Рекс Стаут - Слишком много поваров
– Прошу прощения, но он ведь действительно один из ваших членов. – Вульф наклонил голову. – Или вы считаете, что он недостоин?
Берин заговорил медленно, сквозь зубы:
– Ланцио достоин только одного – быть изрубленным на куски и скормленным свиньям! Хотя прошу прощения за свиней: вкус их мяса пострадает. Просто – изрубленным на куски и сожженным. – Берин поднял руку, как бы клянясь в правильности своих слов. – Это говорю вам я, а я знаю его много лет. Он украл секрет Королевского пудинга в 1920 году у моего друга Зелотти и претендовал на первенство. Зелотти хотел убить его – так он говорил мне. Он украл множество других вещей. В 1927 году он был принят в общество, о котором вы упоминали, несмотря на мой протест. Его молодая жена, – может быть, вы видели ее? – это Дина, дочь Доменико Росси из кафе «Эмпайр» в Лондоне. Ваш друг Вукчич женился на ней, а Ланцио украл ее у Вукчича. Вукчич поклялся убить его – жаль только, что он ждет так долго. – Берин от избытка чувств потряс кулаком. – Он собака, змея. Вы знаете Леона Бланка, нашего любимого Леона, одного из лучших? Вы знаете, что он сейчас пребывает в забвении, без дела и без репутации, в маленьком клубе в городе под названием Бостон? А вы знаете, что несколько лет назад наш знаменитый отель «Церковный двор» стал знаменитым именно благодаря тому, что он был шефом в тамошнем ресторане? Знаете ли вы, что именно Ланцио украл у него это положение – инсинуациями, ложью, крючкотворством? Бедный старый Леон хотел убить его.
Вульф пробормотал:
– Трижды убитый Ланцио. Сколько же смертей ожидает его еще?
Берин резко наклонился вперед.
– И они сделают это. Я бы сам с удовольствием убил его.
– Вот как? Что же он украл у вас?
– Он крал все и везде. – Берин опять откинулся на спинку. – Я приехал в Нью-Йорк в субботу. В тот же вечер я отправился со своей дочерью пообедать в «Церковный двор». Мы прошли в салон, который Ланцио назвал «Курорт». Я не знаю, у кого он украл эту идею. Официанты были одеты в ливреи наиболее известных фешенебельных курортов – Ниццы, Ривьеры, Дел-Монте, Майами и тому подобное. Мы сели за столик, чтобы попробовать помои Ланцио, и что же я увидел? К нам подошел официант, одетый в ливрею моего собственного Сан-Ремо! Только вообразите себе! Я хотел вскочить, найти его и задушить собственными руками. – Он потряс этими руками перед лицом Вульфа. – Моя дочь остановила меня. Она сказала, что я не должен позорить ее! Но мой собственный позор! Разве он не имеет значения?!
Вульф одобрительно покачал головой, хотя трудно было понять, что именно он одобряет – своего собеседника или пиво.
Берин продолжал:
– Я взглянул на меню. Десять тысяч чертей! Вы знаете, что я там увидел?
– Надеюсь, что не ваши знаменитые колбаски?
– Вот именно! И напечатано крупной нонпарелью! Конечно, я знал об этом и раньше. Я знал, что Ланцио несколько лет назад решился на это подлое дело, но я не знал, что именно он подает под таким названием, но вот вам: напечатано это название, да еще таким же шрифтом, как в моем собственном меню! Я приказал официанту принести две порции – мой голос дрожал от возмущения. Что же вы думаете? Все было сервировано на фарфоре – ха! – и выглядело – я даже не знаю, как это выразить! Но здесь даже присутствие дочери не удержало меня. Я взял по тарелке в каждую руку, поднялся со стула и вывалил их содержимое на самую середину ковра. Естественно, поднялся скандал. Мой официант убежал. Я взял за руку мою дочь и направился к выходу, но путь нам преградил метр. Я зловеще улыбнулся ему и сказал веским тоном: «Я Джером Берин из Сан-Ремо! Приведите сюда Филиппа Ланцио и покажите ему, что я сделал, но удерживайте меня подальше от его глотки!» После этого мы ушли.
Но можете себе представить, что случилось на следующее утро? Ко мне в отель пришел человек от Филиппа Ланцио, который приглашал меня на ленч! Можете вообразить себе такое бесстыдство? Но подождите, это еще не все! Человек, который принес записку, был Альберто Малфи!
– Вот как? Я тоже должен знать его?
– Возможно, нет. Теперь он не Альберто – Альберт Малфи. Это корсиканец из кафе «Алиса», где я его лично обнаружил. Я взял его с собой в Париж, учил и опекал и сделал в конце концов человеком. А теперь его у меня нет. Он первый ассистент Ланцио, который украл его у меня в Лондоне в 1930 году. Украл моего лучшего человека и смеялся надо мной! А теперь эта желтая лягушка посылает его ко мне с приглашением на ленч!
– Как я понимаю, вы не приняли приглашения?
– Ха! Чтобы есть яд? Я вытолкал Альберто из комнаты.
Вульф прикончил вторую бутылку и разразился монологом учтивости и понимания. Для меня это было уже слишком. Я поднялся с места.
Вульф взглянул на меня.
– Куда, Арчи?
Я холодно ответил:
– Клубное купе.
После этого открыл дверь и исчез. Было уже больше одиннадцати, и половина кресел в клубе пустовала. Вукчич и мисс Берин сидели перед пустыми стаканами. С другой стороны от нее сидел голубоглазый атлет с квадратной челюстью в темно-сером костюме. Я остановился перед новыми друзьями и приветствовал их. Они ответили. Голубоглазый атлет оторвался от своей книги и сделал движение, приготовившись уступить мне место. Однако Вукчич опередил его.
– Извините меня, Гудвин. Я уверен, что мисс Берин не будет протестовать, мне уже пора на отдых.
Он пожелал нам спокойной ночи и удалился. Я уселся на его место и поманил стюарда, когда он сунул свой нос в дверь. Оказалось, что мисс Берин влюблена в имбирное пиво, я же пожелал стакан молока. Наши нужды вскоре были удовлетворены.
Она направила на меня свои фиолетовые глаза и сказала грустным голосом:
– Итак, вы действительно детектив. Мистер Вукчич рассказал мне. Он сказал, что вы очень храбрый и три раза спасли жизнь мистеру Вульфу.
– Мистер Вукчич не был в нашей стране уже восемь лет и очень мало знает о наших делах сейчас. Но давайте-ка лучше поговорим о вас. Вы давно из детского сада?
Она обиженно поджала губы.
– Я уже три года, как вышла из школы!
– Роскошно! И что же это за школа?
– Школа при женском монастыре в Лузе.
– Однако, вы совсем не похожи на монахиню.
Она отхлебнула пиво и рассмеялась.
– Что верно, то верно. Я никогда не была похожа на монахиню. Мать Сесилия говорила нам, что жизнь, посвященная другим, сладка и благостна. Я думала об этом, и мне все-таки кажется, что самое лучшее – попытаться вести более радостную и веселую жизнь, пока это возможно, то есть пока ты не стала толстой и слабой или не обзавелась многочисленным семейством. Я ведь права, не так ли?
Я с сомнением покачал головой.
– Я вряд ли могу быть судьей в этом вопросе. Но мне во всяком случае кажется, что перебарщивать ни в чем не следует. Так значит, вы стараетесь жить весело?
Она кивнула.
– Когда моя мать умерла, я была еще маленькой, и отец очень заботился о моем воспитании. Кстати, я видела много американских девушек, приезжавших к нам в Сан-Ремо, и наблюдала за их поведением. Я думала, что смогу вести себя так же, как они, но оказалось, что я не знаю, как это делать.
– Вам нравятся американцы?
– Я не знаю. – Она рассмеялась. – Я ведь очень мало их встречала – видела только тех, которые приезжали в наши края. Мне кажется, что они очень забавно говорят, а ведут себя так, как будто они на голову выше окружающих. Я имею в виду мужчин. Некоторые, которых я видела в Нью-Йорке, весьма симпатичны. Один, которого я видела вчера в отеле, был очень привлекателен. У него был нос совсем как ваш, но волосы немного светлее. Все-таки очень трудно высказать окончательное суждение о людях, пока достаточно хорошо их не узнаешь.
Она все еще продолжала говорить, когда мое внимание привлекли другие обстоятельства. Повинуясь какому-то импульсу, мои глаза оторвались от ее лица и скользнули вниз. Это, очевидно, была частица подражания американским девушкам. Одна ее нога была положена на другую, и высоко поднятая юбка открывала не только хорошо сложенные ноги, но и соблазнительно округлые коленки. Все это было не так уж и плохо, если бы не одно осложнение. Меня беспокоило, что голубоглазый атлет давно уже смотрит на это зрелище поверх своей книги. Передо мной стала двойная задача: нейтрализовать атлета и намекнуть ей, что неплохо было бы одернуть юбку.
Я прикинул свои возможности. Поскольку она сама и, следовательно, ее ноги имели ко мне очень отдаленное отношение, действовать следовало очень осмотрительно.
Она все еще говорила. Я большими глотками допил свое молоко, и, повернувшись к ней, рискнул еще раз нырнуть в фиолетовые глаза.
– Вполне справедливо, – сказал я. – Нужно достаточно долгое время, чтобы узнать человека. Поэтому, например, с моей точки зрения, любовь с первого взгляда является нелепостью. Я помню, как первый раз встретил свою жену на Лонг-Айленде. Я сбил ее своим автомобилем. Она получила незначительные повреждения, и мне пришлось поднять ее с мостовой и довезти до дома. Но только после того, как она предъявила мне через суд иск на возмещение ущерба в двадцать пять тысяч долларов, я почувствовал то, что называется любовью. Затем случилось неизбежное – пошли дети: Кларенс, Марток, Изабель, Мелинда, Патриция и…
