Агата Кристи - Мистер Паркер Пайн – мастер счастья
– Ну, в конце концов, Пайн, это мое личное мнение. Сэру Джорджу в любом случае не отвертеться.
– Ладно, – махнул рукой детектив, – я посмотрю, что можно еще тут разузнать.
И он перешел к допросу молодой племянницы сэра Джорджа. Та, однако, сильно побледнела и возмутилась:
– Дядя не мог сделать ничего подобного!
– Тогда кто же? Как вы думаете?
– Знаете… думаю, тетя сама наложила на себя руки. Она была очень странной в последнее время и представляла себе всякие небылицы…
– Какие же, например?
– Ну, например, что Бэвил в нее влюблен… тогда как мы с ним помолвлены!
– Я угадал это с самого начала! – улыбнулся Паркер Пайн.
– Это являлось плодом ее воображения. Думаю, она рассердилась на моего бедного дядю и выдумала всю эту историю об отравлении, рассказала ее вам, мистер Паркер, потом подложила стрихнин в его каюту и в карман, а сама его приняла! Вполне правдоподобная версия. Не так ли?
– Да, однако не думаю, что леди Гриль могла это сделать… это не в ее характере!
– Но ее идея? Она подозревала…
– А теперь мне хотелось бы поговорить с мистером Уэстом.
Молодой человек оказался в своей каюте и охотно отвечал на все вопросы Паркера Пайна.
– Не хочу выглядеть пижоном, но, поверьте, леди Гриль – она была от меня без ума. Поэтому я и не осмеливался признаться ей, что давно люблю Памелу: она тотчас же заставила бы сэра Джорджа выгнать меня вон.
– Значит, вы полагаете, что леди Гриль узнала правду?
– Возможно, что и так.
– Нет… полагаю, существует и другая версия. – Паркер Пайн подумал с минуту: – Исповедь будет предпочтительнее, сэр Уэст! Вы изложите все здесь. – И он протянул секретарю ручку и лист бумаги.
Бэвил ошеломленно поглядел на него:
– Что вы этим хотите сказать?
– Только то, мой бедный мальчик, что я знаю все, – сказал детектив почти отеческим тоном. – Вы ухаживали за старой дамой, а потом влюбились в ее красивую, но бедную племянницу. И вы составили с ней план: медленно отравить пожилую леди, и симптомы отравления примут за приступы гастроэнтерита. Иначе говоря, обвинят мужа, так как вы были достаточно ловки, чтобы совместить совпадение этих болезненных симптомов с его присутствием… Потом вы узнали, что у бедной женщины появились подозрения и что она говорила о них со мной. Необходимо было торопиться! Вы похитили стрихнин из запасов мисс Мак-Найтон, подложили яд в каюту сэра Джорджа и его карман, затем насыпали смертельную дозу в облатку и послали леди Гриль с письмом, в котором предлагали принять ей «таблетку грез»… Весьма романтическая идея! И леди примет эту таблетку, когда сиделка выйдет из ее каюты и не будет свидетелей… Но вы совершили одну ошибку, мой мальчик! Бесполезно просить женщину сжигать некоторые письма: она никогда этого не сделает! Все эти очаровательные письма теперь у меня, включая и то, в котором вы говорите о «таблетке грез»…
Лицо Бэвила Уэста позеленело, и он стал похож на крысу в ловушке.
– Проклятье! – процедил он сквозь зубы. – Вы, значит, в курсе всего, проклятая ищейка?!
Детективу Паркеру Пайну удалось избежать нападения только благодаря свидетелям, которые стояли за неплотно прикрытыми дверями.
И вот детектив снова совещается со своим другом, высоким чиновником в Каире.
– У меня не было и малейшего доказательства, кроме полусожженного обрывка письма леди Гриль. Но мне хватило и его, чтобы прийти к определенному выводу и преподнести этому негодяю. И представьте, это сработало! Леди Гриль сожгла все его письма, но он-то этого не знал. Странная была женщина! Когда она впервые заговорила со мной, я был весьма заинтригован. В сущности, леди хотела заставить меня сказать уже тогда, что ее травит муж, потому что собиралась оставить его и уехать с молодым Уэстом! Но она хотела, чтобы все выглядело честь по чести. Любопытная натура, скажу я вам!
– Бедная девушка, племянница сэра Джорджа, будет страдать, – вздохнул чиновник.
– Утешится, – холодно успокоил его Паркер Пайн, – она еще очень молода, но мне хочется, чтобы сэр Джордж тоже испытал немного счастья, пока не поздно. Десять лет с ним обращались как с последним нищим! Теперь, надеюсь, Элси Мак-Найтон круто изменит его жизнь. – Детектив улыбнулся и добавил: – Я хочу поехать в Грецию инкогнито. Нужно же мне, в конце концов, по-настоящему несколько дней отдохнуть!
Дельфийский оракул
В сущности, миссис Уиллард Дж. Питерс вовсе не привлекала Греция, а Дельфы и того меньше.
По-настоящему она любила только Париж, Лондон и Лазурный Берег. Конечно, ей нравилась жизнь в отеле, но при условии, что в номере лежит на полу чистошерстяной ковер, стоит роскошная кровать и всюду изобилие электрических ламп, вволю горячей и холодной воды, телефон, чтобы заказывать чай, обед, коктейль или минеральную воду и звонить приятельницам.
Увы, отель в Дельфах ничего этого не имел. Прекрасный вид из окна, чистая постель, выбеленные известью стены комнаты. Из мебели – стул, туалетный столик, комод. Ванну нужно заказывать заранее, и горячей воды всегда не хватало.
Миссис Питерс считала, что по возвращении будет приятно рассказывать о пребывании в Дельфах, а потому искренне пыталась заинтересоваться античной Грецией, но это оказалось так трудно! Статуи некомплектны: одна без головы, другая – без руки или ноги… И куда больше ей нравился красивый мраморный ангел с крыльями, которого она водрузила на могилу покойного Уилларда Питерса.
Но так или иначе, она хранила свое мнение при себе, в противном случае ее сын Уиллард потерял бы к ней всякое уважение. Только ради него она согласилась поселиться в этом неудобном отеле, где всегда была чем-то недовольна горничная с раздраженным лицом и постоянно нервничал шофер.
Уилларду, которого еще совсем недавно все называли малышом, что его страшно бесило, исполнилось восемнадцать, и мать его обожала.
Он увлекался античным искусством и потащил свою бедную рабыню-родительницу в Грецию. Он был худ, бледен, и казалось, только что перенес какую-то непонятную изнурительную болезнь.
Они побывали на Олимпе, который миссис Питерс называла не иначе, как ужасным нагромождением камней. Парфенон ей понравился, но Афины разочаровали. Экскурсии в Коринф и Микены вселили в нее мучительную тревогу неясного происхождения, что, впрочем, разделял и шофер.
И теперь миссис Питерс находила, что из всех мест, где она побывала с сыном, самое худшее – Дельфы. Тут совершенно нечего делать, кроме как ездить по дорогам и смотреть развалины. Уиллард часами мог стоять на коленях, расшифровывая надписи, и в восторге от этого кричать.
– Послушай, мама, разве это не великолепно? – Он громко читал вслух текст, который интересовал миссис Питерс как прошлогодний снег.
В то утро молодой человек уехал из отеля очень рано, чтобы посмотреть византийскую мозаику, а его мать всячески уклонялась от этой поездки.
– Понятно, – ответил сын на ее сетования. – Ты хочешь остаться одна, чтобы сходить в цирк или на стадион и сохранить об этом самые теплые воспоминания?
– Ты прав, милый, – не спорила миссис Питерс.
– Я знаю, что ты не в восторге от этого места, – восхищенно заявил Уиллард.
Теперь после отъезда сына миссис Питерс, вздыхая, готовилась подняться наконец с постели и позавтракать в свое удовольствие.
Она спустилась в ресторан и нашла там лишь четверых постояльцев: мать с дочерью, туалеты которых показались американке весьма странными и граничащими с вызывающей экстравагантностью; типа, назвавшегося Томсоном, который помог миссис Питерс вынести чемодан, когда она выходила из вагона поезда, и еще одного человека, которого накануне в отеле не было: вновь прибывший сидел в столовой рядом с миссис Питерс, и она не замедлила вступить с ним в разговор, будучи очень общительной и любившей поболтать. Однако мистер Томсон оказался несловоохотливым, что, решила американка, отчасти объяснялось его британской сдержанностью, а обе женщины выглядели претенциозными, хотя девушке, как ей показалось, понравился ее сын Уиллард.
Миссис Питерс нашла нового собеседника очень приятным: он оказался человеком эрудированным, но лишенным всякого педантизма, и сообщил сидящим за столом множество интересных сведений о древних греках. Вот почему после его рассказа миссис Питерс стала видеть в греках живых людей, а не каких-то роботов.
Она, в свою очередь, не могла не похвастаться своим сыном, его умом и образованностью, но ничего так и не узнала о незнакомце, за исключением, пожалуй, того, что он путешествует и отдыхает от дел, сущность которых не уточнил.
День прошел быстрее, чем она могла надеяться. Мать с дочерью и Томсон не стали более общительными, и даже когда миссис Питерс и ее спутник, появившийся утром, столкнулись с Томсоном, выходящим из музея, тот явно намеренно свернул в противоположную сторону.
– Кто бы это мог быть? – озадаченно бормотал сопровождавший ее новичок.
