Энтони Гилберт - Профессиональное убийство

— Они превосходные, — негромко сказал я, бросив взгляд на Фэнни.

Она держалась так, словно меня там не было. Не знаю, к каким проверкам Фэнни прибегала, но вскоре обратилась к тому человеку:

— Очень искусные, правда? Но не настоящие.

На его пергаментном лице появилась невольная восхищенная улыбка.

— Очень искусные, — согласился он, — но, как вы говорите, не подлинные.

Интерес Фэнни исчез. Она положила браслеты.

— Саймон, я готова.

Я взял свои перчатки и пошел следом за ней из магазина. Остановился у прилавка.

— Много таких вещей продается?

— Точно таких? — Торговец взял браслеты и стал укладывать их снова в футляр. — Сомневаюсь. Их явно делали вручную. Если они и не подлинные, то очень ценные.

— Но с подлинными несравнимые?

— Да, сэр.

Он повернулся к витрине. Интересовала его только Фэнни.

— Ты много знаешь, — сказал я с легкой завистью, присоединясь к ней на тротуаре. — Я бы мог обмануться.

— Это моя работа, — равнодушно произнесла Фэнни.

Желтое зарево на небе погасло, улица была темной, безлюдной. Я спросил Фэнни, чего ей хочется.

— Посмотреть «Нерво и Нокса» в «Палладиуме», — ответила она.

Мы отправились в кино, а потом заглянули в ресторан на Дин-стрит, где можно недорого получить превосходную еду и потанцевать. За весь вечер Фэнни ни разу не вспомнила о браслетах.

Я оставался в таком же недоумении, как и прежде. Даже если бы Лал оказалась права, я защищал бы Фэнни от всего мира. Она могла бы получить мое последнее слово и последнее пенни. Фэнни была кокеткой, ведьмой, очаровательницей. Она вошла мне в душу солнечным светом, и я понимал, что уже не выйдет. А Фэнни, видимо, не вспоминала о моем существовании, когда меня с ней не было.

Я ехал в Плендерс с двумя другими приглашенными. Один из них — Норман Брайди, фотограф, о котором уже упоминал, приятный мужчина, лет тридцати, с мрачным, чисто выбритым лицом, крупным носом, высокой переносицей и пухлыми губами. У него были темные, очень глубоко посаженные глаза и черные волосы, поднимающиеся над высоким лбом. Пытаться представить, что происходит у него в тайниках сознания, было все равно, что читать текст на санскрите.

Девушка тоже была мрачной, маленькой и бледной, с пристальным взглядом. Она казалась очень юной, но потом я узнал, что ей двадцать шесть лет. Было ясно, что она влюблена в Брайди, однако, как и в случае с Фэнни, догадаться, как он относится к этому, было невозможно.

— Ты видел уже это место? — спросил меня Брайди. — О, его следует посмотреть. Это просто чудо. Я еду туда с профессиональной целью. Рубинштейн позволил мне сделать в галерее несколько цветных фотографий. Я давно мечтал о подобной возможности.

Девушка, звали ее Роуз Пейджет, неожиданно сказала:

— Не нравится мне эта галерея. Хорошо, что жить рядом с этими фигурами приходится мистеру Рубинштейну, а не мне. Я бы пугалась.

— Они же сделаны из воска, — усмехнулся Брайди.

— При определенном освещении они выглядят живыми. — Роуз повернулась ко мне. — Рубинштейн заказал восковые фигуры почти для всех халатов, свадебных, церемониальных, погребальных, и они стоят группами. Смотрят на тебя, негодуют. — Она поежилась. — Помните рассказ мистера Честертона о человеке, который исчез? У него был механический слуга, и люди думали, будто этот слуга убил его? В галерее я всегда вспоминаю этот рассказ, кажется, вот-вот толпа из другой эпохи и цивилизации, ненавидящих нас за то, что выставили их напоказ, набросится на зрителей.

— Роуз, твое воображение делает тебе честь, — сухо заметил Брайди.

— Ты не испытываешь этого. Но Лал тоже терпеть не может галерею. Видимо, нужно быть профессионалом, чтобы высоко ценить это место. Одна я ни за что не поднялась бы туда.

— Думаешь, эти фигуры разгневаются на меня за то, что я имею наглость фотографировать их, а потом показывать? Полагаю, ты ошибаешься.

Брайди засмеялся и предложил ей сигарету. Беря ее, Роуз улыбнулась, но я заметил, что ее глаза были по-прежнему очень серьезны.

Плендерс — усадьба времен Тюдоров, которую Рубинштейн превратил в нечто похожее на уютный загородный дом. Летом он проводил там много времени, а Лал принимала подруг в большом холле и в огромной двойной гостиной с обшитыми панелями стенами и паркетным полом, но в дополнение к своим причудам вскоре решила, что это место унылое, и приезжала туда неохотно. Рубинштейн изредка выбирался туда один. Общительная по натуре Лал не могла понять страсти, которой одиночество нужно по той же причине, что человечеству воздух — чтобы не умереть от удушья, — и тут же заподозрила какую-то интрижку. Подозрения Лал всегда были настолько безосновательны, что такой умный человек, как Рубинштейн, мог лишь отмахиваться от них, поэтому ее брак, который с любым другим мужчиной давно бы рухнул, сохранялся, несмотря на бури, создаваемые ее безумной ревностью.

Когда мы подошли к двери, я ощутил внезапную слабость. Услышал, как мужской голос произнес: «Фэнни», и та ответила холодным, бодрым, спокойным тоном. Зная навязчивую идею Лал, я не думал встретить Фэнни здесь, и решительно поспешил вперед. Ее собеседником оказался высокий молодой человек с копной вьющихся золотистых длинных волос и приятным, веселым лицом. Впоследствии я выяснил, что он был на войне, но, подобно Роуз Пейджет, выглядел значительно моложе своих лет.

— Не ожидал найти тебя тут, — бестактно заметил я Фэнни. — Я приехала с профессиональной целью, — сказала она, подавая мне руку. — Как Норман. Он — фотографировать, а я — любоваться. — Фэнни оглянулась, когда Рубинштейн, отойдя от Роуз Пейджет, приблизился к нам. — Сэмми, у тебя много новых вещей. Мне не терпится их увидеть. С тех пор как я была здесь, прошло больше года.

— И, если б это от меня зависело, прошло бы сто лет, — доверительно шепнула мне Лал. — Это дом Сэмми, и он приглашает, кого хочет. Но в мою лондонскую квартиру она не войдет, пусть не надеется. Сэмми не разбирается ни в чем, кроме китайского искусства и антиквариата. Думает, она здесь, потому что интересуется тем, что он ей покажет. Она тут для того, чтобы завладеть тем, что может. А на сей раз ей нужен Норман Брайди.

Я взглянул на этого молодого человека, тот хмуро смотрел на хозяина, сунув руку в карман. Он не походил на мужчину, которого даже такая женщина, как Фэнни, может обвести вокруг пальца, как бы ни старалась.

— И он нужен ей не навсегда, — продолжила Лал. — У него недостаточно денег или влияния, но у нее, у этой девки, склад ума подлый. Стоит ей увидеть что-нибудь нужное кому-то, так она старается это отхватить. Знает, что Роуз Пейджет помолвлена с Норманом. Если бы она не совалась, они, может, поженились бы в эти выходные. Но ей это испортило бы настроение. За Норманом сейчас гоняются, вот она и решила быть самой быстрой сучкой в стае. Ты, наверное, видел ее фотографии, которые сделал он. Сущая рисовка, вот что это такое. Мисс Фэнни Прайс в вуали, с венком из весенних цветов, прислоняется к хрустальному обручу. О чем ей нужно подумать, так это о своих делах с Грэмом. Тот не любит делить свой обед с кем бы то ни было.

Ее скабрезная вульгарность раздражала. Я не мог не заметить оживленности и радости Фэнни, когда Брайди подошел к ней. Они были замечательной парой, и у меня мелькнула мысль, что, вероятно, это единственный человек, какого я пока встретил, который может оказаться ее любовником. Это заставило меня относиться к нему с уважением, но симпатии не прибавило.

— Грэм здесь? — воскликнул я.

— Напросился, — досадливо произнес Рубинштейн. — Естественно, я не мог ему отказать. Он по-настоящему любит эти мои вещи, и если бы они не стоили денег, приобретал бы их сам. Если бы он мог украсть их, то ухватился бы за такую возможность, потом бы увидел предлагаемое вознаграждение и разрывался бы надвое, не зная, как поступить.

— Какой ты дурак, Сэмми! — крикнула его жена. — Приписываешь всем наилучшие мотивы. Грэм здесь из-за Фэнни. Она работает на него, и тот не хочет, чтобы Фэнни раздавала товары в его отсутствие.

— Когда-нибудь я попаду из-за тебя под суд по обвинению в оскорбительной клевете, — добродушно произнес Рубинштейн. — Грэм даже не знал, что здесь будет Фэнни. И они не обменялись и десятком слов.

— Потому что она уже начала соблазнять Руперта. Раньше она его не знала, для нее он более привлекателен. А поскольку ты здесь, — добавила она, обращаясь ко мне, — у нее будет просто замечательный отдых.

— Руперт Паркинсон — удачная находка Лал, — объяснил Рубинштейн. — Он невесть откуда взялся. Она считает его безупречным.

— Ты сам говорил, что лучшего секретаря не хотел бы! — вспыхнула Лал.

— Да, секретарь он хороший, — согласился он. — И тактичный. Знает, когда отойти в сторону. Но у Лал все метлы чисто метут.