Найо Марш - Игра в убийство

— О, пожалуйста, сэр… — начал было Найджел, но тот перебил его.

— Я знаю, вы будете вежливы и великодушны, но, хотя это очень мило с вашей стороны, суть происшедшего не изменится. Я чувствую огромную ответственность перед всеми гостями, но перед вами — особенно. Если я когда-нибудь смогу вам быть полезен, обещайте, что обратитесь ко мне.

— Вы очень добры, — растроганно ответил Найджел. — Я надеюсь, сэр, что вы сумеете, если только с моей стороны не будет дерзостью так сказать, избавиться от чувства болезненной ответственности перед нами. Я… Я любил Чарлза, естественно, но едва ли знал его так, как вы. Я полагаю, что вы, его близкий друг, пережили его смерть тяжелее, чем любой из нас.

— Я очень любил его, — сказал Хэндсли бесцветным тоном.

— Вы, конечно, знаете, что он завещал вам несколько картин и других вещей. Я прослежу, чтобы они были отправлены вам, как только все утрясется. Если среди его имущества есть что-нибудь еще, что вы пожелали бы иметь в… в память о Чарлзе, я надеюсь, вы дадите мне знать. Это звучит ужасно, но я думаю…

Найджел смущенно умолк.

— Чрезвычайно вам благодарен. Я вас вполне понимаю, но уверен, что нет ничего… — Хэндсли отвернулся к окну, — кроме, пожалуй, кинжала. Как вам известно, он в любом случае мой. Полагаю, что с завещанием все в порядке.

На две-три секунды Найджел буквально лишился дара речи. Он уставился на благородный седой затылок сэра Хьюберта, и совершенно непредсказуемые мысли закружились в его смятенном уме.

— Разумеется… — услышал он собственный голос, но Хэндсли перебил его.

— Вы находите очень странным, что я выражаю желание владеть этим оружием, — сказал он. — Для вас, возможно, это странно, но вы не являетесь ни страстным коллекционером, ни беспристрастным ученым. Этот кинжал не сможет более убедительно напомнить мне о том, о чем я и так никогда не смогу забыть, и, мне кажется, именно в память о Чарлзе я должен получить его, как только полиция кончит с ним разбираться. Вы этого не понимаете, но Чарлз, который знал мой характер, понял бы меня. Я думаю, что тот, кто интересуется теми же вещами, что и я, поймет меня. Это научная точка зрения.

— Что там насчет научной точки зрения? — спросил Уайлд, высунув голову из двери ванной. — Извините, что вмешиваюсь, но я услышал эту фразу.

— Вы могли бы объяснить это, Артур, — ответил сэр Хьюберт. — Мне надо идти успокоить Розамунду. Она все еще не в себе, и Аллейн обязательно хочет напоследок побеседовать с ней сегодня. Артур, скажите, думаете ли вы…

— Я бросил думать, — с горечью прервал его Артур Уайлд.

Найджел увидел, как Хэндсли вышел, бросив украдкой взгляд на старого друга.

— Что случилось с Хьюбертом? — спросил Уайлд, когда они остались одни.

— Не спрашивайте, — устало сказал Найджел. — Это преступление, похоже, разъедает наши души, как ржавчина. Вы знаете, что он хочет иметь кинжал?

— Что?!

— Да. Он напомнил мне о том завещании, которое вы засвидетельствовали — помните, шуточное завещание?

— Помню, — сказал Уайлд, садясь на кровать и невыразительно глядя на Найджела сквозь очки.

— Он сказал, вы его поймете.

— «Научная точка зрения»! Понятно. Какая ужасная убежденность! Да, я действительно могу его понять, но… Боже мой!

— Артур! — позвала, миссис Уайлд из-за ванной. — Ты звонил домой? Предупредил, что мы сегодня приезжаем? Пожалуйста, не будь таким рассеянным!

— Иду, дорогая, — сказал Уайлд.

Он заторопился к жене, а Найджел, надеясь узнать, не вернулась ли Анджела, вышел на площадку. На верхних ступеньках лестницы он увидел Аллейна.

— Я вас искал, — сказал старший инспектор. — Вы можете ненадолго спуститься в кабинет?

— С удовольствием, — уныло ответил Найджел. — Что теперь? Не собираетесь ли вы рассказать мне, что обнаружили убийцу?

— Да, по правде сказать, собираюсь.

Глава 15

АЛЛЕЙН ВНОСИТ ЯСНОСТЬ

— Вы действительно раскрыли убийство? — спросил Найджел, когда инспектор закрыл за ним дверь.

— Да, конечно. Я думаю, что знал ответ уже давно, но хотя официальный Ярд не занимается психологией, я нахожу, что в каждом деле бывает момент, когда ты какой-то частью мозга, каким-то чутьем, каким-то чувством уже понимаешь, что к чему, в то время как весь остальной тренированный мозг на корню рубит эту интуитивную догадку. Да, что-то в этом роде.

— Так кто же это?

— Я отвечу не сразу, но не потому, что хочу помучить вас неизвестностью. Мне нужно на ком-то проверить цепочку доказательств. О, мы в Ярде привыкли до бесконечности проверять их. Кое-кто из нас вообще помнит все свои дела наизусть. Но сейчас мне хотелось бы повторить это для свежего человека. Потерпите, Басгейт?

— Ну хорошо, только, видит Бог, это нелегко.

— Буду по возможности краток и беспристрастен. В духе полицейского протокола. В понедельник утром, начав работу над этим делом, я побеседовал со всеми участниками приема по отдельности, а потом, как вы помните, совместно. По завершении нашего «суда» я тщательнейшим образом обследовал дом. С помощью Банса я реконструировал убийство. Положение тела (так безобразно нарушенное), кинжала, шейкера для коктейлей и гонга привели меня к выводу, что Рэнкин был заколот сзади и сверху. Это не простое дело — ударить в спину так, чтобы пронзить сердце. Но оно было сделано, и мы с доктором Янгом заподозрили знание анатомии. Кто из гостей знал анатомию? Доктор Токарев. Некоторое время эта улика прямо указывала на него, а фантастический аспект мотива был заметно подкреплен убийством Красинского по той же причине — осквернение священного кинжала. Два возражения удерживали меня от того, чтобы окончательно остановиться на русском: во-первых, тот факт, что он левша, а во-вторых — расстояние от его комнаты до места убийства. Я также учел его решительные настояния, чтобы тело после убийства не трогали. Вообще его позицию было трудно объяснить. Он даже не пытался скрыть, что равнодушен к смерти Рэнкина и считает, что это был некий акт высшей справедливости. Затем я переключил свое внимание на Розамунду Грант. Здесь мы имеем традиционный мотив женщины не то чтобы отвергнутой, но столкнувшейся с крушением иллюзий в отношении страстно любимого человека. Она была в курсе его интрижки с миссис Уайлд. Перед самым убийством она попыталась повидаться с ним, потом солгала насчет своих передвижений и на допросе вела себя крайне неудовлетворительно. Она изучала анатомию и в прошлом уже проявляла признаки пылкого и необузданного характера. Находка мисс Анджелы — клочок зеленого помпона от ее туфель в комнате Рэнкина — стала счастливым событием для мисс Грант. Она свела время, оставшееся у нее для действия, практически к нулю.

Далее, сэр Хьюберт. Здесь единственный возможный мотив — это страсть коллекционера. Такая страсть часто становится болезнью, и я не могу поручиться, что сэр Хьюберт не заражен ею. Он может пойти на многое, чтобы пополнить свою коллекцию. Но убийство?! И, опять же, временной фактор. Насчет вас я был особо пристрастен, но свидетельство горничной — неопровержимо; вы выкурили у себя в комнате две сигареты, да. У вас не было долгов. Деньги — это мотив большинства преступлений, и здесь он появлялся во всей красе. Я очень неохотно отказался от вас.

Ну и так далее. Миссис Уайлд, которая после подслушанной вами и мисс Грант сцены оказалась во взвинченном состоянии, слишком мала ростом, чтобы совершить такое убийство. Мистер Уайлд открыл нам ее интересную фобию, относящуюся ко всяким ножам и лезвиям. Она была в долгах. Рэнкин оставил ее мужу три тысячи. И она сдвинула тело с исходной позиции — примечательный факт. Но она слишком маленького роста. Это снова заставило меня заняться изучением позиции нападавшего. Я поставил Банса на место Рэнкина, а сам встал позади него, у подножия лестницы. Стоя на нижней ступеньке, я не мог достать до него, будучи убежденным, что жертва стояла у подноса с коктейлем. С пола даже я вряд ли смог бы нанести тот удар, на который указывало положение кинжала. Так где же стоял нападавший? Как он подобрался незамеченным так близко? Каждый раз я, казалось, утыкался в тупик. Мы, конечно, получили все ваши отпечатки пальцев, осмотрели каждый дюйм стен и перил. На рукоятке кинжала отпечатков не было. Наконец мы сделали еще одно открытие. Среди путаницы отпечатков на набалдашнике внизу перил были слабые, но различимые отпечатки, оставленные двумя руками, вцепившимися в него сверху. Левая рука отпечаталась умеренно четко, но правая — совершенно иначе. Это был любопытный отпечаток, оставленный рукой в перчатке, которая надавила достаточно сильно, чтобы отпечатались швы перчатки и, местами, ее крупнозернистая поверхность. Это были неважные отпечатки, но мы сняли с них достаточно четкие оттиски, чтобы предположить, что это были правая и левая рука одного человека. Их расположение было странным. По ним представлялось, что человек стоял спиной к перилам, неуклюже выгнувшись назад над их изогнутым концом. Самая невероятная поза, если только… — Аллейн помолчал.