Эллери Квин - Дом Брасса
— …Если вам не нужны эти формочки для пудинга и кастрюльки для яиц, подумайте, каким прекрасным подарком они станут для церкви или масонской ложи…
— Прекратите это, Келлер, — велел ему Ричард.
— Вышвырните его отсюда! — послышался мужской голос. — Что это за аукцион, скажите на милость?
— Что теперь? — огрызнулся Келлер.
— Наследники Хендрика Брасса только что провели собрание и уполномочили меня назначить общую цену за все содержимое дома…
— Подождите. По закону я не имею права вернуть уже проданные лоты…
— Ладно, мы их исключим. Позвольте предложить цену за все непроданные вещи, включая те, которые еще находятся в доме.
— Я не согласен с подобной сделкой! — завопил мистер Флюгл. — У моих клиентов есть права…
— И у моих тоже, — присоединился мистер Ченнинг. — Я не стану участвовать в сделке, которая может подвергнуть опасности удовлетворение их требований в полном объеме.
— Я понимаю вас, джентльмены, — сказал инспектор. — Мы намерены защитить ваши требования, как и требования подрядчика Слоуна. Общая сумма задолженности — включая пять тысяч Слоуна — составляет чуть меньше двенадцати с половиной тысяч. От имени наследников я назначаю цену в двенадцать тысяч пятьсот долларов за все содержимое дома минус уже проданные лоты.
— Ничего не выйдет, — заявил аукционист. — Эта сумма не учитывает гонорар, положенный мне по закону.
— Мы гарантируем вам гонорар, Келлер, сверх общей суммы.
— В таком случае… — умиротворенным тоном произнес аукционист и повернулся к двум адвокатам: — Вы одобряете это, джентльмены?
Флюгл и Ченнинг быстро посовещались.
— Мы заботимся лишь об оплате счетов наших клиентов, — сказал Флюгл. — Поэтому мы согласны на предложение.
Еще бы, подумал инспектор. Судя по результатам аукциона, выручка не покрыла бы и половины задолженности, а теперь они получали гарантию полной оплаты.
— Притормозите, папаша, — сказал Вон, подходя к ним. — Как душеприказчик, я тоже имею право голоса.
— Черта с два, — откликнулся Ричард. — Завещание Брасса предписывает продажу всего содержимого дома с публичного аукциона. Это не исключает наследников из числа покупателей — они тоже публика. Если они хотят скупить все оптом, Вон, вы не можете против этого возражать.
— В этом вы правы, папаша, — к удивлению Джесси, сказал Вон и отошел нанести очередной визит своей фляге.
Инспектор покачал головой.
— О'кей, ребята, думаю, мы можем быстренько это провернуть. Мистер… как вас там, сэр? — спросил Келлер.
— Квин.
— Мистер Квин предлагает двенадцать тысяч пятьсот долларов за все лоты аукциона минус уже проданные. Кажется, мистер Гэррет собирается предложить более высокую цену? Чувствую, вы не позволите этой великолепной коллекции голландских и раннеамериканских лотов уйти за жалкие…
Во время речи Келлера мистер Гэррет раскачивался на своих маленьких ножках. Его глаза бегали, как рыбешки.
— Тринадцать тысяч, — нервно произнес он.
Инспектор внимательно наблюдал за ним.
— Тринадцать тысяч сто, — сказал он.
— Тринадцать двести! — крикнул маленький человечек.
— Тринадцать пятьсот.
— Четырнадцать!
— Я предлагаю пятнадцать тысяч долларов, — сказал Ричард Квин.
Лицо Джесси казалось белее усов ее мужа.
— Ричард! — прошептала она. — Где мы возьмем…
Он стиснул ее руку, продолжая смотреть на маленького человечка, который вытирал лоб быстро намокающим платком.
— Не хотите предложить шестнадцать тысяч, мистер Гэррет? Взгляните еще раз на каталог, сэр, и подумайте как следует… — Мистер Келлер явно предвкушал комиссионные, превосходящие все его ожидания. — Пятнадцать тысяч раз…
Гэррет дико озирался. Внезапно он перестал паниковать и произнес спокойным четким голосом:
— Шестнадцать тысяч.
— Шестнадцать тысяч! — с энтузиазмом подхватил Келлер. — Мистер Квин, как насчет того, чтобы предложить семнадцать…
— Восемнадцать тысяч долларов, — сказал мистер Квин.
— Двадцать! — тявкнул маленький человечек.
— Двадцать одна.
— Двадцать две!
— Двадцать три, — сказал Ричард.
Гэррет колебался. Его глаза обшаривали небо и землю, остановившись наконец на лосином зубе, болтавшемся на часовой цепочке Келлера.
— Двадцать четыре тысячи долларов! — заявил он.
— Двадцать пять тысяч, — сказал Ричард Квин и добавил, когда маленький человечек открыл рот: — Одну минуту, мистер Гэррет. Вы намерены предложить большую цену?
— Почему вы спрашиваете? — В голосе Гэррета послышались скрипучие нотки, как будто на каких-то деталях его говорящего механизма истощилось масло.
— Потому что в таком случае я хотел бы попросить о перерыве, чтобы посоветоваться с моими доверителями.
— Нет-нет! — воскликнул мистер Гэррет. — Я возражаю, мистер Келлер! Я имею право…
— Кто ведет этот аукцион, мистер Гэррет? — вклинился мужчина на подиуме. — Я и моя лицензия позволяют мне рассчитывать на максимальную сумму. Я не могу принимать чью-либо сторону. Вы получите ваш перерыв, мистер Квин. Сколько времени вам нужно?
— Сколько потребуется. — Инспектор кивнул ошеломленным «доверителям» и зашагал к дому. На этот раз за ним последовали не только наследники и Джесси, но также шеф Флек, Вон Дж. Вон и держащиеся на заднем плане пятеро ветеранов. — Совсем забыл. — Инспектор остановился в дверях. — Мистер Гэррет, не пойдете ли и вы с нами?
Маленькая челюсть Гэррета отвисла.
— Я?
— Да, вы.
Мистер Гэррет повиновался с таким видом, словно его пригласили в штаб-квартиру гестапо. Возможно, сыграло роль то, что его окружили «нерегулярники».
— Мистер Гэррет, — заговорил инспектор, когда замерло эхо шагов по лишенному ковров полу изувеченного дома, — пришло время спросить прямо: вы скупаете лоты для себя или для кого-то еще?
Некоторые лица казались удивленными, а некоторые нет. Но в данный момент инспектор не занимался физиогномикой. Все его внимание было сосредоточено на маленьком человечке, который переминался с ноги на ногу, закусив губу.
— Я не обязан на это отвечать, — сказал он наконец.
— Не обязаны, — неожиданно заговорил шеф Флек, — но я здесь представляю закон, а закон предпочитает, чтобы вы ответили.
— Ну ладно. Полагаю… Ведь вы действуете как агент, сэр? — обратился Гэррет к инспектору. — Я тоже.
— Так я и думал, — кивнул инспектор. — Но у вас передо мной преимущество, Гэррет. Вы знаете моих доверителей, а я не знаю ваших. Кто они?
— На этот вопрос я, безусловно, не стану отвечать, — с достоинством заявил маленький человечек. — Это затрагивает конфиденциальные отношения. Нет, сэр, я не скажу вам, кто мой клиент.
Вон опустил флягу.
— Как насчет того, чтобы продолжить аукцион?
— Я еще не закончил, — отозвался инспектор.
— С чем? — спросил Флек. — Куда вы клоните, Квин?
— Пойдемте со мной. — Ричард не выглядел обескураженным отказом Гэррета.
Он поднялся на второй этаж и проследовал в спальню Хендрика Брасса. Там ничего не осталось, кроме каркаса кровати, который люди Трафуцци отвинтили от пола и перед уходом привинтили назад, и пустой картинной рамы, которую они привинтили к стене теми же шурупами. Семейный портрет, находившийся в раме, давно присоединился к изображениям других Брассов — братьев, сестер, дядьев и теток — среди вещей, разбросанных снаружи вокруг подиума Келлера.
— Ну? — осведомился шеф, оглядываясь вокруг.
— Вы смотрите на два образца ключей к состоянию старого Брасса, — сказал инспектор, — которые, боюсь, не заметил никто, включая меня.
— Что? Где? Я не вижу ничего, кроме кровати и латунной рамы на стене. Не говорите мне, что они представляют собой антикварную ценность…
— В доме нет никаких антикварных ценностей. Если они и были, Брасс давным-давно продал их или испортил латунным покрытием. Все остальное сплошной хлам. Приподнимите эту кровать, шеф, и посмотрите сами.
— Как я могу ее приподнять? — нахмурился Флек. — Она привинчена к полу.
— Тогда передвиньте раму на стене.
— Она тоже привинчена.
— Вот именно. Они обе привинчены. Как были привинчены все другие рамы и кровати. Не говоря уже о латунных панелях, намертво прибитых к большинству стен. Почему старик привинчивал латунные кровати и рамы и обивал латунью стены?
— Потому что он был чокнутым, — сразу же ответил Вон.
— Безусловно. Но даже у психов имеются какие-то причины для своих поступков. Чего Брасс этим добился?
Никто не ответил — даже Джесси, которая напрягала ум, стараясь выиграть конкурс на похвалу своего супруга.
— Но ведь это очевидно. Старик добился того, чтобы эти предметы стали неподвижными. А почему он этого добивался?
