Росс МакДональд - Тайна художника
— Однако нельзя сказать, что ты не старалась встретить его потом! — едко и зло добавил Джек Бемейер. — Это же ты захотела поселиться здесь, в Санта-Тереза, выстроить этот дом рядом с виллой Рихарда Хантри.
— Не сочиняй небылицы! — сердито вскричала Рут Бемейер. — Ведь это именно тебе взбрело в голову строиться на этом месте. Что касается меня, то я просто согласилась. Ты отлично знаешь это!
— Сейчас я уже ни в чем твердо не уверен, — резко отпарировал он и поспешно вышел из комнаты.
Миссис Бемейер сделала несколько шагов за ним, потом сердито покачала головой и вернулась ко мне, остановившись у окна со все еще взволнованным выражением лица.
— Мой муж ужасно завистлив… — тихо пояснила она.
— Разве меня пригласили сюда лишь для этого?
— Он пригласил вас по моей просьбе. Мне очень жаль потерять исчезнувшую из этой комнаты картину… Это единственная картина Рихарда Хантри, которая у меня была…
Я присел сбоку на огромное кресло, приготовившись вновь делать короткие заметки в блокноте.
— Можете ли вы коротко описать исчезнувшую картину?
— Это был довольно условный портрет молодой женщины. Сочные яркие краски обычно используются в Индии, но Хантри часто предпочитал их в своих работах. У этой молодой женщины на портрете светлые волосы и красно-черная шаль. В те годы, когда он исчез, Рихард Хантри находился под сильным влиянием индийской школы живописи…
— Именно в то время и был написан портрет?
— Честно говоря, я этого не знаю. Человек, продавший мне эту картину, не сказал о времени ее написания.
— Откуда вы знаете, что то был оригинал, а не копия?
— Думаю, это легко подтвердить даже по внешнему виду портрета. Продавец также гарантировал ее подлинность. Он прежде, еще в молодости, в Аризоне, был другом Хантри, а сам лишь недавно живет здесь, в Санта-Тереза.
— Как его имя?
— Поль Гримес.
— Есть ли у вас фотография исчезнувшей картины?
— Лично у меня ее нет, а вот у Гримеса есть фотокопия. Я уверена, что он позволит вам посмотреть на нее. У Поля Гримеса небольшая картинная галерея в нижней части города.
— Видимо, будет лучше, если я сразу же с ним свяжусь и поговорю. Можно мне позвонить ему от вас?
Миссис Бемейер кивнула головой и провела меня в другую комнату, где возле большого черного бюро, рядом с окном, сидел Джек Бемейер с хмурым, сердитым выражением лица. Разрисованная панель бюро неплохо сочеталась с изысканным дубовым покрытием стен. Джек Бемейер даже не повернул голову при нашем появлении в комнате. Он всматривался в висевшую на стене четкую фотографию, сделанную, по всей вероятности, с самолета. Это был крупный фотоснимок самой большой и мрачной дыры в земле, которую мне приходилось когда-либо видеть.
— Это была моя бедная шахта… — проговорил он, как бы ища у меня сочувствия.
— Я всегда невольно испытывала нервозность при виде этой мрачной фотографии… Просто не могла спокойно выносить ее вида, — добавила его жена, нервно поводя плечами. — И давно просила снять ее со стены…
— Но лишь благодаря этой «мрачной шахте» у тебя появился роскошный дом! — сердито возразил Бемейер.
— Вероятно, я ребенок счастья, как ты считаешь… Джек, ты не против, чтобы мистер Арчер позвонил отсюда?
— Конечно против! — резко ответил он. — В доме, который стоит четыреста тысяч долларов, должен же быть уголок, где я бы мог спокойно посидеть!
Глава 2
Рассерженный нашим приходом, Джек Бемейер резко вскочил с кресла и стремительно вышел, предоставив в наше распоряжение телефонный аппарат.
Рут Бемейер укоризненно покачала головой, а потом небрежно оперлась плечом о дверной косяк, невольно демонстрируя в полосе света очертания своей фигуры. У нее уже не было утонченной молодости, но теннис и живость характера, видимо, помогали ей и теперь сохранять стройность и грацию.
— Ваш муж всегда так раздражителен и предпочитает уединение? — спросил я с улыбкой.
— Нет, раньше он таким не был. Его нервы особенно расстроились в последнее время.
— По поводу пропавшей картины тоже?
— Это лишь одна из дополнительных причин.
— Какие же остальные? — спросил я, не сдержавшись.
— В сущности, их можно тоже связать с пропавшим портретом… — задумчиво ответила Рут Бемейер. Она заколебалась перед тем, как дать дальнейшие пояснения. — Видите ли, наша дочь Дорис доставляет нам всем определенные неприятности… Она учится в университете, но в последнее время стала общаться с молодыми людьми, которые едва ли ее достойны.
— Сколько ей лет?
— Двадцать. Она на втором курсе университета.
— Она живет с вами?
— Нет, к сожалению. Ушла месяц назад. Нашла для себя квартиру, рядом с университетом. Я очень хотела, чтобы она осталась жить с нами, но Дорис не послушалась. Сказала, что имеет полное право сама управлять своей жизнью… Как я или Джек… Она всегда отрицательно относилась к тому, что Джек пьет… И к тому, что я пью тоже… если уж вы хотите знать всю правду!
— Употребляет ли Дорис наркотики?
— Пожалуй, нет… — задумчиво ответила она. Женщина немного помолчала и, мысленно представив себе жизнь дочери, которой едва ли понравилась бы такая откровенность, потом тихо добавила: — Мне не очень-то нравятся некоторые лица, с которыми Дорис бывает в последнее время…
— Вы имеете в виду кого-то конкретно или же вообще сам факт?
— Есть один парень… Фред Джонсон, которого Дорис как-то привела к нам в дом… Для молодого парня он уже староват, ему около тридцати, не меньше. Это один из тех «вечных студентов», которые постоянно крутятся вокруг университета, потому что им нравится тамошняя атмосфера. Возможно, они не имеют иного заработка на жизнь.
— Вы подозреваете, что он мог украсть вашу картину?
— Я не стала бы это утверждать столь категорично… Но он интересуется искусством, работает в местном музее, посещает лекции в этой области знаний. Он интересуется Рихардом Хантри и, по-моему, немало знает о его творчестве.
— Подобное можно сказать почти о всех здешних студентах университета, посещающих факультет искусств, — возразил я.
— Допустим, что так… — кивнула она. — Однако Фред Джонсон, будучи у нас в доме, особенно интересовался этой картиной.
— Не сможете ли вы описать мне Фреда?
— Попробую…
— Цвет волос? — подсказал я.
— Они у него рыжие, довольно длинные. Немного редковатые на макушке. Он компенсирует это длинными, похожими на щетку, усами. Плохие зубы… И еще одно: у него длинный нос… Вот и все.
— А цвет глаз? Голубые?
— Скорее зеленоватые. Именно его глаза, их взгляд больше всего меня и беспокоят… Он никогда не смотрит вам прямо в лицо, когда разговаривает.
— Он высокий или низкий?
— Среднего роста… где-то метр семьдесят… Довольно худой. В общем, его можно даже назвать симпатичным, поскольку некоторым девушкам нравятся такие мужчины.
— Например, Дорис?
— Боюсь, что так… Он, видимо, нравится ей больше, чем мне бы этого хотелось…
— Фред хвалил пропавшую картину, когда рассматривал ее у вас в доме?
— Он был просто пленен и очарован этой картиной-портретом, уделил ей больше внимания, чем моей дочери. Да и потом создавалось впечатление, что он скорее приходит сюда, чтобы вновь посмотреть на портрет, чем встретиться с Дорис.
— Он что-либо говорил на эту тему?
Рут Бемейер почему-то снова заколебалась с ответом.
— Он… утверждал, что этот портрет Рихард Хантри рисовал по памяти, а не с натуры… Это делало его еще более ценным и редким.
— Говорил ли он тогда о его цене?
— Он лишь спрашивал, сколько я заплатила за картину… Но я не хотела говорить на эту тему, поскольку это моя маленькая тайна…
— Я постараюсь ее сохранить, — заверил я.
— Я тоже, — задумчиво покачала головой Рут Бемейер, видимо, так и не желая говорить ни с кем о сумме, которую она заплатила за картину.
Она открыла верхний ящик шкафчика и вытащила оттуда телефонный справочник абонентов Санта-Тереза.
— Вы ведь хотели позвонить Полю Гримесу, — напомнила она, протягивая справочник. — Только не пытайтесь выведать у него цену картины. Впрочем, если даже вы ее узнаете, то обещайте, пожалуйста, никому о ней не говорить.
Я выписал адрес Поля Гримеса и номер его телефона. Но не домашний, а телефон его картинной галереи, расположенной в нижней части города. Затем набрал этот номер и подождал ответа. В трубке послышался голос женщины. Он был немного гортанный, какой-то экзотический. Я узнал, что мистер Гримес сейчас беседует с клиентом, но скоро освободится. Назвав свое имя, я попросил предупредить его о том, что заеду немного позднее.
— Прошу не говорить ей обо мне… — тихо попросила Рут Бемейер, наклонившись почти к самому моему уху.