Рут Ренделл - Эксгумация юности
— Розмари, остановись, — попросил он. — Пожалуйста, прекрати.
Продолжая рыдать, она бросилась на диван. Алан вошел в спальню, которую до сих пор делил с ней вплоть до предыдущей ночи, отыскал чемодан и уложил в него одежду. Большую часть его вещей придется отправлять грузовиком, но кто этим займется? Кто-нибудь из детей? Теперь он расслышал крики Розмари. Она стояла в дверном проеме спальни.
— С тобой ведь никто не будет разговаривать! Ты понимаешь это? Дети отвернутся от тебя. И внуков ты своих больше никогда не увидишь. Ты подумал об этом?!
Он нашел свой мобильный телефон и зарядное устройство, которые хотел было тоже засунуть в чемодан. В этот момент Розмари подскочила к нему и выхватила из рук телефон. Выйдя в гостиную, он взял обычный телефон и набрал знакомый номер такси, которым иногда пользовался, но которому теперь предстояло отвезти его в совершенно другое место.
— Гамильтон-террас, Лондон Норд-Уэст, восемь.
Теперь Розмари знала этот адрес. Но рано или поздно она бы все равно узнала…
Она начала кричать, что убьет его. Возвратившись в спальню, Алан увидел, что всю одежду, которую он перед этим уложил в чемодан, она вытащила и швырнула на пол. Она бросила мобильный телефон в раковину в ванной и открыла оба крана. Он снова упаковал всю одежду в чемодан, свалив в кучу рубашки, носки и пижамы. Розмари наблюдала, ожидая, как он предположил, что он снова выйдет из комнаты. Он вышел, но уже с чемоданом в руке, который обмотал кожаным ремнем. Она бормотала какие-то угрозы, — про то, что он скоро умрет, и про то, как ей хочется прикончить эту ведьму Дафни. Зазвонил городской телефон, и оператор сообщил, что вызванное такси ожидает его на стоянке. Алан тихо попрощался с Розмари, но та снова на него закричала. Он закрыл за собой входную дверь и вышел к парковке, наслаждаясь царящим вокруг спокойствием и тишиной.
Три четверти часа спустя он уже вставлял один из ключей, которые дала ему Дафни, в замок ее передней двери, и чувствовал, что теперь-то он точно дома.
Глава тринадцатая
В прежние времена Лоутон был всего лишь деревней. Вплоть до Второй мировой войны и даже после нее жители все еще говорили «сходим в деревню», когда отправлялись за покупками.
Как в любой деревне, в Лоутоне существовала своя классовая система, и даже дети могли рассказать, что бедняки живут на Форест-роуд и на Смартс-лейн, дома жителей среднего класса расположены на улицах между Хиллкрест-роуд и Ректори-лейн, а районы богачей — это Черч-лейн и Олдертон-хилл.
Все знали всех и все обо всех, как в настоящей деревне, так что когда уборщица оставила свою работу в Эндерби, что на холме, новости об этом быстро распространились по всей Смартс-лейн, где она жила, и достигли ушей Клары Мосс на Форест-Роуд.
Она уже работала у Блэтчеров на Тайсхерст-хилл, но могла бы справиться и со второй работой. Так что Клара Мосс, вдова солдата, убитого в первый год войны, отправилась работать к Джону Уин-вуду и его жене Аните. Что же касается причин, по которым от них ушла прежняя уборщица, так они ее не беспокоили, она считала, что это ее не касается. Соседи Клары только что продали свой дом — за год до войны, за две сотни фунтов. Мысль о том, что их дом стоил столько же, была приятна Кларе — она чувствовала себя богачкой.
Нет, она так и не разбогатела. Хотя она могла бы, правда, ненадолго — если бы продала дом за двести фунтов. Но где бы тогда она стала жить? У нее не было детей, которые могли бы о ней позаботиться, а идти в дом престарелых она побаивалась. О них рассказывали такие кошмарные вещи. Она бы так и жила одна в своем собственном доме, если бы не злосчастная операция на колене. Боль иногда была настолько сильной, что Клара уже не могла вести привычный образ жизни. Она не могла работать. Когда Фред погиб на войне спустя всего лишь год после их свадьбы, ей было всего девятнадцать, теперь же ей исполнилось восемьдесят пять. Она собиралась делать операцию на втором колене. Клара очень любила государственную службу здравоохранения. Медики сделали для нее много хорошего: они вылечили ей бедро и сломанное запястье, когда она упала на льду. Но сейчас они почему-то не спешили с помощью. Операцию на колене предстояло еще ждать несколько месяцев.
Дело, видимо, пахло каким-то жульничеством, как однажды выразился мистер Бэчелор. Кларе мистер Бэчелор нравился не меньше, чем государственная служба здравоохранения, хотя она не призналась бы в этом даже самой себе. Свое бедро он вылечил на собственные средства, так что ему не пришлось ждать, но что в итоге? Он все равно хромал, и ему все еще приходилось опираться на трость.
Сейчас ей нужно было сделать МРТ, и миссис Бэчелор должна была подвезти ее на машине. Эта миссис Бэчелор нравилась Кларе больше, чем предыдущая леди, на которую она работала, когда впервые приехала в Кэрисбрук-хаус. Но все же ей хотелось думать, что не она, а именно мистер Бэчелор решил взять ее на работу.
Снимок был необходим, чтобы понять, как работает сердце. Верно говорят, что в таком возрасте со здоровьем всегда что-то да не ладится. Ей хотелось с кем-нибудь поговорить, не только с телевизором. Он был совсем маленький, цвета на экране были блеклые, и Кларе казалось, что она смотрит сквозь туман. Людей она видела в основном только на экране, а ей нужны были живые, настоящие. Но у Клары больше никого не осталось: ее сестры уже умерли, как и их мужья. А что касается племянников и племянниц — она не могла ждать, что они станут с ней возиться. Даже если бы они и знали, где она живет. Семья Фреда давно переехала. Когда она была молодой, было принято общаться и дружить с родными, а не с друзьями.
С тех пор как ее колено совсем разболелось, девчушка, живущая по соседству, согласилась ходить для нее за покупками. Миссис Б. сказала, что не стоит звать ее «девчушкой», потому что это политически некорректно, что бы это ни значило. Вроде бы политика тут была совсем ни при чем, насколько могла судить Клара. Следует говорить «девушка», объяснила миссис Б.
Клара послушалась ее и стала говорить «девушка». Соседку звали Саманта, и она жила со своим другом, который не был ее мужем. Клара не знала, как к этому отнестись, поэтому не забивала себе этим голову.
Саманта ходила для нее в супермаркет за продуктами, а когда возвращалась, Клара всегда пыталась ей заплатить. Но та часто не брала с нее денег. Правда, и выходило-то не так много за чай, хлеб, пачку маргарина «Флора», джем «Типтри», полдесятка яиц и кусочек ветчины.
В те дни, когда она еще могла самостоятельно дойти до больницы, доктор сказал ей, что нужно есть больше овощей и фруктов, но Клара никогда их не любила. Теперь, лишившись возможности ходить так далеко, она могла больше не слушать подобные наставления. И это было замечательно.
Морин и Хелен Бэчелор пили чай в Кэрисбрук-хаусе. Джордж переместился с кровати на новое кресло со специальной подставкой для ног, а Стэнли был в саду и бросал мяч Споту.
Стараясь съесть не более одного имбирного бисквита, Морин и Хелен беседовали на излюбленные темы: упрямство мужчин, их несговорчивость и склонность прятать голову в песок, когда им угрожают какие-нибудь неприятности.
Джордж, лишенный возможности побыть на улице с братом и собакой, дремал. Хелен возмущалась мужским нежеланием идти к врачу, даже при явных симптомах рака или болезни сердца, а Морин рассказала об одной своей подруге, мужу которой недавно сделали четырехстороннее шунтирование — и все из-за того, что тот в свое время отказался обратиться к врачу.
Джордж открыл глаза и с трудом поднялся.
— Мне нужно свежего воздуха, — сказал он и, взяв свою палку, сделал два шага в сторону открытого двустворчатого окна, затем еще один шаг и вдруг рухнул на пол. Стэнли тут же бросился к нему. Следом примчался Спотти. Хелен уже стояла на коленях, придерживая голову Джорджа и пытаясь проверить, может ли он говорить или пошевелить рукой.
— Девять-девять-девять, — сказала она Морин. — Вызови «Скорую» и скажи им, что у него инсульт.
Впоследствии Стэнли сказал, что женщины вели себя достойно подражания. А Морин добавила, что было очень забавно, — они как раз обсуждали больницы и сердечные приступы, как все это произошло. «Скорая» приехала довольно быстро, и Джорджа увезли в кардиореанимацию больницы Санкт-Маргарет. Морин сидела рядом с ним, держа его за руку. Его рот был скошен на одну сторону, но он мог говорить и видеть. Оставшись в Кэрисбрук-хаусе, Хелен убрала посуду, а Стэнли сделал ей крепкий джин с тоником.
— Тебе нужно выпить, детка, — сказал он, как бы настаивая, хотя Хелен и не возражала.
Она сидела, гладила Спота и потягивала джин, когда ее телефон заиграл поставленную на звонок песню Джонни Кэша «Не перехожу черту». Хелен подумала, что это могла быть Морин, хотя было еще слишком рано. Звонок оказался не от сводной сестры, это была женщина из бридж-клуба, которая Жила в квартире на Трэпс-хилл.
