Дороти Сэйерс - Рассказы о лорде Питере
После войны я вернулся на прежнее место работы. Казалось, моя жизнь начинает потихоньку налаживаться. Когда мне стукнуло двадцать один, я обручился с хорошей девушкой и думал, что мир прекрасен. И вдруг все пошло кувырком. Моя мать к тому времени умерла, я снимал комнату и жил один. И вот однажды я получаю от своей невесты письмо. Она пишет, что видела меня в воскресенье в южном пригороде и между нами все кончено — она разрывает помолвку.
А дело в том, что как раз в этот уикенд мне пришлось отказаться от свидания — я подхватил сильную инфлюэнцу. Мало приятного, скажу я вам, лежать одному, в чужом углу и без всякого ухода. Умри я, никто бы об этом и не узнал. Словом, мне было тогда совсем худо. А тут еще моя невеста сообщает, что видела меня в южном пригороде с какой-то молодой женщиной и не хочет слушать никаких оправданий. Я, конечно,^ спросил тогда: а что она делала в южном пригороде, одна, без меня, но, как бы там ни было, помолвка распалась. Она вернула мне кольцо, и на этом историю можно было бы считать законченной.
Однако меня не оставляло беспокойство: а не мог ли я, с моей ненадежной головой, оказаться в южном пригороде сам того не зная? Я подумал: а вдруг мне только пригрезилось, что я лежал больной, в полудреме, а на самом деле я занимался чем-то другим — ну, был, например, в южном пригороде. Я смутно припоминал, что вроде бы целыми часами где-то бродил. Я понимал, что, по-видимому, это был бред, но в то же время я ведь вполне мог разгуливать и во сне. У меня не было уверенности ни в чем. Я любил свою невесту и попытался бы вернуть ее, если бы не боялся, что мои мозги откажут и я натворю чего-нибудь еще.
Вы можете, конечно, сказать, что это глупость и меня просто перепутали с другим парнем, похожим на меня и с такой же фамилией. Так вот, сейчас я вам еще кое-что расскажу.
Примерно в это же время мне стали сниться ужасные сны. Точнее сказать, меня преследовал один и тот же сон, он пугал меня, как маленького ребенка. Хотя моя мать была женщиной строгих правил, она любила время от времени ходить в кино. Конечно, те фильмы и нынешние не сравнить, они показались бы нам сейчас довольно примитивными, но тогда они производили на нас большое впечатление. Когда мне было лет шесть-семь, мать взяла меня на фильм — я до сих пор помню его название — «Студент из Праги». Я забыл, о чем там шла речь, помню только, что это была историческая пьеса о молодом человеке, который продал душу дьяволу, и однажды его отражение тайком вышло из зеркала и стало бродить по городу, совершая чудовищные преступления, а все думали на того парня. Я забыл подробности — это было очень давно, — но хорошо помню, как я испугался, когда ужасная фигура вышла из зеркала. Это было так страшно, что я заплакал и начал пронзительно кричать, и моей матери пришлось вывести меня из зала. И долго еще потом я видел эту сцену во сне. Мне снилось, что я, как студент в том фильме, смотрюсь в высокое зеркало; немного погодя мое отражение начинает мне улыбаться, я иду к нему, протягивая левую руку, и вижу, что это вовсе не отражение, а я сам иду, протягивая для приветствия правую руку. Отражение подходит ближе, потом неожиданно — это был самый жуткий момент — поворачивается ко мне спиной и снова уходит в глубь зеркала, с усмешкой оглядываясь на меня, а я вдруг осознаю, что тот был реальностью, а я — всего лишь отражение. Я бросаюсь за ним вслед, но все вокруг меня расплывается, тонет в каком-то тумане, и я в ужасе, весь в поту, просыпаюсь.
— Чрезвычайно неприятное ощущение, — сказал Уимзи. — Видите ли, легенда о двойнике — одна из старейших и распространеннейших легенд, она и меня всегда ужасала. У моей няни, я был тогда совсем маленький, была любимая шутка, которая всегда до смерти меня пугала. Когда мы гуляли и ее спрашивали, не встретили ли мы кого-нибудь по дороге, она неизменно отвечала: «О нет, никого лучше себя мы не видели». И я брел бывало за ней, обходя углы и с ужасом ожидая, что вот-вот перед нами появится такая же пара, как мы. Конечно, тогда я бы скорее умер, чем признался в своих страхах. Чудные существа эти дети.
Маленький человечек задумчиво кивнул.
— Примерно в это время ночные кошмары снова вернулись и постепенно полностью овладели мной. Они стали приходить каждую ночь. Стоило мне закрыть глаза, как передо мной появлялось высокое зеркало и усмехающееся отражение протягивало руку, как будто хотело схватить меня и втянуть в зеркало. Иногда я просыпался и вскакивал, как от удара, а иногда сон продолжался, и я часами бродил по странному миру — туман и полусвет, и кривые стены, как в том фильме про доктора Калигари[35]. Лунатизм — вот как это называется. Я не раз просиживал всю ночь напролет, боясь уснуть. Я просто не знал, что мне делать. Я боялся чего-нибудь натворить и обычно запирал дверь спальни на ключ. Но потом в одной книге я прочитал, что лунатики могут вспомнить, куда они что прячут. Словом, все было бесполезно.
— А вам не приходило в голову с кем-нибудь поселиться? — спросил Уимзи.
— Я так и сделал. — Было видно, что он колебался. — У меня была женщина, чудесная малышка. Сновидения и правда ушли тогда прочь. Это были три благословенных года. Я искренне любил эту девушку, просто обожал ее. Но потом она умерла. — Он допил виски и часто заморгал. — Инфлюэнца. Точнее, воспаление легких. Это меня сразило. К тому же она была такая хорошенькая...
После этого я опять оказался один. И мне опять стало плохо. Я сопротивлялся как мог, но сновидения снова вернулись. И еще ужаснее прежних. Я мечтал заняться делами — и вот!.. Но теперь это уже не имеет значения...
Однажды кошмар настиг меня средь бела дня. Случилось это так.
В обеденный перерыв я шел по Холиборн-стрит. Я продолжал служить в агентстве «Кричтон» и уже заведовал отделом упаковки. На работе меня ценили, очень ценили... Помню, день тогда был отвратительный: пасмурно, сыплет мелкий дождь. Я решил постричься. На южной стороне улицы, примерно на полпути, есть проход, в самом его конце — дверь с большим зеркалом. Поперек зеркала золотыми буквами написано имя владельца — ну, вы понимаете, о чем я говорю?
Я вошел в проход. Он был освещен, поэтому я различал все довольно четко. Подходя к зеркалу, я увидел свое отражение, которое шагало мне навстречу, и неожиданно ужасное ощущение нахлынуло на меня. Я сказал себе, что все это вздор, и протянул руку к дверной ручке — левую, потому что ручка была слева, а я, когда не думаю, предпочитаю действовать левой рукой.
Отражение, как и должно быть, протянуло ко мне правую руку и тут... я увидел себя — в старой продавленной шляпе и плаще, но лицо — Бог мой! Отражение ухмыльнулось мне, затем — совсем как в моих сновидениях — резко повернулось и стало удаляться, оглядываясь через плечо.
Моя рука уже лежала на дверной ручке, я машинально открыл дверь, оступился на пороге и упал. Больше я ничего не помню.
Очнулся я в своей собственной постели, около меня сидит врач. Врач сказал мне, что я упал на улице. К счастью, при мне нашли письма с моим адресом, по которому меня и привезли.
В агентстве со мной поступили очень по-доброму. Мне поручили проверять рекламу в других городах. Вы, наверно, знаете, что это такое. Ездишь из города в город, смотришь, какие объявления сорваны, какие плохо развешаны, и сообщаешь об этом в агентство. Для разъездов мне дали «моргана», и сейчас я на этой работе.
Ночные кошмары стали теперь реже, но окончательно так и не отпускают. Вот только на днях мне приснился жуткий сон. Ничего страшнее я еще никогда не видел. Я выследил дьявола — мое второе «я» — и повалил его на землю. Я боролся с ним в черном непроглядном мраке, стараясь задушить его. Еще и сейчас я чувствую, как мои пальцы сжимают его горло, — я убиваю себя.
Мне привиделось это в Лондоне. В Лондоне мне всегда хуже. И я переехал сюда...
Вы понимаете теперь, почему меня заинтересовала эта книга. Четвертое измерение... Сам-то я никогда не слыхал о такой штуке, но этот парень, Уэллс, похоже, знает о нем все. Люди теперь пошли образованные. Осмелюсь предположить, сэр, вот вы, наверняка, учились в колледже или где-то еще. И что вы об этом скажете, а?
— Знаете, мне надо подумать, — сказал Уимзи. — Вероятно, ваш доктор прав. Нервы и тому подобное...
— Может, оно и так, сэр, но только этим никак не объяснишь то, что со мною случилось, не правда ли? Легенды, вы говорите. Ну а некоторые думают, что те ребята в средние века много чего об этом знали. Я не хочу сказать, что верю в дьяволов или во что-то такое... Но, может, некоторые страдали тогда так же, как и я. Поэтому они так много об этом и толковали. Известно ведь: у кого что болит, тот о том и говорит. Но меня-то интересует только одно: не могу ли я каким-нибудь образом вернуться обратно? В голове у меня только это и сидит, уверяю вас. Но, наверно, я никогда этого не узнаю.
— На вашем месте я бы так не беспокоился, — сказал Уимзи. — Я бы чаще бывал на свежем воздухе. Женился. Чтобы кто-то контролировал ваши действия со стороны, понимаете? И тогда сновидения не страшны.
