Мое преступление - Гилберт Кийт Честертон
Лучник, который вернулся первым, был темноволосым, с тихи голосом и умным лицом. Он отличался большим мастерством в изготовлении малых механических устройств. Стрельба из лука его интересовала больше как наука, чем как спорт. Кроме того, он стрелял только по мишеням, поскольку всегда считал, что убивать зверей и птиц жестоко, а людей так и просто отвратительно. Оставив короля, он удалился под древесную сень и провел там всевозможные утомительные эксперименты, сгибая ветки и рассчитывая, какая степень изгиба наилучшим образом способна передать при распрямлении энергию стреле. Когда же он счел даже эти расчеты чересчур утомительными, то вернулся в зал четырех дверей, чтобы поведать о своем приключении.
– Ну, – произнес король, – что сегодня стало целью вашей стрельбы?
– Стрелы, – ответил лучник.
– Не сомневаюсь, – сказал король, улыбаясь. – Но я имел в виду другое: в каких врагов или чудовищ пускали вы свои стрелы?
– Стрелы, – упрямо ответил лучник. – Я стрелял только в стрелы. Выйдя из вашего замка, сир, к полудню я оказался на широкой равнине – и там при свете молодой луны увидел перед собой черную армию татар. Знаете – это выходцы из далекой Татарии, которая является частью Тартара, являющегося, в свою очередь, филиалом ада. Ужасные лучники, сир, чьи луки – из гнутой стали, а стрелы – размером с копье. Они увидели меня издали, и поток их стрел затмил солнце, создав надо мною подобие гремящей крыши. Вы же знаете, сир, что я считаю неправильным убивать птиц, или червяков, или даже выходцев из Тартара. Но этого не потребовалось: точность и совершенство современной науки таковы, что я своими стрелами расщеплял каждую стрелу, которая летела на меня. Бил их влет, как другие бьют птиц. Поэтому, сир, я могу честно сказать, что целью моей стрельбы были только стрелы.
– Я всегда знал, как вы умны, мой дорогой ученый, – сказал король, – и всегда верил, что вашим умелым пальцам подвластна любая работа. Даже такая.
– О, – сказал лучник и вышел прочь.
Второй лучник был бледен, поэтичен и выглядел довольно женственно: в том смысле, что у него были длинные вьющиеся волосы, и изгибы тела им тоже каким-то образом соответствовали. Перед тем как войти в зал, он долго сидел в саду, бесцельно уставившись на луну. Когда луна сделалась слишком огромной, блестящей и пустой даже для его огромных, блестящих и пустых глаз, он понял, что пора возвращаться. И когда король спросил: «А что подстрелили вы?», лучник очень эмоционально ответил: «Я подстрелил человека! Не выходца из Тартара, не обитателя Европы, Азии, Африки или Америки, вообще не обитателя какой-либо из областей Земли. Я застрелил Человека-На-Луне». «Застрелили Человека-На-Луне?» – повторил король с чем-то вроде легкого удивления в голосе. «Это нетрудно доказать! – воскликнул лучник с истерической поспешностью. – Посмотрите на Луну через этот новый телескоп повышенной мощности, и вы больше не найдете там никаких следов человека».
Король приблизил к окуляру телескопа свой широко раскрытый ярко-синий, сияющий слабоумием глаз и стоял так около десяти минут, а затем сказал: «Вы часто говорили мне, что научная истина может быть подтверждена только при помощи чувств – и вы правы. Я верю вам».
И второй лучник вышел прочь; будучи гораздо эмоциональней первого, он при этом обливался слезами.
Третий лучник был нелюдим и задумчив, волосы его были нечесаными, а глаза – задумчивыми. Он вошел без стука и, не дав королю задать вопрос, сказал: «Я потерял все свои стрелы. Они превратились в птиц». Затем, когда он увидел, что все, кто был в зале, уставились на него, продолжил: «Ну, вы же знаете, все в нашем мире меняется: грязь превращается в маргаритки, яйца превращаются в кур, а те, кто разводит собак, знают, что их можно превратить в совершенно разные породы. В общем, я пускал свои стрелы в исполинских орлов, свист крыльев которых раздавался вокруг Гималаев. Огромные золотые орлы размером со слонов, они даже на деревья не садятся – нет дерева, что выдержит такой вес. Мои стрелы летели высоко над горами и долинами, и полет их был так долог, что по пути они медленно превращались в птиц. Посмотрите сами, – он бросил на пол перед королем мертвую птицу и положил рядом с ней стрелу. – Разве вы не видите, что общий тип их строения совпадает? Прямое древко – это позвоночник, острие наконечника – клюв, а про оперение стрелы и говорить нечего – это рудимент птичьего оперения. Налицо модификация и эволюция».
После недолгого молчания король серьезно кивнул и сказал: «Да, конечно: все подвластно законам эволюции».
Услышав это, третий лучник резко повернулся и в ярости покинул зал.
Четвертый лучник был невысок ростом, его лицо, словно вытесанное из дерева, казалось мертвым, зато взгляд близко посаженных глазок был очень живым – и при этом недобрым. Друзья отговаривали его входить в зал, потому что, как они сказали, «мы наплели столько фантастической чуши, что самим небесам было тошно – но не нашлось ничего, буквально ничего, во что старик не поверил бы». Так что лицо маленького лучника, когда он появился в дверях, выглядело еще чуть более деревянным, чем обычно; но оказавшись внутри, он вдруг огляделся по сторонам с искренним недоумением.
– Что ж, мой последний друг, – сердечно обратился к нему король, – добро пожаловать! Рад видеть вас снова!
Наступила долгая пауза, а затем низкорослый лучник сказал:
– Что вы подразумеваете под «снова»? Я никогда не был здесь раньше.
Несколько секунд король смотрел на него, затем раздельно
