Майлз Бридон - Рональд Нокс
— Взгляните, сэр, превосходные платки, вы, право же, не найдете ничего лучше, если, конечно, пожелаете купить комплект с узором… Нет-нет, сэр, что вы, какое там беспокойство?! Смею надеяться, вот это вам подойдет… Разве они не радуют глаз? Вдобавок и стоят недорого, я приобрел их после банкротства одной фирмы. Пощупайте ткань, сэр, ведь ей износу не будет… Да, согласен, сэр, рисунок скорее веселенький. Но у нас тут редко спрашивают гладкие платки, похоже, людям они нынче не по душе. Конечно, если вы пробудете здесь еще денек-другой, я непременно постараюсь вам помочь, послезавтра пошлю в Пулфорд… А пока, увы, ничего подходящего нет… О-о, вы возьмете вот эти, в клеточку… полдюжины? Благодарю вас, сэр, не сомневайтесь, качество превосходное, таких платков днем с огнем нигде не сыщешь. Мы их столько лет держим в запасе, и проблем со сбытом никогда не возникало. Что-нибудь еще?
Других покупок Бридон не замышлял. Он уже начал догадываться, что в Чилторпе покупают не то, что нужно, а то, что припасено у мистера Симмонса. Когда платки были упакованы, он уселся на неудобный высокий стул возле прилавка и завел беседу об усопшем. Симмонс хотя и ссорился с дядей, но, как человек малообразованный, явно испытывал мрачное удовольствие от близкого родства с покойником.
— Вас ведь постигла тяжелая утрата, мистер Симмонс?
Гм, почему это он так резко повернул к посетителю бледное, осунувшееся лицо и вздрогнул, будто прозвучавшая реплика была совершенно не к месту? О родстве знали все, о нем публично упоминали на дознании. Лейланд твердил, что, беседуя с Симмонсом, ни разу не заметил ни малейших признаков тревоги. А нынче утром заурядная ссылка на Моттрама, похоже, напрочь выбила его племянника из колеи! Ходячие профессиональные фразы автоматически слетали у него с языка, но едва посетитель заикнулся насчет поселковых сплетен, как все его самообладание пошло прахом; перед Майлзом Бридоном стоял бледный, дрожащий человек.
— Да, сэр, увы. Весьма печальное событие. Он был моим дядей, сэр… О да, сэр. К нам сюда он нечасто заглядывал… нас ничего не связывало, сэр. Отношения наши были не из лучших… в смысле, он был не очень-то высокого мнения обо мне. Н-да… Но все ж таки родной дядя, сэр. Жил в Пулфорде, отсюда уж много лет как переехал, хотя родился здесь, в Чилторпе.
— Тем не менее кровь-то не водица, верно?
— Как вы сказали, сэр? А-а, понимаю, понимаю… Конечно, сэр. Вот, о похоронах позаботился, и вообще. Прошу прощения, сэр, одну минуту. Сэм! Возьми стремянку и убери коробки на место. Та-ак, отлично. Молодец!.. Угодно еще что-нибудь, сэр?
Да нет, Бридону ничего больше не требовалось. Он приготовился к долгому разговору, но рассчитывал-то говорить с самодовольным, суховатым торгашом, который, глядишь, ненароком что-нибудь полезное и сболтнет, а увидел вконец перепуганного человека, который чуть ли не собственной тени боится. В гостиницу Майлз вернулся хмурый и озабоченный: плакали его двадцать фунтов, равно как и полмиллиона Бесподобной. Однако что же все это значит? Почему Симмонс в присутствии Бридона дрожал как осиновый лист, а разговаривая с Лейландом, даже бровью не повел, хотя Лейланд — сотрудник полиции? Да, такое впечатление, что любая попытка распутать клубок событий только еще сильнее его запутывает.
Глава 14
Прогулка
У крыльца «Бремени зол» стоит трактирная скамейка — иначе ее не назовешь. В идеале на ней полагалось бы восседать старикану в белой блузе, потягивать сидр и курить длинную трубку. Будь здесь по-настоящему передовая гостиница, такого старика непременно бы наняли за поденную плату. Сейчас, ярким июньским утром, роль рекламы, не столь удачной, но все же вполне добротной, исполняла Анджела; когда ее муж вернулся от галантерейщика, она сидела на этой скамейке и вязала — милая, старомодная картина, слегка подпорченная тем, что за работой Анджела насвистывала.
— Ну что, купил? — спросила она.
— Купил, и как будто бы выгодно. Меня заверили, что качество превосходное, второго такого платка мне-де в жизни не сыскать. А точнее, второй полудюжины. Оригинальность — вот их главное достоинство. Даже тебе, Анджела, трудновато будет потерять их в стирке.
— А как мистер Симмонс? — спросила Анджела, понизив голос.
Бридон осторожно огляделся по сторонам. Однако Анджела выбирала место с умом, она знала, что публичность — наилучшая гарантия конфиденциальности. На открытой площадке перед гостиницей — да никому в голову не придет, что люди говорят не о пустяках. Бридон поделился своей озабоченностью и тревогой, четко, не оставляя места сомнениям, описал странные поступки галантерейщика.
— Да, — сказала Анджела, когда он закончил, — ты правильно сделал, что не стал приставать к нему с расспросами. Только страху нагнал бы, и все. Похоже, ты не больно-то ловок в таких деликатных делах. Ну а я с самого завтрака вплотную занялась нашей Ладненько и много чего из нее вытянула. Майлз, эта девушка — сущий клад. Если б она не собиралась замуж, я бы взяла ее к нам в Беррингтон, невзирая на твою всем известную влюбчивость. Но, увы, бедняжка решила распрощаться со свободой!
— Променяв ее на узы брака с мистером Симмонсом?
— Должно быть, судя по вчерашним рассказам мистера Лейланда. Но я, понятно, не настолько нахальна, чтобы спрашивать имена.
— И как же ты ухитрилась втереться к ней в доверие? Я бы живо уперся в каменную стену.
— Нужно отбросить гонор. Женщинам это легче сделать. Меня вдруг осенило, что наверняка ужасно противно мыть после завтрака такую прорву тарелок, особенно в гостинице, где редко бывает разом больше двух постояльцев. Вот я и предложила помочь. Ты в это время был в магазине. Я ведь хорошо мою посуду, слава богу, не зря замужем. Она сказала: «Ладненько!» — и мы отправились в буфетную, где я творила чудеса. В буфетной же мне попалась на глаза книжка «Советы для дома», и это очень важно.
— Почему? Я что-то не понял.
— Есть у тебя один приятель, такой брюзгливый старый холостяк, он как-то заходил к нам в Лондоне, помнишь? Кажется, его зовут Сомс, он еще говорил, что ведет в газете рубрику «Лабиринт Купидона». Советы читателям насчет сердечных делишек, помнишь? Величайшее заблуждение — думать, что современная девушка менее сентиментальна в своих амурах, чем барышня прошлого века. Интуиция подсказала мне, что Ладненько — кстати, бедняжку зовут Эммелиной — запоем читает «Лабиринт Купидона». И тут я, признаться, слукавила.
— Анджела, ты меня удивляешь. Какой
