Эрл Гарднер - Дело о мрачной девушке

Драмм сделал паузу и продолжил:

– Мы также намереваемся доказать, что в одиннадцать часов четырнадцать минут вечера того же дня Эдвард Нортон позвонил в полицейский участок, чтобы сообщить о краже одного из его автомобилей – «Бьюика». Мы докажем, что Фрэнсис Челейн фактически находилась в кабинете Эдварда Нортона в одиннадцать часов тридцать две минуты в день убийства, но с целью установления алиби и зная, что в одиннадцать часов четырнадцать минут Эдвард Нортон сообщил в полицию о краже «Бьюика», обвиняемая Фрэнсис Челейн ложно заявила, что отсутствовала на месте преступления в момент его совершения, находясь в украденном «Бьюике» приблизительно с десяти часов сорока пяти минут до нуля часов пятнадцати минут. Мы намереваемся доказать, что сразу же после совершения преступления обвиняемые оставили окровавленную трость, которой был убит Эдвард Нортон, и две тысячедолларовые купюры, украденные у усопшего, в спальне Пита Девоэ, который тогда находился в нетрезвом состоянии. Это было сделано с целью перевода подозрения на вышеназванного Пита Девоэ. Мы также докажем, что обвиняемые взломали окно и оставили следы на мягкой земле под ним, чтобы полиция рассмотрела версию о том, что в дом вломились грабители.

Драмм снова сделал эффектную паузу.

– Мы также намереваемся доказать, что сразу же после этого Роберт Глиасон покинул место преступления. Оба обвиняемых дали ложные, не соответствующие истине и противоречивые объяснения своих действий и ложно указывали, что именно они делали. Трость, которой убили Эдварда Нортона, принадлежит обвиняемому Роберту Глиасону. Мы намереваемся доказать, что фактически один из свидетелей видел, как совершалось преступление, и идентифицировал Роберта Глиасона как того, кто нанес удар, а Фрэнсис Челейн как женщину в розовом пеньюаре, которая содействовала совершению преступления.

Клод Драмм с минуту стоял молча, уставившись на присяжных, а потом сел на место. Судья Маркхэм вопросительно посмотрел на Мейсона.

– С разрешения суда защита хотела бы отложить свое вступительное слово до того времени, как мы начнем представлять наши доказательства.

– Хорошо, – согласился судья Маркхэм. – Вы можете продолжать, мистер Драмм.

Клод Драмм начал доказывать свою версию с тем убийственным спокойствием и точностью, которыми славился. Его внимание привлекали даже малейшие детали, он не пропускал ни одного звена в цепи доказательств.

Первым свидетелем обвинения был топограф, который составил карту и сфотографировал место совершения преступления. Он представил план, на котором была показана комната, где нашли тело, расположение мебели и окон. Затем он представил фотографии комнаты: общий вид и различные ее углы. Изображенное на каждой из фотографий отмечалось на плане. Затем последовали фотографии дома и петляющей дороги, поднимающейся к бульвару, и еще один план, который показывал дом в целом, расположение окон и дорогу, по которой к дому подъезжали машины.

– Итак, – вкрадчивым голосом сказал Драмм, отмечая место на плане, где дорога загибалась, – кажется вполне возможным для человека, сидящего в автомобиле, двигающемся вдоль по дороге, которую я показываю, оглянуться назад и увидеть, что происходит в комнате под номером один на плане, приобщенном к делу как вещественное доказательство А со стороны обвинения.

Мейсон не дал топографу ответить на заданный вопрос, встав на ноги и выразив протест:

– Секундочку, ваша честь. Это наводящий вопрос. Для ответа на него нужно заключение со стороны свидетеля. От свидетеля требуется сделать вывод, к которому должны прийти сами господа присяжные заседатели. Это как раз один из пунктов, по которым мы попытаемся убедить присяжных в неправдоподобности версии обвинения. Мог или не мог…

Судья Маркхэм постучал молоточком по столу.

– Протест принимается, – сказал судья. – Нет необходимости выступать с аргументами, мистер Мейсон.

Адвокат сел на место.

Считая, что он добился победы даже в поражении, улыбающийся Драмм поклонился Мейсону.

– Господин адвокат, вы можете проводить перекрестный допрос.

Все глаза в зале были направлены на Перри Мейсона. Он прекрасно осознавал драматизм момента и интерес к своему первому вопросу. Мейсон подошел к плану, прикрепленному кнопками к доске, приложил указательный палец правой руки на поворот дороги, ведущей от дома к бульвару, а указательный палец левой руки – на кабинет и спросил тоном, в котором слышался вызов:

– Не могли бы вы назвать точное расстояние от точки, на которую я показываю своим правым пальцем, то есть поворота, до точки, которую я показываю левым, то есть места, где было найдено тело?

– Если ваш правый указательный палец находится там, где дорога заворачивает на юг, – ровным тоном сказал свидетель, – а левый палец находится точно в том месте, где было найдено тело, то это расстояние составляет двести семьдесят два фута и три с половиной дюйма.

Мейсон повернулся к свидетелю, на лице адвоката было написано удивление.

– Двести семьдесят два фута и три с половиной дюйма? – с недоверием воскликнул он.

– Да, – кивнул свидетель.

Мейсон опустил руки от плана.

– У меня все, – сказал он. – Больше вопросов к свидетелю нет.

Судья Маркхэм взглянул на часы, по залу суда пробежал шумок – словно колышутся сухие листья от первого порыва приближающегося ветра.

– Мы практически подошли ко времени, когда обычно заканчивают рассмотрение дел. Заседание откладывается до десяти часов завтрашнего утра. Господа присяжные должны помнить, что они не имеют права совещаться между собой, позволять другим говорить с ними или в их присутствии о судебном процессе.

Судья стукнул молоточком по столу.

Мейсон хитро улыбнулся и сказал своему помощнику:

– Драмму следовало бы допрашивать этого свидетеля до времени окончания заседания. Он дал мне возможность задать один вопрос, и именно этот вопрос будет фигурировать во всех утренних газетах.

Эверли очень внимательно посмотрел на адвоката.

– Двести семьдесят два фута – достаточно большое расстояние, – заметил он.

– И оно не уменьшится по мере рассмотрения дела ни на дюйм, – заверил его Мейсон.

Глава 20

Газеты выдвинули предположение, что первым важным свидетелем со стороны обвинения будет или Артур Кринстон, здравствующий партнер убитого, или Дон Грейвс, единственный свидетель убийства.

Таким образом репортеры показали, что они недооценивают драматическую тактику ведения дел в суде первого заместителя окружного прокурора. Драмм считал необходимым подготовить умы присяжных к мрачной развязке, точно так же, как драматург никогда не перенесет главную сцену третьего акта в начало пьесы.

Он пригласил судью Пурлея для дачи свидетельских показаний.

Головы зрителей поворачивались, чтобы рассмотреть муниципального судью, который направлялся к свидетельскому креслу из самого конца зала. Он двигался по проходу размеренным шагом, с чувством собственного достоинства, прекрасно понимая важность своего положения.

Седовласый, широкоплечий, грузный, он поднял правую руку и принял присягу, затем сел в свидетельское кресло. Всеми своими манерами он показывал свое уважение к суду и правосудию, которому служил, с достоинством терпел адвокатов и присяжных и совсем не обращал внимания на беспокойных зрителей.

– Вас зовут Б.К. Пурлей? – спросил Клод Драмм.

– Да, сэр.

– Вы в настоящее время являетесь должным образом избранным, аттестованным и действующим судьей муниципального суда нашего города?

– Да.

– Вечером двадцать третьего октября текущего года вы находились поблизости от дома Эдварда Нортона, не так ли?

– Да.

– В какое время вы прибыли к дому Эдварда Нортона, судья Пурлей?

– Ровно в шесть минут двенадцатого.

– А когда уехали?

– Ровно в одиннадцать тридцать.

– Не могли бы вы, судья Пурлей, объяснить присяжным, почему можете с такой точностью свидетельствовать о времени своего прибытия и отъезда?

Мейсон ясно видел ловушку, но у него не было альтернативы, кроме как войти в нее.

– Я возражаю, ваша честь, – заявил он. – Свидетель уже дал показания. Умственный процесс, который привел к ним, является несущественным и не относящимся к делу и в лучшем случае может быть оставлен для перекрестного допроса.

– Протест принимается, – принял решение судья Маркхэм.

Клод Драмм иронично улыбнулся.

– Я снимаю вопрос, ваша честь, – сказал он. – Это моя ошибка. Если мистер Мейсон пожелает, то он сможет рассмотреть этот аспект при перекрестном допросе.

– Продолжайте. – Судья Маркхэм постучал молоточком по столу.

– Кто сопровождал вас в той поездке к дому Эдварда Нортона? – спросил заместитель окружного прокурора.

– Когда я направлялся туда – мистер Артур Кринстон, а по пути назад – мистер Артур Кринстон и мистер Дон Грейвс.