Найо Марш - Последний занавес
— Тью-ю, — прошелестели Анкреды.
— Нам скажут, — спросила Полин, — как долго она рассчитывает…
— По-моему, не дольше, — не дала ей договорить Дездемона, — чем потребуется, чтобы завещание вступило в силу.
— А я вот что скажу, — заговорил Седрик, и все присутствующие повернулись к нему. — Быть может, сейчас немного неловко и преждевременно об этом говорить, но задуматься самое время. Наша милая Соня — незамужняя, а это совсем не одно и то же, что вдова Ста… вдова папа? Что скажете?
За столом воцарилось настороженное молчание. Его нарушил Томас.
— Ну да, конечно, — мягко сказал он, оглядывая родичей, — но это зависит от того, как составлено завещание. То есть назначена доля «Соне Орринкурт» или «моей жене Соне» и все такое прочее.
Полин и Дездемона на мгновение задержали взгляд на Томасе. Седрик провел дрожащими пальцами по волосам. Фенелла и Пол не оторвались от своих тарелок. Миллимент, с несколько натужной непринужденностью, сказала:
— Ну, бежать впереди паровоза мы не будем.
Полин и Дездемона переглянулись: Миллимент употребила сакраментальное «мы».
— Это же ужасно, — резко оборвала всех Фенелла, — ужасно затевать разговор о дедовом завещании, когда он здесь, наверху… лежит… — Недоговорив, она закусила губу. Трой заметила, как Пол потянулся к ее руке. Дженетта Анкред, молчавшая на протяжении всего обеда, улыбнулась дочери — осуждающе и тревожно. «А ведь ей не нравится, — подумала Трой, — когда Фенелла ведет себя как все Анкреды».
— Дорогая Фен, — негромко проговорил Седрик, — ты-то, конечно, можешь позволить себе быть такой великодушной, такой нравственной. То есть я хочу сказать, тебя же в этой лодке точно нет.
— По-моему, Седрик, это звучит довольно оскорбительно, — сказал Пол.
— Ну что, все высказались? — поспешно вмешалась Полин. — В таком случае, миссис Аллейн, быть может…
Извинившись, Трой под каким-то предлогом отказалась перейти вместе с дамами после обеда в гостиную.
Выйдя в холл, она услышала, что к дому подъехала машина. Баркер уже стоял на крыльце. Он впустил троих мужчин, одетых в черные костюмы и с широкими черными галстуками. В руках у двоих были черные саквояжи. Третий, бросив взгляд на Трой, что-то тихо сказал.
— Сюда, пожалуйста, — пригласил Баркер, провожая гостей через холл в маленькую приемную. — Сейчас я доложу сэру Седрику.
Усадив посетителей, Баркер отправился с докладом, а Трой осталась переваривать официальное признание нового положения Седрика. Она искоса посмотрела на стол, где старший из трех с привычной ловкостью, свидетельствующей едва ли не об искусстве жонглера, то ли уронил, то ли позволил упасть визитной карточке, а потом легким щелчком отправил ее вперед, так что карточка скользнула под книгу, которую Трой сама принесла из библиотеки, чтобы скоротать время после обеда. Надпись на визитке была отпечатана шрифтом крупнее и темнее обычного: «Мортимер, сыновья и Лоум — бюро ритуальных услуг».
Трой подняла книгу и дочитала надпись: «…и бальзамирование».
Глава 9
АЛЛЕЙН
1
По изменению скорости судна пассажиры поняли, что их долгое путешествие подошло к концу. Стук двигателей сменился плеском волн, ударяющихся о борта, криком чаек, голосами, грохотом цепей, а потом и суетой пристани и города. В эти рассветные часы лондонский порт выглядел таким же смурным и нетерпеливым, как инвалид, готовящийся вернуться к полноценной жизни. Над эллингами и складами все еще висел прозрачный туман. Фонари, словно подвешенные на невидимую нитку бусы, тускло освещали причал. На крышах, швартовых тумбах и канатах поблескивал лед. Аллейн так долго держался за перила, что их холод проник через перчатки и теперь щипал ладони. На пристани толпились люди — толпились на суше, от которой пассажиры были все еще отделены, хотя расстояние стремительно сокращалось. Эти встречающие, окутанные паром собственного дыхания, были в основном мужчины.
Среди них стояли три женщины, одна в алой шляпке. Подошел инспектор Фокс на лоцманском катере. Не рассчитывавший на это Аллейн обрадовался, но сейчас поговорить им не удалось.
— На миссис Аллейн, — сказал Фокс, быстро проходя мимо, — алая шляпка. А сейчас, мистер Аллейн, прошу прощения, но мне тут надо потолковать с одним малым. Машина сразу за зданием таможни. Увидимся там.
Не успел Аллейн поблагодарить его, как тот удалился — подтянутый, в ловко сидящем пальто, именно такой, каким и должен быть инспектор.
Судно и пристань разделяла полоса темной воды. Пронзительно звонили колокола. Встречающие, вглядываясь в стоящих на палубе, передвинулись к швартовым тумбам. Кто-то поднял руки и громко прокричал приветствие. На берег выбросили канаты, и мгновением позже по судну пробежала последняя дрожь, предшествующая полной остановке.
Трой двинулась вперед. Руки были засунуты глубоко в карманы пальто. Слегка нахмурившись, она пробежала взглядом по палубе. Где же он? В эти последние секунды, ожидая, пока она заметит его, Аллейн чувствовал, что, подобно ему, Трой нервничает. Он вскинул руку. Они посмотрели друг на друга, и она улыбнулась — так, как улыбаются только очень близкому человеку.
2
— Три года, семь месяцев и двадцать четыре дня. Чертовски долгий срок вдали от жены. — Аллейн посмотрел на Трой, сидевшую, скрестив ноги, на коврике перед камином. — Или, вернее, Трой, вдали от тебя, от моей жены, по-прежнему такой родной. Одна только эта мысль мне покоя не дает.
— А я все спрашивала себя, — задумчиво протянула Трой, — а если вдруг окажется, что нам не о чем говорить? Вдруг нам будет трудно друг с другом?
— Выходит, и ты тоже?
— Говорят, так бывает. Часто случается.
— Я даже прикидывал, может, имеет смысл процитировать Отелло, помнишь, когда он прибыл на Кипр? Что бы ты сказала, дорогая, если бы я перехватил тебя в таможне под литерой А[34] и начал: «О, храбрый мой воин!»?
— Я бы тут же ответила какой-нибудь строкой из «Макбета».
— Почему из «Макбета»?
— Чтобы объяснить, потребуется очень много времени. Видишь ли, Рори…
— Да, любовь моя?
— Я тут очень занятные дни провела с Макбетом.
Трой с некоторым сомнением посмотрела на него из-под упавших на лоб локонов.
— Может, тебе будет неинтересно, — пробормотала она. — Это длинная история.
— Ну, если рассказывать будешь ты, особенно длинной она не будет.
Взглянув на нее, Аллейн понял, что она опять зажалась. «Нам придется заново привыкать друг к другу».
Аллейн мыслил рационально и широко. Он привык раскладывать по полочкам мысли, от которых другие предпочитают отмахнуться. Во время долгого возвращения домой он часто спрашивал себя: а если при встрече они с Трой почувствуют, что годы разлуки поставили между ними прозрачную стену, через которую они смотрят друг на друга, не испытывая любви? Странно, но такие мысли чаще всего приходили ему в голову как раз в те моменты, когда он больше всего скучал по ней, больше всего хотел ее. И когда она появилась на пристани, не сразу его заметив, чисто физическая реакция оказалась настолько острой, что прогнала все сомнения. А когда она так по-родному улыбнулась ему — так, как раньше не улыбалась, он, не задавая никаких вопросов, понял, что ему вновь предстоит полюбить ее.
А теперь, когда она сидела с ним в комнате, настолько знакомой, что это само по себе казалось немного странным, он волновался, как девственница перед первой брачной ночью. Можно ли то, о чем думает сейчас Трой, сравнить с его мыслями? Может ли он быть в ней так же уверен, как в самом себе? В его отсутствие она жила совершенно иной, чем прежде, жизнью. Он практически ничего не знал о ее новых знакомых, разве что по случайным фразам, которые она позволяла себе в письмах. Что ж, теперь, кажется, ему предстоит открыть кое-что еще.
— Иди сюда и рассказывай, — предложил он.
Трой перебралась на свое привычное место и прислонилась к его креслу. Он посмотрел на нее — волнение уступило место такому захлестывающему чувству счастья, что Аллейн даже упустил начало рассказа. Но он давно, не делая себе ни малейших поблажек, научил себя слушать, что говорят, и этот навык сейчас выручил. Сага Анкретона разворачивалась своим чередом.
Поначалу рассказ шел ни шатко ни валко, но чем дальше, тем больше захватывал саму Трой. Она увлеклась и потянулась за блокнотом с зарисовками, которые сделала у себя в башне. Вглядевшись в маленькие выразительные фигуры с огромными головами, Аллейн не удержался от смеха.
— Как на старых игральных картах с изображением «Счастливой семьи», — заметил он, и Трой должна была признать, что и впрямь в оригиналах есть что-то викторианское. Из-за странностей самих Анкредов так получилось, что говорила она в основном о глупых розыгрышах.
