Дороти Сэйерс - Смертельный яд
— Значит, тупик?
— Ты могла бы перестать с ним обедать.
— Конечно, могла бы.
— И само то, что ты этого не сделала… Пони-Маю. Может, мне следует разыграть из себя настоящего викторианца и потребовать, чтобы он сказал мне, каковы его намерения?
— А почему тебе вдруг захотелось сбыть с рук родную сестру, старик? Питер… тебя никто не обидел?
— Нет-нет. Я просто вдруг вообразил себя добродушным дядюшкой, вот и все. Видимо, старость подходит. Когда лучшие годы уже позади, начинаешь заботиться о ближнем.
— Как я об убранстве дома. Кстати, эта пижама сшита по моей модели. Довольно мило получилось, правда? Но, надо полагать, главный инспектор Паркер предпочитает старомодные ночные рубашки.
— Это будет просчет с его стороны, — заметил Вимси.
— Не страшно. Я буду мужественной и преданной. Прямо сейчас выброшу свою пижаму!
— Нет-нет, — запротестовал Вимси, — только не сейчас! Уважай мои братские чувства. Хорошо. Я должен буду сказать своему другу Паркеру, что если он расстанется со своей природной скромностью, ты расстанешься со своей пижамой и скажешь ему «да»
— Это будет шоком для Элен, Питер.
— Пусть Элен идет ко всем чертям. Полагаю, это не самый серьезный шок, который ее ждет.
— Питер, не иначе как ты задумал что-то ужасное! Хорошо. Если тебе надо, чтобы первый удар нанесла я — я готова. Пусть будет так.
— Прекрасно! — небрежно бросил Вимси. Леди Мэри обхватила его за шею и одарила редким сестринским поцелуем.
— Ты — благородный старый идиот, — сказала она, — и вид у тебя совсем измученный. Ложись спать.
— Иди к черту, — добродушно сказал лорд Питер.
Глава 13
Нажав кнопку звонка квартиры лорда Питера, мисс Мерчисон почувствовала легкое сердцебиение. Оно не было связано с мыслями о его титуле, богатстве или статусе холостяка: мисс Мерчисон всю жизнь была деловой женщиной и привыкла бывать в домах холостяков самого разного рода, так что об этом она даже не думала. Однако записка, которую она получила, обещала нечто необычайное.
Мисс Мерчисон исполнилось тридцать восемь, и красотой она не блистала. В течение двенадцати лет она работала в конторе одного и того же финансиста. В целом это было хорошее время, и только в последние два года она начала понимать, что блестящий финансист жонглировал слишком большим количеством рискованных дел, и делал это со все возрастающей опасностью для собственной жизни. По мере того, как скорость возрастала, он прибавлял к вращающимся в воздухе предметам одно яйцо за другим. Однако количество яиц, которые человеческие руки способны удерживать в воздухе, ограничено. В один прекрасный день упало и разбилось одно яйцо, затем еще одно, и вскоре это был уже большой омлет. Жонглер сбежал со сцены и скрылся за границей, его главный помощник пустил себе пулю в лоб, зрители свистели и шикали, занавес опустился — и мисс Мерчисон в тридцать семь лет осталась без работы.
Она поместила в газетах объявления и в свою очередь откликнулась на достойные внимания объявления. Почти всюду требовались молоденькие секретарши, и жалованье предлагалось невысокое. Надежд оставалось все меньше.
А затем пришел ответ на ее собственное объявление, от некой мисс Климпсон, которая содержала машинописное бюро.
Это было не совсем то, чего бы ей хотелось, но она пошла на собеседование. И обнаружила, что за вывеской машинописного бюро кроется нечто гораздо более интересное.
В тот момент, когда мисс Мерчисон поступила в «Курятник», лорд Питер Вимси, таинственный покровитель их учреждения, находился за границей, и она впервые увидела его всего несколько недель тому назад. А теперь ей предстояло впервые с ним разговаривать. Она решила, что выглядит он довольно странно, но люди говорили, что голова у него работает. Короче…
Дверь открыл Бантер, который, похоже, был предупрежден о ее приходе, потому что он сразу же провел ее в комнату с огромным количеством книжных полок. На стенах висело несколько отличных гравюр, на полу лежал персидский ковер, стоял рояль, огромный диван и несколько глубоких и уютных кресел, обитых коричневой кожей. Шторы были задернуты, в камине весело пылали дрова, а перед огнем стоял стол с серебряным чайным сервизом, изящные формы которого радовали глаз.
Когда она вошла, ее начальник вынырнул из глубины кресла, отложил фолиант, изучением которого он занимался, и приветствовал ее тем хладнокровным, глуховатым и немного ленивым голосом, который она уже слышала в кабинете мистера Эркерта:
— Страшно любезно, что вы согласились зайти, мисс Мерчисон. Отвратительная погода, не правда ли? Уверен, что вы не откажетесь от чая. Вы любите сдобные плюшки? Или предпочитаете что-нибудь более современное?
— Спасибо, — ответила мисс Мерчисон, возле которой почтительно застыл Бантер. — Я очень люблю сдобные плюшки.
— О, отлично! Ну, Бантер, мы попробуем сами справиться с чайником. Подай мисс Мерчисон еще одну подушку, а потом можешь исчезнуть. Надо полагать, вы вся в работе? Как наш мистер Эркерт?
— Он в порядке, — сказала мисс Мерчисон, никогда не отличавшаяся словоохотливостью. — Хотела рассказать вам вот о чем…
— Не будем спешить, — сказал Вимси, — не надо портить себе чаепитие.
Он проявил столько внимания к своей гостье, что мисс Мерчисон почувствовала себя польщенной. Она выразила свое восхищение крупными красновато-коричневыми хризантемами, которые были расставлены по всей комнате.
— О! Я рад, что они вам понравились. Мои друзья говорят, что цветы создают иллюзию присутствия женщины, но, по правде говоря, это дело рук Бантера.
— Зато книги выдают присутствие мужчины.
— О, да. Это — мое хобби, знаете ли. Книги — и преступления, конечно. Но преступления не очень декоративны (ими дом не украсишь), правда? Мне не хотелось бы коллекционировать петли с виселиц или плащи убийц. И потом — что с ними делать? Чай вам нравится? Мне надо было бы предложить вам его разливать, но мне всегда казалось несправедливым пригласить к себе даму, а потом заставить ее ухаживать за хозяином. Кстати — а чем вы занимаетесь в свободное от работы время? У вас есть какая-нибудь тайная страсть?
— Я хожу на концерты, — призналась мисс Мерчисон. — А когда концертов нет, ставлю что-нибудь на проигрыватель и слушаю.
— Играете сами?
— Увы. Никогда не было средств, чтобы учиться по-настоящему. Наверное, мне следовало бы играть. Но секретарская должность приносит больше денег.
— Наверное.
— Если только ты не становишься первоклассным музыкантом, а этого я никогда не достигла бы. А третьесортные музыканты — это одно горе.
— Да, им приходится несладко, — сказал Вимси. — Мне больно видеть их в кинотеатрах, бедняг: барабанят какую-то чепуху, перемежая ее отрывками из Мендельсона и кусочками «Неоконченной симфонии». Съешьте сэндвич, прошу вас. Вы любите Баха? Или предпочитаете современных композиторов?
Он уселся на табурет за роялем.
— Предоставлю выбор вам, — ответила несколько удивленная мисс Мерчисон.
— Мне почему-то хочется сыграть вам «Итальянский концерт». Он лучше звучит на клавесине, но здесь у меня его нет. Я нахожу, что Бах благотворно влияет на мозг. Умиротворяет и приводит в порядок мысли.
Он сыграл весь концерт до конца, а потом, сделав небольшую паузу, перешел на «Сорок восьмую». Он играл хорошо, оставляя странное впечатление сдержанной мощи. Для столь хрупкого и сумасбродного человека это впечатление было совершенно неожиданным и даже немного пугающим. Закончив, он сказал, не вставая из-за рояля:
— Вы навели справки относительно пишущей машинки?
— Да. Ее купили три года назад.
— Прекрасно. Кстати, насколько я понял, вы не ошиблись относительно того, что Эркерт был связан с «Мегатериумом». Это ваше наблюдение было чрезвычайно полезным. Считайте, что вам вынесена благодарность.
— Спасибо.
— Что-нибудь новенькое?
— Нет. Если не считать того, что вечером после вашего визита в контору мистера Эркерта он задержался там после нашего ухода и пробыл довольно долго — что-то печатал.
Правая рука Вимси пробежалась в арпеджио, а затем он спросил:
— А откуда вы знаете, насколько он задержался и что делал, если вы ушли?
— Вы сказали, что хотите знать обо всем хотя бы немного необычном, пусть даже о мелочах. Я решила, что ему не свойственно задерживаться в конторе одному, поэтому ходила по Принстон-стрит и Ред Лайон-сквер до половины восьмого. В это время я увидела, что он погасил свет и ушел домой. А на следующее утро я заметила, что бумаги, которые я оставила под чехлом машинки, лежат по-другому. Так что я сделала вывод, что он печатал.
— Может, их переложила уборщица?
— Только не она! Она и с полу-то бумаги не поднимает, не то чтобы снять чехол с машинки.
