Эрл Гарднер - Пройдоха
– Да, мы все знаем об этом. Это дело подробно расписали в газетах. Там говорится, что его якобы застрелила девица.
– Я знаю. Она взяла на себя вину. Но мне не надо было позволять ей этого.
– Нас очень интересует этот пистолет, – вставил шериф.
– Почему?
– Когда ты получил его?
– В день убийства.
– А где именно?
– В общем, я сказал Кануэдеру, что мне нужен пистолет, и он обещал достать его. Затем спросил, где меня найти. И я объяснил ему, что собираюсь снять номер в гостинице Перкинса на имя Дональда Хелфорта. Он обещал все устроить так, чтобы пистолет доставили туда.
– Значит, именно там ты и получил этот пистолет?
– Да.
– Кто был с тобой в гостинице?
– Альма Хантер. Она зарегистрировалась у портье вместе со мной, кажется, в номере 620.
– А кто передал тебе пистолет?
– Один тип по имени Джерри Уэгли. Он служит там администратором. Но я думаю, что он человек Кануэдера и ошивается там специально.
– Ты поможешь себе, если сможешь все это доказать, Лэм, – заметил шериф.
– А что я должен доказать?
– То, что ты говоришь насчет пистолета. Этим оружием воспользовались, чтобы совершить убийство в Канзас-Сити.
– Где? В Канзас-Сити?
– Да.
– А когда это случилось?
– Месяца два назад.
– Боже мой!
– Ты можешь доказать, что получил оружие из рук Джерри Уэгли?
– Конечно. Ведь Кануэдер не будет отрицать это. Хотя, может быть, и откажется... если он знал, что из этого оружия было совершено убийство. А может, и не знал.
– Наверняка знал, если пистолет его, – заметил шериф.
– Он же велел Джерри Уэгли доставить мне это оружие.
– Нам бы хотелось принять на веру твое заявление.
– Не надо этого делать. Я могу доказать, где находился два месяца назад. Во всяком случае, был далеко от Канзас-Сити. И еще скажу: когда Уэгли принес пистолет, он также принес мне и коробку патронов. Я зарядил пистолет, а коробку с остальными патронами засунул в ящик комода в номере 620 в гостинице Перкинса. Если вы их поищете хорошенько, то найдете там.
– Так ты говоришь, что зарегистрировался в гостинице под именем Дональда Хелфорта?
– Да. – И еще ты говоришь, что не отдавал пистолет Альме Хантер?
– Ни за что. Мне он самому был нужен. А ей нет. Она должна была спать, а я сторожить, чтобы с ней ничего не случилось.
– Ну, Лэм, ты попал из огня да в полымя. Мне придется тебя запереть и известить калифорнийскую полицию, что ты у нас.
– Это была самооборона.
– Так он же побежал?
– Наверное, так. Но вы же знаете, как это получается: я был взволнован, увидел, что он бежит, подумал, что он может вытащить свой пистолет. В общем, не знаю. Наверное, разволновался очень.
– Ладно, Лэм. Отвезу тебя в тюрьму. Постараюсь устроить поудобнее. Потом позвоню в Калифорнию, чтобы за тобой приехали.
– Так, значит, мне придется снова ехать в Калифорнию?
– Конечно.
– Мне очень не хочется опять трястись по пустыне в такую жару.
– Сочувствую. Но они, наверное, приедут ночью.
– А как насчет адвоката?
– Не знаю.
– Но мне бы хотелось поговорить с ним.
– Знаешь что, Лэм, мне кажется, было бы лучше, если бы ты подписал бумагу о том, что не настаиваешь на обязательной санкции о выдаче, и вернулся в Калифорнию. Так будет выглядеть лучше, – сказал мне шериф.
Я покачал головой:
– Ничего я не подпишу.
– О'кей, Лэм, дело твое. Тем не менее мне придется тебя задержать. Понимаешь, это очень серьезно.
Глава 12
Тюремная койка была жесткой, матрац – тонким. Ночью стало очень холодно, это часто случается в пустыне ранней весной. Я трясся и ждал, что будет.
Где-то пьяный разговаривал сам с собой. Его бормотанье было бесцельным и непонятным. В соседней камере спокойно храпел угонщик автомобиля. Я подумал, что уже полночь. Попытался вспомнить о жаре в пустыне, но эти мысли не согревали. Потом я представил Альму. Вдруг услышал, как открывали засовы тюремных ворот. Раздались тихие голоса и шарканье ног где-то внизу, в канцелярии. По цементному полу двигали стулья. Какие-то люди зажигали спички и разговаривали. Потом дверь закрыли, все утихло. Через некоторое время я услыхал шаги по коридору.
– Вставай, Лэм, – начал тормошить меня надзиратель, – тебя хотят видеть!
– Я спать хочу.
– Тем не менее придется идти.
Я встал. Мне незачем было одеваться: из-за холода я лежал одетым.
– Пошевеливайся. Не заставляй их ждать.
Я последовал за ним вниз, в канцелярию. Там были прокурор, его заместитель, шериф, стенографист и два полицейских из Лос-Анджелеса. Мне предназначался стул, на который была направлена яркая лампа.
– Сядь там, Лэм, – велел шериф.
– Глазам больно от света.
– Ничего, привыкнешь быстро. Мы хотим тебя видеть.
– Из-за этого не надо ослеплять меня.
– Если ты будешь говорить правду, нам не придется смотреть на твое лицо, чтобы узнать, когда ты врешь. Но если ты будешь врать, мы должны будем рассматривать тебя вблизи.
– Почему вы думаете, что я врал?
– Ты был достаточно правдив, – он усмехнулся, – чтобы убедить нас в том, что ты знаешь то, что хотим знать мы. Однако ты сказал далеко не всю правду.
Он слегка передвинул лампу так, что она не светила мне прямо в глаза.
– Так вот, Лэм, – продолжил он, – эти господа из Лос-Анджелеса. Они специально ехали через пустыню, чтобы выслушать тебя. Они достаточно знают, чтобы разобраться, где ты врал и где говорил правду. А нам нужна вся правда.
Он говорил со мной тем отеческим тоном, которым обращаются к полуидиоту. Фараоны обычно так и поступают по отношению к уголовникам. И те обычно попадаются на это. Я тоже сделал вид, что попался на этот крючок.
– То, что я говорил сегодня, это все, что я знаю, – буркнул я мрачно.
В этот момент лампу передвинули так, что свет бил прямо в мои слезившиеся глаза.
– Видимо, Лэм, – сказал шериф, – мне придется изучать твое лицо вблизи и по частям.
– Уберите лампу. Это старо! Допрос с пристрастием третьей степени.
– Мы не допрашиваем тебя таким образом, во всяком случае я, но это дело очень серьезное, и нам надо все знать.
– А что вам не нравится в моем признании?
– Да все. Во-первых, тебя в комнате не было. Кое-что из твоего рассказа о Кануэдере – правда, но не все. Не ты застрелил Моргана, а девица. Ты дал ей пистолет. Она уронила его и выбежала. Потом позвонила тебе из телефонной будки в холле, внизу. Монетку для автомата ей дал один из жильцов. Хозяйке твоего пансионата пришлось вытаскивать тебя из постели, чтобы ты подошел к телефону. Так вот. Нам нужна правда и только правда.
– Ладно. Уберите этот чертов свет, и я все расскажу. Прокурор прокашлялся и сказал стенографисту:
– Записывайте. Так вот, Лэм, – обратился он ко мне, – насколько я понимаю, ты собираешься сделать добровольное заявление или признание. Это твое собственное желание. Мы не давали тебе никаких обещаний или заверений, ничем не угрожали. Ты собираешься сделать это заявление просто потому, что хочешь говорить только правду и чистосердечно выложить все, что знаешь. Правильно?
– Пусть будет по-вашему.
– Это не ответ.
– Ах, черт, вы меня зацапали, так что же мне еще делать?
– Он ответил «да», – сказал прокурор стенографисту, – так и запишите. Правильно, Лэм?
– Да.
– Продолжай, – сказал шериф, – мы хотим знать правду. Но больше не ври – нам это не нужно!
Он повернул лампу, и я с облегчением протер глаза.
– Я его убил, но Альма Хантер об этом не знает. Это произошло не потому, что я сторожил ее, а потому, что мне приказали убить его.
– Кто приказал?
– Кануэдер.
– Опять врешь, – сказал шериф.
– Нет. Теперь говорю все как есть.
– Хорошо, продолжай.
– Хотите с самого начала?
– Да, с самого начала.
– Ну, я знал банду Кануэдера в Канзас-Сити. Я не буду говорить о том, кто я. Мои родители еще живы, и я не хочу причинять им огорчений. Я, конечно, кое в чем замешан, но не имею ничего общего с тем, что произошло в Канзас-Сити. Я был в то время в Калифорнии и могу доказать это. Истинная правда заключается в следующем: Кануэдер – босс этого дела с игральными автоматами. Они давали взятки. Все перипетии этого дела не знаю. Но знаю, что это была кругленькая сумма. Занимался этим Морган Беркс. Все шло как по маслу до тех пор, пока у прокуратуры не возникли подозрения. Тайным агентам поручили выяснить что к чему, и они сумели раскрутить это дело. Они выяснили, кто брал взятки, но не знали, кто давал их. Они узнали все про связных и сколько им платят. Тут и начинается интересный поворот. Кто-то стукнул нам, что агенты выяснили: сумма взяток составляла половину тех денег, которые Кануэдер выделял на эти цели. Короче говоря, Моргану Берксу давали десять косых для больших людей из полиции, а он отдавал только половину. Другую прикарманивал. В Лос-Анджелесе не просто вести такие дела, и Морган Беркс оговорил условие, что будет заниматься этим один. Он довольно долго был сообщником Кануэдера. И босс думал, что ему можно полностью доверять. Когда все это выплыло наружу, Морган Беркс смылся. И все решили, что он прячется от прокуратуры. А он прятался от босса; боялся, что люди Кануэдера пришьют его. Он поступил довольно умненько. Деньги положил в банковские сейфы, абонированные на имя своей жены. Но получилось так, что в это самое время она решила начать бракоразводный процесс. Она понимала, что он от нее никуда не денется, и давно искала такую возможность, потому что Морган знал о ее любовных историях. Это застало Моргана врасплох. Он не мог появиться в суде, чтобы опротестовать заявление о разводе. А все его денежки были в ее руках. Ему пришлось вступить с ней в переговоры. Они договорились, но не в его пользу. Конечно, у него было кое-что против нее. Но воспользоваться этим он не мог. Он и высунуться не посмел бы, потому что люди босса сразу же прикончили бы его.
