Артур Дойль - Мёсгрэвский обряд
Два дня Рочель Хоуэльс была так больна, что пришлось на ночь приставить к ней сиделку. Она то лежала в забытьи, то впадала в истерику. На третью ночь после исчезновения Брёнтона сиделка, видя, что больная заснула спокойно, сама задремала в кресле. Когда она проснулась рано утром, то увидела, что кровать пуста, окно открыто, а больной и следа нет. Меня тотчас же разбудили. Я взял с собой двух лакеев и отправился искать пропавшую девушку. Не трудно было определить направление, по которому она пошла. Под окном ясно были видны следы, которые шли через лужайку к пруду, где они исчезали у песчаной дорожки, ведущей из имения. Пруд в этом месте имеет 8 футов глубины, и вы можете себе представить, что мы почувствовали, когда увидели, что след несчастной девушки вел прямо к краю пруда.
Мы сейчас же вооружились баграми и принялись за поиски тела, но ничего не нашли. Но зато мы вытащили совершенно уж неожиданный предмет. Холщевый мешок с массой заржавленного, потерявшего цвет металла и тусклыми кусочками кремня или стекла. Эта странная находка была все, что нам удалось выловить из озера, и, несмотря на все поиски и расспросы, мы так ничего и не знаем о судьбе Рочели Хоуэльс и Ричарда Брёнтона. Местная полиция просто и приложить ума не может, и я пришел к вам, как к последнему убежищу.
Можете себе представить, Ватсон, с каким интересом я выслушал это необычайное стечение обстоятельств, как я пытался сопоставить их и найти общую связь между ними.
Исчез дворецкий. Исчезла горничная. Девушка любила дворецкого, но потом имела причину возненавидеть его. Она уроженка Уэльса — страстная, необузданная. Известно, что немедленно после исчезновения Брёнтона она была в страшно возбужденном состоянии. Она бросила в пруд мешок с какими-то странными предметами. Все это факторы, которые следовало принять во внимание, но они не объясняли сути дела. Где исходная точка этой цепи событий? Только конец запутанной цепи лежал передо много.
— Мне нужно взглянуть на бумаги, которые так заинтересовали вашего дворецкого, что он рискнул потерять место, — сказал я.
— В сущности, этот наш обряд — довольно большая нелепость, — ответил Мёсгрэв, — извинительная только благодаря своему старинному происхождению. Копия ответов и вопросов у меня с собой, так что можете взглянуть на нее, если желаете.
Он подал мне бумагу, которую я держу в руках в настоящую минуту. Вот тот ряд странных вопросов, на которые должен был давать такие же странные ответы каждый из Мёсгрэвов при достижении совершеннолетия. Я прочту вам ответы и вопросы:
«— Чье оно было?
— Того, кого нет.
— Чье оно будет?
— Того, кто будет позже.
— В каком это было месяце?
— В шестом, считая с первого.
— Где было солнце?
— Над дубом.
— Где лежала тень?
— Под вязом.
— Сколько сделано шагов?
— К северу десять и десять; к западу пять и пять; к югу два и два; к востоку один и один и потом вниз.
— Что мы должны отдать за это?
— Все, что наше.
— Почему мы должны отдать это?
— Из-за доверия».
— На оригинале нет числа, но, судя по орфографии, он относится к половине семнадцатого столетия, — заметил Мёсгрэв. — Боюсь, что этот документ мало поможет вам в раскрытии тайны.
— Зато он представляет собою другую тайну, и еще более интересную, чем первая, — сказал я. — Может быть, раскрытие одной из них повлечет за собой раскрытие другой. Извините меня, Мёсгрэв, но должен сказать, что ваш дворецкий кажется мне очень умным человеком и более проницательным, чем десять поколений его господ.
— Я не понимаю вас, — ответил Мёсгрэв. — Бумага, по моему мнению, не имеет никакого практического значения.
— А по-моему, она имеет огромное значение, и мне кажется, что Брёнтон разделял мой взгляд. Вероятно, он видел ее раньше той ночи, когда вы поймали его.
— Очень возможно. Мы не скрывали этого.
— Насколько я понимаю, в ту ночь, когда вы застали его, он просто хотел освежить документ в своей памяти. Вы говорили, что у него в руках была карта или план, который он сличал с рукописью и который спрятал в карман при вашем появлении.
— Это верно. Но какое могло ему быть дело до нашего старинного обычая и что может означать вся эта галиматья?
— Мне кажется, что нам не трудно будет узнать это, — сказал я. — Если позволите, мы отправимся с первым поездом в Суссекс и на месте поближе познакомимся с этим делом.
В тот же день, под вечер, мы уже были в Хёрлстоне. Может быть, вам приходилось видеть изображение знаменитого старинного здания или читать описания его, а потому я ограничусь только упоминанием, что оно имеет форму |-, причем более длинная линия представляет собой новую часть постройки, а короткая — ядро, из которого развилось все остальное. Над низкой входной дверью в центре старого здания в камне высечено «1607» год, но знатоки, судя по характеру деревянной и каменной отделки, считают, что дом построен гораздо раньше этого времени. Поразительно толстые стены и крошечные окна этой части здания побудили обитателей его выстроить в прошлом столетии новое крыло, а старый дом служит теперь кладовой и погребом, и то только в случае необходимости. Великолепный парк из вековых деревьев окружает все здание, а пруд, о котором упоминал мой клиент, лежит в конце аллеи, ярдах в двухстах от дома.
У меня, Ватсон, уже не было сомнения в том, что во всем этом деле была только одна тайна, а не три. Я был убежден, что если бы мне только удалось понять значение «Мёсгрэвского обряда», то в руках у меня оказалась бы путеводная нить, которая привела бы меня к открытию истины о дворецком Брёнтоне и горничной Хоуэльс. Поэтому-то я и решил приложить все свои старания к тому, чтоб узнать, почему Брёнтон стремился изучить старинную формулу. Очевидно, потому, что заметил то, что ускользнуло от внимания целого ряда поколений помещиков и что обещало ему какие-то личные выгоды. Что же это было и как оно повлияло на его судьбу?
При чтении «обряда» мне стало вполне ясно, что измерения относятся к какому-нибудь месту, о котором упоминается в документе, и что если бы нам удалось найти это место, мы напали бы на след тайны, которую предки Мёсгрэвов нашли нужным облечь в такую странную форму. Для начала нам были даны два проводника — дуб и вяз. Что касается дуба, то найти его было очень легко. Прямо перед домом, по левую сторону дороги, ведущей к подъезду, стоял патриарх между дубами — одно из великолепнейших деревьев, каких мне когда либо доводилось видеть.
— Существовал этот дуб во время составления вашего «обряда»? — спросил я, когда мы проезжали мимо.
— Он стоял здесь, вероятно, во время завоевания Англии норманнами, — ответил Месгрэв. — Он имеет 23 фута в обхвате.
Итак, одно из моих предположений оказывалось верным.
— Есть у вас старые вязы? — спросил я.
— Вот там стоял очень старый вяз, но десять лет тому назад его разбило молнией, и мы спилили его ствол.
— Вы можете найти это место, где стояло это дерево?
— О, да.
— Других вязов нет?
— Старых нет, но много молодых.
— Мне бы хотелось видеть место, где рос этот вяз.
Мы приехали в шарабане, и мой клиент тотчас же, не заходя в дом, повел меня на опушку лужайки, где стоял прежде вяз — почти на половине пути между дубом и домом. Мои исследования, по-видимому, шли успешно.
— Я полагаю, невозможно определить высоту этого вяза? — спросил я.
— Могу сразу ответить на этот вопрос. Он был высотою в 64 фута.
— Каким образом вы знаете это? — с удивлением спросил я.
— Когда мой старый учитель давал мне, бывало, задачу по тригонометрии, то она всегда касалась измерения вершин. Мальчиком я измерил каждое дерево и каждое строение в нашем поместье.
Это была совершенно неожиданная удача. У меня уже оказывалось больше данных, чем я мог ожидать за такое короткое время.
— Скажите, пожалуйста, — спросил я, — ваш дворецкий не предлагал вам никогда подобного вопроса?
Реджинальд Мёсгрэв с изумлением взглянул на меня.
— Теперь, когда вы напомнили об этом, я действительно припоминаю, что Брёнтон спрашивал меня несколько месяцев тому назад о высоте этого дерева. Они с грумом поспорили из-за этого.
Можете себе представить, Ватсон, как приятно мне было слышать эти слова. Ведь таким образом оказывалось, что я на верном пути. Я взглянул на солнце. Оно стояло низко на небе, и я рассчитал, что менее чем через час оно будет стоять как раз над вершиной старого дуба. Тогда было бы исполнено одно из условий, упомянутых в «обряде». А тень от вяза должна была означать крайнюю точку тени, иначе говорилось бы о тени от ствола. Значит, мне следовало определить, куда падет конец тени от вяза, когда солнце станет как раз над дубом.
— Ведь это же трудно было сделать, Холмс, когда вяза уже не существовало.