Вэл Макдермид - Репортаж об убийстве
– А что ты скажешь о девочке, которая ходила за тобой в Лонгнор? – продолжала свои расспросы журналистка. – Ну у нее еще потрясающая грива огненно-рыжих волос. Как ты считаешь, она может сообщить нам что-нибудь полезное?
– Едва ли, – вновь пожимая плечами, ответила Пэдди. – Ведь если бы что-то было, то Джессика непременно рассказала бы вам об этом. Видите ли, она тоже терпеть не могла Лорну Смит-Купер. Кстати, именно поэтому она отказалась выступать на концерте, хотя она одна из лучших наших юных музыкантов. Ты помнишь наш спор с Маргарет Макдональд в учительской в день твоего приезда, Линдсей? Так вот, речь шла о Джессике. Девочка пришла ко мне в последнюю минуту и сказала, что не будет участвовать в концерте – из-за Лорны. А все дело в ее брате, Доминике. Он был блистательным виолончелистом, и Джессика буквально на него молилась. У него с Лорной что-такое было – она так и льнула к нему и пообещала ему первую же освободившуюся вакансию в струнном квартете. Однако что-то у них там не заладилось, и она приняла кого-то еще. Потом неугомонная Лорна пообещала пристроить парня в какой-то оркестр, но и этого не сделала. Доминик так сильно из-за этого переживал, что вторая неудача окончательно его сломила: он не выдержал и наложил на себя руки. У него, безусловно, было что-то не в порядке с головой. Ко всему прочему, судя по тому, что я слышала, в этих его неудачах виновата была не только Лорна, но и сам он, причем не меньше ее. Но Джессика ни за что не согласится с этим.
– И ты еще можешь защищать Лорну! – возмутилась Корделия. – Пока она была жива, мы получали от нее одни лишь неприятности. И даже теперь, когда ее не стало, она продолжает донимать нас!
– Успокойся, Корделия. – ласково проговорила Линдсей. – Лучше скажи мне, как полное имя этой девочки? – спросила она, обращаясь к Пэдди.
– Джессика Беннетт.
– Хорошо, мы обязательно потолкуем с ней, – кивнула журналистка. – А теперь перейдем к Саре Картрайт. Что ты можешь сказать о ней? Джиллиан сообщила нам, что Сара кое-что рассказала полиции – о субботнем утре. – Линдсей кратко пересказала приятельнице, о чем ей поведала адвокат. – Что ты на это скажешь, Пэдди? Все произошло именно так, как она описывала?
Бедная Пэдди явно была окончательно сбита толку.
– Я не знаю даже… – пролепетала она. – Я действительно отвела ее во второй музыкальный класс, потому что там в это время никого не бывает. Пусть, думала я, побудет одна, немного остынет и успокоится. Честно говоря, я не помню, куда я смотрела, что говорила – ничего того, что она сообщила полиции, но… Я теперь уже ни в чем не уверена, знаю одно: я была полностью погружена в собственные размышления. Я беспокоилась о ней, думала в то же самое время о пьесе и все еще боялась, что Лорна меня подставит. – Пэдди вздохнула. – Так что в принципе все это могло быть именно так, как говорила Сара. Я не могу со стопроцентной уверенностью это отрицать. В конце концов, зачем бы эта девчушка стала лгать. Нет никаких причин.
– Как же нет, когда есть, – заспорила Корделия. – Эта девчушка могла таким образом защищать себя или своего отца.
Пэдди покачала головой:
– Не думаю, что Сара могла намеренно мне вредить. Я самый близкий для нее человек в этой школе. Не могу поверить, чтобы она все это наговорила из холодного расчета.
– Пэдди, я понимаю, что тебе трудно в это поверить. – мягко перебила ее Линдсей, – но постарайся быть объективной. Ты не думаешь, что она в принципе могла бы солгать ради своего отца? Даже если речь идет об убийстве?
Кэллеген задумалась.
– Вообще-то она по натуре довольно холодна, что в принципе способна на многое, – наконец выговорила она. – А уж ради отца – тем более. Я допускаю, что когда перед нею встал выбор, чью сторону принять: мою или его, то, конечно, перевесил отец. Однако обвинить ее в убийстве… Нет, только не это. И потом, вряд ли она так хорошо знала музыкальное отделение: где ключи, когда какой класс пустует… чтобы все разыграть с такой точностью. И ко всему прочему, Сара была так сильно огорчена размолвкой с подружками, что едва ли могла собраться и так лихо все проделать. Нет, увольте: я и подумать не могу, что Сара была способна убить человека.
Заметив, что Пэдди опять начинает расстраиваться, Линдсей решила сменить пластинку:
– Подумай, Пэдди, нет ли какой-нибудь еще зацепочки? Ею может оказаться любой пустяк. Все, что угодно! Какая-нибудь мелкая деталь, на которую ты просто не обратила должного внимания? Какое-нибудь событие или необычный предмет? Там, в музыкальном отделении. Или в этом проклятом втором классе.
Пэдди медленно покачала головой.
– Нет, ничего такого не приходит в голову… О боже! Да за эти три дня я миллион раз в мельчайших подробностях перебирала в уме субботние события. – Она потерла глаза кулаками. – В конце концов. – Пэдди тяжело вздохнула, – было нечем больше заполнить мозги…
Несколько мгновений они подавленно молчали. Линдсей пыталась скрыть свою жалость и разочарование – ведь им не удалось выудить Пэдди хоть какую-то существенную информацию. Но она нашла в себе силы ободряюще промолвить:
– Ладно, мне удавалось раскручивать дела в которых было побольше загадок, чем в этой истории. А уж теперь, когда у меня есть такая помощница, как Корделия, мы обязательно расколем и этот орешек. Я ни за что не оставлю тебя в беде, Пэдди, хотя бы потому, что я в долгу перед тобой.
На мгновение лицо Пэдди оживилось, и ей удалось почти весело улыбнуться, но тут подошла надзирательница и сказала, что время свидания истекло. Глаза Пэдди Кэллеген сразу потухли, она с трудом поднялась на ноги.
– Приходите еще, если будет возможность, – выдавила она из себя на прощанье, прежде чем исчезнуть за дверью, ведущей к камерам.
Когда они выбрались наружу и оказались на автомобильной стоянке, Линдсей принялась жадно глотать ртом воздух, словно пыталась очиститься от того, что увидела и почувствовала. Прислонившись спиной к машине, она в отчаянии посмотрела на Корделию, которая с поникшими плечами замерла у этой кошмарной стены слез, стараясь не разреветься.
– Господи, до чего же все это несправедливо, – прошептала она.
– Еще как, – вздохнула журналистка. – Я чувствую себя совершенно беспомощной. Как, черт возьми, нам во всем это разобраться? Не знаю даже, с чего начать…
– Хорошо хоть она подала нам пару идей, – заметила Корделия. – По крайней мере, очевидно что нужно потолковать с Кэролайн и Джессикой.
– Это да… – Линдсей устало кивнула. – Знаешь, мне все кажется, что я должна была спросить у Пэдди что-то важное, только никак не могу сообразить что. У меня еще с субботы крутится в голове какая-то смутная мысль, и я никак не могу поймать ее за хвост. Но я точно знаю, что это что-то очень-очень важное.
Корделия рывком оттолкнулась от стены и подошла к машине.
– Все. Поехали. Нам пора отправляться в Лондон. Глядишь, повезет, и Эндрю Кристи даст нам ключик, который поможет раскрыть эту тайну.
– Вряд ли. – задумчиво вымолвила Линдсей. – Но съездить к нему, конечно, нужно.
Эндрю Кристи принимал их в гостиной своей элегантной и дорогой квартиры, занимавшей подвальный и первый этажи высокого и узкого дома в викторианском стиле. Эта огромная гостиная была именно такой, какая, по представлениям Линдсей, должна быть в апартаментах более или менее известного телевизионщика. Мебель была изысканной, но не вычурной – три двухместных диванчика и обилие низких столиков, заваленных журналами, газетами, папками со сценариями и пепельницами. Но больше всего места в комнате занимали всякие технические изыски: имелся гигантский телевизионный экран и обычный телевизор, два видеомагнитофона, дорогая музыкальная система «хай-фай» и полки, полки, полки – с пластинками, с видео – и аудиокассетами. Линдсей вдруг подумала, что никогда еще не видела гостиной, в которой так трудно расслабиться… У Эндрю Кристи была светлая, густая шевелюра, симпатично взъерошенная. Узкие оливкового цвета джинсы, клетчатая рубашка с расстегнутым воротником, поверх которой был накинут мохнатый бесформенный свитер. Словом, выглядел он отлично, хотя ему было где-то под сорок.
– Присаживайтесь, – поставленным дикторским голосом предложил он. – Правда, не знаю, чем могу быть вам полезным. Мы с Лорной были вместе всего около трех месяцев, и я ничего не знаю о ее врагах, о таких, которые могли бы. – Он с трудом сглотнул. – Могли бы сделать это.
– Мы надеялись, что вы немного расскажете нам о ней. О ее характере, привычках, о ее образе жизни, о друзьях… В общем, о ней самой. – с сочувствием проговорила Линдсей Гордон. Она понимала, что тут требуется предельная деликатность, перед ней был человек, которого постигло тяжкое горе, а не этот циник Картрайт, с которым можно было особо не церемониться. – Чем больше мы будем знать о Лорне, тем больше шансов, что мы сумеем выяснить, почему ее убили. И кто это сделал. Я знаю, что вам нелегко говорить о Лорне – слишком еще свежа рана, и поверьте, мы очень ценим то, что вы все-таки нас приняли. У нас, конечно, нет формального права тревожить вас вопросами, но нам очень важно найти настоящего убийцу. Если бы вы знали Пэдди Кэллеген, которой предъявили обвинение в убийстве, знали ее так же хорошо, как мы, то вы бы поняли, что она в принципе не способна на такие вещи.
