Агата Кристи - Тайна Семи циферблатов
— Слишком гладко, — решительно заявила Бандл.
— Почему же? — удивился Джимми.
— А при чем тут тогда “Седьмой”, который нигде не появляется, но всем руководит? Графиня и Бауэр? Нет, все не так просто. Да, Бауэр приходил сюда прошлой ночью, но чтобы подстраховать заговорщиков, если возникнет непредвиденная ситуация, что и случилось. Он наверняка должен был просто отвлечь внимание от “Седьмого”, от шефа.
— Послушайте, Бандл, — озабоченно сказал Джимми, — не слишком ли вы увлекаетесь детективными романами?
Бандл бросила на него укоризненный взгляд.
— Я пока не чувствую себя красной королевой[25] — не могу поверить в шесть невероятных вещей перед завтраком, — сказал Джимми.
— Завтрак уже прошел, — заметила Бандл.
— И даже после завтрака. У нас есть отличная гипотеза, подкрепленная фактами, а вас она не устраивает только потому, что вы любите все усложнять.
— Простите, но я совершенно уверена, что таинственный “Седьмой” находится в доме.
— А что думает Билл?
— Билл меня раздражает, — сухо заметила Бандл.
— Надеюсь, вы рассказали ему о графине? Его необходимо предупредить. Ведь он может разболтать ей невесть что.
— Да он не желает ничего такого о ней слышать, он… Ох, он просто дурак! Может, вы попытаетесь рассказать ему про родинку?
— Вы забываете, что меня в том шкафу не было. И вообще, я не могу обсуждать с Биллом родинки его пассии. Неужто он и вправду такой осел, что сам ничего не замечает.
— Да, такой вот осел, — с горечью сказала Бандл. — Вы совершили огромную ошибку, Джимми, рассказав ему обо всем.
— Простите меня, тогда я этого не понимал, а теперь вижу, что вы были правы. Я свалял дурака, но, черт побери, старина Билл…
— Вы же знаете этих иностранных авантюристок! У них просто мертвая хватка! — воскликнула Бандл.
— Честно говоря, не знаю, — признался Джимми. — В меня пока еще никто не вцеплялся, — вздохнул он.
Какое-то время оба удрученно молчали. Чем больше думал Джимми о сложившейся ситуации, тем больше грызло его беспокойство.
— Так, говорите, Баттл просил вас оставить графиню в покое? — спросил он наконец.
— Да.
— Он что, надеется через нее выйти на сообщников? Бандл кивнула. Джимми нахмурился, пытаясь представить себе, к чему это приведет. Ясно одно: у Баттла есть на этот счет совершенно четкие планы.
— Правда ли, что сэр Стэнли Дигби рано утром уехал в город? — спросил он.
— Да.
— О'Рурк поехал вместе с ним?
— Думаю, да.
— А вам не кажется.., нет, это невозможно.
— Что?
— Что О'Рурк как-то в этом замешан?
— Как знать, — задумчиво ответила Бандл. — Он юноша весьма энергичный. Нет, не удивлюсь, если окажется.., впрочем, меня уже ничто не удивит.
— Я могу с уверенностью назвать только одного человека, который никак не может быть “Седьмым”.
— Кто же это?
— Инспектор Баттл.
— А-а! Я-то думал, что вы назовете Джорджа Ломакса.
— Тс-с, вот он идет.
Джордж неотвратимо приближался к ним, это было очевидно. Джимми, извинившись, улизнул, и Бандл осталась наедине с великим политиком.
— Эйлин, голубушка, неужели вы действительно намерены покинуть нас? — галантно начал Ломакс.
— Увы! Отец, кажется, действительно здорово напуган. И я обязана протянуть ему руку помощи.
— О, эта маленькая ручка поистине способна творить чудеса, — игриво сказал Ломакс, пожимая означенную чудотворную святыню. — Эйлин, голубушка, я понимаю и ценю ваши чувства, они заставляют меня еще больше восхищаться вами. В наши дни, когда все так перепутано и зыбко…
“Ну, пошло-поехало”, — с ужасом подумала Бандл.
— …когда поколеблены даже казавшиеся неколебимыми семейные устои и традиции, в такие дни на нас, на представителях аристократии, лежит особая ответственность — мы призваны показать и доказать, что есть люди, способные устоять против новомодных веяний времени. Нас называют “вымирающими упрямцами”. Что ж, я горжусь этим пренебрежительным прозвищем, повторяю — горжусь. Есть ценности, которые необходимо отстаивать со всем возможным упорством: это достоинство, честь, красота, святость семейных устоев, почитание родителей — что останется, если это умрет?! Я уже говорил вам, голубушка, как я завидую вашей юности! Уверяю вас, оценить это сокровище в полной мере способен только человек в …э-э-э, зрелом возрасте. Должен признаться, что поначалу я был неприятно поражен вашим легкомыслием. Но теперь я понял: то было детское легкомыслие — веселое и беззаботное легкомыслие резвого ребенка. Теперь-то я вижу серьезность и основательность ваших умственных интересов. Если позволите, голубушка, я счел бы за честь помочь вам советом в выборе книг для чтения.
— О, благодарю вас, — упавшим голосом откликнулась Бандл.
— И пожалуйста, голубушка, не надо меня бояться. Честно говоря, я был потрясен, когда лорд Кейтерэм рассказал мне о том благоговении, которое вы испытываете к моей скромной персоне. Поверьте, на самом деле я очень прост и доступен.
Последнее замечание напрочь лишило Бандл дара речи.
Джордж продолжал:
— Помните, голубушка, стесняться меня на надо. И не бойтесь побеспокоить. Знайте, что для меня большая честь участвовать в формировании, если можно так выразиться, распускающегося бутона вашего неокрепшего ума. Я стану вашим политическим наставником. Наша партия сегодня как никогда нуждается в очаровательных юных леди — блистательных, талантливых; и кто знает, может быть, судьба предначертала вам пойти по стопам вашей выдающейся тетушки леди Кейтерэм.
Столь жуткая перспектива окончательно добила Бандл. Не зная, что сказать, она беспомощно глядела на Джорджа. Что, впрочем, его отнюдь не обескуражило, скорее наоборот. Ибо в ряду главных женских недостатков Джордж Ломакс числил излишнюю разговорчивость. В его многотрудной ораторской практике редко встречался слушатель более благодарный, чем Бандл. Ломакс снисходительно улыбнулся и продолжал:
— Быть свидетелем того, как из куколки появляется великолепная бабочка. Дивное зрелище. У меня есть несколько прекрасных работ по политической экономии. Я дам их вам с собой в Чимниз. Обсудим, когда вы прочтете. У вас могут возникнуть вопросы. Это естественно, не стесняйтесь, пишите мне, спрашивайте. Конечно, мой пост практически не оставляет мне свободного времени, но даже среди океана дел я всегда выкрою время для занятий с друзьями. Пойду отберу книги.
Ломакс встал и зашагал прочь. Бандл ошарашенно глядела ему вслед. В чувство ее привело неожиданное появление Билла.
— Послушай, — спросил он, — зачем это Индюк держал тебя за руку?
— Рука тут ни при чем. Все дело в бутоне моего неокрепшего ума.
— Бандл, не валяй дурака.
— Извини, Билл, я немного не в себе. Помнишь, ты предупреждал Джимми, что он сильно рискует, напрашиваясь на этот прием?
Билл кивнул:
— Конечно. Когда Индюк проявляет к кому-то интерес, этот несчастный черта с два потом от него отделается. Джимми и сам не заметит, как окажется в его паутине.
— В паутине оказалась я, — раздраженно сказала Бандл. — Это мне предстоят встречи с бесконечными миссис Макатта, книги по политической экономии, обсуждение с Джорджем непонятных мест и Бог его знает что еще!
Билл присвистнул.
— Бедная Бандл! Он всерьез за тебя взялся?
— Что делать? Я в ужасе!
— Не расстраивайся, — успокоил ее Билл. — Вряд ли Джордж верит, что парламентские дебаты под силу женщинам. Так что тебе не придется нести всякий вздор на митингах и целоваться с чумазыми ребятишками в Бермондси. Пойдем лучше выпьем коктейль. Сейчас как раз уже время ленча.
Бандл встала и послушно поплелась за ним.
— Я так ненавижу политику, — жалобно пробормотала она.
— Конечно, как все нормальные люди. Политика для таких, как Индюк и Понго, они-то охотно принимают всех этих деятелей и с удовольствием слушают то, что те несут. Но все равно, — внезапно возвращаясь к началу разговора, заявил Билл, — ты не должна позволять Индюку хватать тебя за руку.
— Почему? Он знает меня с самого рождения.
— Добродетельный Вильям… Ой, посмотри-ка на Баттла.
Они как раз проходили мимо чуланчика, где хранились клюшки для гольфа, теннисные ракетки, мячи и прочий спортивный инвентарь, необходимый для загородных развлечений. Инспектор Баттл, стоя у распахнутой двери, рассматривал клюшки для гольфа, и появление молодых людей, казалось, застало его врасплох.
— Хотите поиграть в гольф, инспектор?
— К сожалению, пока я в этом не преуспел, леди Эйлин. Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Попробую. У меня есть одна хорошая черта, которая помогает в любой игре.
— И какая? — спросил Билл.
— Никогда не признаю себя побежденным. Если что-то не складывается, все начинаю сызнова.
С этими словами он решительно вышел из чуланчика и закрыл за собой дверь.
