Бейкер-стрит, но Холмс велел кучеру остановиться на углу Кавендиш-сквер. Я заметил, что, прежде чем выйти из кеба, мой друг посмотрел по сторонам, а потом, когда мы пошли по улицам, он на каждом углу внимательно проверял, нет ли за нами слежки. Никогда раньше мне не приходилось совершать такой прогулки по Лондону. Холмс обладал просто феноменальным знанием лондонских трущоб, и в ту ночь он уверенно и быстро шел такими закоулками, о существовании которых я никогда и не слышал. Наконец мы вышли на какую-то неширокую дорогу, зажатую между старых мрачных домов, которая вывела нас сперва на Манчестер-стрит, а затем на Блэндфорд-стрит. Здесь Холмс нырнул в какой-то узкий переулок, прошел через деревянные ворота на запущенный двор и отпер ключом заднюю дверь одного из домов. Когда мы вошли, он снова ее закрыл. Внутри было темно, хоть глаз выколи, но я все же понял, что это был пустой дом, в котором никто не живет. Под ногами поскрипывали и потрескивали голые половицы; вытянув руку, я нащупал старые обои, длинными лоскутами свисающие со стены. Неожиданно холодные тонкие пальцы Холмса сомкнулись у меня на запястье, и он повел меня по длинному коридору, потом резко повернул направо, прошел через дверь, над которой едва светлело полукруглое окошко, и мы оказались в большом пустом квадратном зале, углы которого терялись в густой тени. Свет фонарей, горящих внизу на улице, проникая в середину этого сумрачного помещения, лишь слегка развеивал царящую здесь тьму. Лампы под рукой не было, окна заросли грязью и пылью, поэтому я различал лишь темный контур силуэта моего друга. Рука Холмса переместилась мне на плечо, и над самым ухом раздался его шепот:
– Вы знаете, где мы? – тихо спросил он.
– Бейкер-стрит, – уверенно произнес я, посмотрев через мутное окно на улицу.
– Совершенно верно. Мы в Камден-хауз, прямо напротив нашей с вами старой штаб-квартиры.
– И зачем мы здесь?
– Затем, что отсюда открывается отличный вид на это живописное здание. Могу я попросить вас, Ватсон, стать немного ближе к окну – только осторожно, чтобы вас никто не заметил снаружи – и взглянуть на нашу старую квартиру… Сколько приключений начиналось в ней! Посмотрим, не потерял ли я за эти три года способность удивлять вас.
Я сделал пару осторожных шагов вперед и выглянул на улицу. И как только взгляд мой упал на знакомое окно, я изумленно вскрикнул. В комнате горел яркий свет, и черный силуэт сидящего в кресле человека четко вырисовывался на освещенной изнутри опущенной шторе. Лицо было повернуто боком, поэтому светлая штора с черной тенью очень напоминала те силуэты, которые наши деды так любили вставлять в рамку и вешать на стену. Посадка головы, очертания плеч, точеный контур лица узнавались безошибочно. Это был профиль Холмса. Я так этому удивился, что протянул руку, чтобы убедиться, что он стоит рядом. Нащупав его плечо, я почувствовал, что оно сотрясается от беззвучного смеха.
