Эрл Гарднер - Прокурор жарит гуся
Отто Ларкин возник через пять минут. Он был слегка тучноват и обильно потел. Пот мгновенно испарялся, но на коже оставалось некое подобие маслянистой пленки. Создавалось такое впечатление, что от жары жир растапливается и сочится сквозь поры. Деловой костюм Ларкина из тонкой шерсти был весь измят и утратил форму, но зато козырек полицейской фуражки украшала блестящая золоченая накладка.
Селби изложил шефу полиции основные факты и поделился теорией Брэндона, согласно которой женщина ускользнула, воспользовавшись предварительно телефоном-автоматом поблизости от станции.
Ларкин распорядился, чтобы полицейские обошли все телефонные будки вокруг станции. Капитан орал так, что привлек внимание как ожидающих пассажиров, так и персонала станции.
— Так, — заметил Селби, — у нас на руках остался ребенок.
Начальник полиции заглянул в корзинку и неопределенно хмыкнул.
— Думаю, миссис Брэндон позаботится о ребеночке некоторое время, — сказал шериф, — пока мы не решим, что делать дальше.
Селби с явным облегчением проговорил:
— Замечательная идея. Может быть, предупредим ее?
Огромные лапы шерифа сгребли плетеную колыбельку:
— Не надо. Она будет счастлива что-нибудь сделать для малышки.
Селби поднял багажные сумки.
— Мы будем у Брэндона, шеф, — сказал он Ларкину.
— Отлично, ребята, — бросил тот таким тоном, как будто на него свалилась ответственность, непосильная для шерифа и прокурора. — Я все сделаю как надо, можете не беспокоиться.
Глава 2
Увитая виноградной лозой веранда перед домом Брэндона служила прохладным убежищем от пламени ослепительного дня. Зеленая листва создавала даже какое-то подобие влажности, давая шерифу и окружному прокурору столь желанную передышку от сухого жара.
Миссис Брэндон вот уже более тридцати лет делила судьбу своего мужа: выпас скота, засухи на ранчо, фермерство. Ей редко доводилось жить в изобилии, но частенько приходилось испытывать удары судьбы, когда все, нажитое их тяжелым трудом, исчезало как дым. Но трудности лишь закалили ее характер. Она научилась философски относиться к жизни и придавать значение только тому, что действительно что-то значило. Ее жизненным кредо было — «помогай ближнему». Она умела создавать вокруг себя атмосферу уверенности и устойчивости. Миссис Брэндон могла приготовить обед на большую команду поденщиков, протянуть руку помощи немощному соседу или уложить единственным выстрелом с двухсот ярдов бегущего койота.
Младенец проснулся. Селби и Брэндон, покуривая на прохладной веранде, слышали капризные нотки в голосе ребенка, слабый и бесполезный протест против несправедливости окружающего мира. Брэндон подошел к двери:
— Мать, может быть, тебе помочь?
Из кухни донесся голос миссис Брэндон:
— Я управлюсь. Она успокоится, когда я подогрею бутылочку.
— А ты еще не подогрела?
— Я купала девочку. Бедная крохотулька — столько проехать в автобусе и не ополоснуться. Возвращайся на место и поговори с Дугом. Здесь я все сделаю сама.
Брэндон вернулся с застенчивой улыбкой на лице:
— Снимай пиджак и отдыхай.
Селби вылез из пиджака, повесил его на спинку стула, закинул ноги на балюстраду веранды и закурил.
Спустя некоторое время к ним присоединилась и миссис Брэндон. Она не предпринимала никаких попыток скрыть свой возраст. Большая часть ее жизни прошла в тяжелом труде, вдали от салонов красоты. Ее образ жизни требовал мускулатуры, которую не приобретешь, сидя на диете шестидесятилетних дам, стремящихся сохранить фигуру двадцатилетних. Иногда она сама говорила: «Я ем от души, сплю, как бревно, работаю, как лошадь, и наслаждаюсь жизнью». Какая-то часть этой суровой философии, видимо, нашла отражение в чертах ее лица — наблюдательные прохожие на улицах частенько оборачивались ей вслед, когда она шествовала мимо них.
В Мэдисон-Сити было свое избранное общество — кружок, который миссис Брэндон старалась избегать всеми силами. Иногда представительницы этого общества, лет на пятнадцать — двадцать моложе миссис Брэндон, изнемогая в бесполезной борьбе с лишними фунтами, говорили, что охотно отказались бы от диеты, если бы у них был такой же здоровый внешний вид, как у жены шерифа.
Селби всегда чувствовал себя великолепно, когда находился в обществе миссис Брэндон. Она заботилась о нем по-матерински и в то же время тактично, чтобы ненароком не сунуть нос в личные дела Дуга.
— Что ты сумела узнать? — спросил шериф у своей жены, которая устроилась в кресле и внимательным, хозяйским взглядом окинула веранду — не надо ли что-нибудь сделать.
— Мать оказалась очень заботливой. Думаю, она советовалась с доктором о том, как кормить малютку. Формула питания напечатана на машинке, указано также время кормления, есть и другая полезная информация. Я нашла все в маленькой сумке, включая смену одежды для девочки.
— А что в большой сумке?
— Я пока ее не открывала. Думаю, лучше будет, если мы это сделаем вместе. Дуг пока посидит, покурит.
Шериф ухмыльнулся:
— Миссис Брэндон держит всех холостяков за забором, когда дело идет о женских тайнах.
Он поднялся, тщательно, как человек, проведший много лет в седле, пригасил сигарету и последовал за женой в гостиную. Десять минут спустя он опять появился на веранде и сказал:
— Готовься к сюрпризу, Дуг. Это жена Эзры Гролли, а младенец — его четырехмесячная дочь Руфь.
— Эзры Гролли?! — не удержался от удивленного восклицания Селби.
— Именно.
— Но каким образом, почему? Как я понял, это красивая женщина.
— В полном порядке. Там оказалась фотография, на которой она и Эзра. Ты бы его ни за что не узнал. Приоделся в костюмчик, сорочку и при галстуке.
— Где они поженились?
— В Сан-Франциско, примерно четырнадцать месяцев тому назад.
— Да, кажется, Эзра исчезал на некоторое время. Правда, я не думал, что у него есть желание и… средства, чтобы жениться… Для этого ему, наверное, пришлось потратить все до последнего цента.
— Наверное, сохранил на память лишь первый заработанный никель[1], — согласился шериф. — Ладно, пойдем повидаем его. Хорошенько смотри за девочкой, мать.
Миссис Брэндон восприняла это ценное указание, как нечто совершенно не заслуживающее ответа.
Брэндон поставил машину у входа в больницу графства. Юная, весьма решительная особа в регистратуре холодно объявила, что Эзра Гролли скончался за полчаса до их появления. Он, оказывается, впал в полное беспамятство вскоре после того, как сумел передать просьбу запереть его хижину.
Брэндон и Селби переглянулись.
— Я известила Гарри Перкинса, коронера.
— Позвольте мне воспользоваться вашим телефоном, — попросил Селби.
Девушка передала ему трубку. Прокурор вначале позвонил к себе в контору, затем шерифу.
— Я просто проверяю, — сказал он помощнику Брэндона. — Пусть кто-нибудь постоянно будет у телефона. Женщина может опять позвонить и сообщить адрес.
Позвонив Ларкину, прокурор узнал, что патрульные осмотрели все телефонные будки в городе и не нашли абсолютно ничего. Начальник полиции был склонен не придавать большого значения этой истории.
— Подумать только, вам приходится нянчиться с ребенком! В наше время их уже не оставляют у ступеней церкви. Мамаши теперь укладывают деток спать на автобусных станциях и звонят властям графства. — Он хихикал от радости, что окружному прокурору пришлось столкнуться с малоприятной ситуацией.
— Да, в ваших словах что-то есть, — был вынужден признать Селби. — Пожалуйста, держите кого-нибудь постоянно у телефона, чтобы в случае звонка можно было мгновенно выехать на место.
— Мы это уже сделали, — ответил шеф полиции, — но теперь, когда ребенок у вас, звонков больше не будет… Что удалось выяснить при осмотре багажа?
— По всей вероятности, женщина — жена Эзры Гролли.
— Эзры Гролли? — воскликнул Ларкин. — Не знал, что у него есть жена. Что сам Эзра говорит по этому поводу?
— Ничего. Уже полчаса, как он умер. Я звоню из больницы.
— О’кей, я буду на проводе, — пообещал Ларкин весело.
— Мы отправляемся в жилище Гролли, посмотрим, что и как, — сказал Селби. — Я попросил, чтобы все звонки переводились на помощника шерифа. Боб Терри сделает все, что нужно, если получит какое-нибудь известие.
— Не сильно надрывайтесь, — беззаботно посоветовал Ларкин. — Думаю, что вы лишь выиграли ребенка, ничего больше. — С этими словами начальник полиции повесил трубку.
«Ранчо» Гролли состояло из десяти акров земли, на которых произрастало несколько апельсиновых деревьев, а также разместились небольшой огород и загоны для кур и кроликов. Во время болезни хозяина заботу о них взял на себя сосед. О смерти Гролли он впервые услышал от шерифа.
