Джон Карр - Девять неправильных ответов
Билл шагнул назад и налетел на девушку в белой рубашке и шортах цвета хаки — ассистентку звукооператора, перебиравшую пластинки на полочке над проигрывателем.
Билл извинился, и девушка добродушно усмехнулась.
— Это Фелисити, — представил ее Вальтер. — А теперь давай по порядку, Билл. Тебя преследует чокнутый фотограф, который может заглянуть сюда. Ну и что произойдет, если он это сделает?
— Как только я его увижу, — отозвался Билл, — то пригнусь, подбегу к двери и открою ее внутрь.
Дел Дюран выпрямился в кресле — его продолговатая физиономия внезапно оживилась.
— Ты не хочешь ударить его дверью, Билл? С твоей стороны это весьма великодушно!
— Дело не в том. Я хочу преградить ему путь к лифтам. Ты и Вальтер сразу следуйте за мной. Нужно загнать его в студию через другую дверь.
— Почему именно в студию? — осведомился Вальтер, с беспокойством посмотрев на часы.
— Позже объясню… Нет, это не должно произойти во время передачи, Вальтер. В противном случае мне придется позволить ему меня… сфотографировать.
Любовь Вальтера к разного рода проказам одержала верх над серьезностью.
— Ну-у! — с сомнением протянул он. — Если это случится скоро, возможно, нам удастся позабавиться и отобрать у чокнутого камеру.
— Норма, Би, — обратился к девушкам Билл, — я очень сожалею…
— Неужели ты думаешь, что мы пропустим такое? — шепотом отозвалась Норма. — Это будет еще забавнее, чем…
— Норма! — строго оборвала ее Би. — А мы можем чем-нибудь помочь. Билл?
— Можете. Я надеюсь увидеть этого типа, как только он появится. Но если кто-нибудь из вас заметит его раньше — я имею в виду, любое незнакомое лицо, — продолжайте работать как ни в чем не бывало и просто скажите, например, «черные бакенбарды» так, чтобы я это услышал.
— А он носит черные бакенбарды? — живо осведомился Дюран.
— Нет, скорее двухфокусные очки, но я в этом не уверен. Прости, Вальтер, что отрываю тебя от работы. Ты, кажется, хотел, чтобы я исправил часть сценария? — Билл чувствовал какой-то подвох.
— Да! — быстро кивнул Вальтер. — Это очень короткая сцена, но она в самом начале. Заседание кабинета Линкольна[43] после того, как Борегар[44] обстрелял форт Самтер[45]… Сколько идет эта сцена? — обратился он к Норме.
— Две минуты пятнадцать секунд.
— Давайте прорепетируем еще раз. — Вальтер взглянул на часы. — Еще нет четверти одиннадцатого — у нас полно времени. Билл, мне придется на минуту тебя покинуть — я должен убедиться, что все на месте. Нет, не беспокойся насчет сценария — мы займемся только первой сценой. — Он почти выбежал из комнаты.
Билл впервые как следует рассмотрел студию 8-А сквозь стеклянную панель. Основной микрофон стоял на некотором расстоянии от окна. Рядом находилась высокая деревянная подставка с зеленой сигнальной лампой. С обеих сторон микрофона стояли щиты для усиления резонанса. Сквозь включенный громкоговоритель доносились звуки настраиваемых инструментов и бормотание голосов.
За щитами Билл увидел оркестр из двадцати музыкантов. Для отдела радиопостановок заполучить оркестр было не легче, чем вырвать несколько зубов. Однако Чивер смог все организовать для своего любимого детища. Делу Дюрану, ведущему передачу, отвели огороженную зелеными ширмами кабинку с настольным микрофоном и зеленой лампочкой. Было еще несколько открытых микрофонов, возле одного из которых два ассистента звукооператора щелкали затворами старинных винтовок.
Рядом с Биллом возникла исполинская фигура Дела Дюрана.
— Тебе пригодится эта штука? — спросил Дел, вынув из правого кармана большой револьвер 38-го калибра.
— Где ты его раздобыл?
— Это мой револьвер, — ответил Дюран. — Мы живем в деревне, и жена нервничает, когда я возвращаюсь поздно. Хотя, если подумать, револьвер скорее нужен ей. Так он тебе пригодится?
— Я одолжил бы его у тебя до конца шоу. — Билл спрятал револьвер в карман пальто.
Дел, поспешив прочь со сценарием в руке, почти налетел на Вальтера, на лбу у которого поблескивали капли пота, хотя обычно он всегда сохранял хладнокровие. Вальтер сел к микрофону для переговоров со студией и щелкнул выключателем.
— Джексон Каменная Стена![46] — рявкнул он в микрофон. — Где, черт возьми, Джексон?
Выключатель щелкнул снова. В громкоговорителе послышался голос молодого ассистента звукооператора:
— Простите, мистер Кун. Он в буфете, пьет кофе с Джорджем Вашингтоном.[47]
— Слушай, Вальтер, — испуганно спросил Билл, — ты, часом, не перенес генерала Вашингтона в Гражданскую войну?
— Нет-нет! Это его дух разговаривает с Линкольном и Джефферсоном Дейвисом.[48]
Выключатель щелкнул снова. Билл сел на стул поближе к двери.
— Простите мою настойчивость, — добродушно произнес в микрофон Вальтер. — Джексон не участвует в первой сцене, но я должен был убедиться, что он здесь. Все готовы?
Послышались утвердительные ответы, в том числе стоящего у главного микрофона объявляющего программу. Рядом с ним никого не было.
— Президент Линкольн, Уильям Г. Сьюард,[49] Эдвин М. Стэнтон![50] — скомандовал Вальтер. — Пожалуйста, займите ваши места!
Трое мужчин появились из-за ширмы и, словно солдаты, промаршировали к микрофону.
— Я подам тебе сигнал рукой, Франц, — предупредил Вальтер дирижера оркестра. — Итак, начинаем через… — он посмотрел на часы, — пять секунд.
Выключатель щелкнул в последний раз. Билл, по непонятной причине, дрожал от волнения.
Вальтер встал и подал знак дирижеру. Послышался щелчок секундомера Нормы, начавшего отсчет времени. Потом прозвучал сигнал горна.
Возле главного микрофона зажглась зеленая лампа.
— Сегодня, — заговорил объявляющий без излишнего пафоса, — мы представляем Монику Карслейк и Роберта Мак-Тэвиша в…
Фелисити поставила пластинку и опустила иглу в нужное место, отмеченное желтым карандашом. Раскаты грома тут же были уменьшены опытной рукой Би до сердитого ворчания, на фоне которого вновь послышался голос объявляющего:
— …«Роковой молнии» — истории о Гражданской войне в США.
Вальтер вновь подал знак. Оркестр медленно и печально заиграл «Когда Джонни возвращается домой». Зеленая лампочка замигала у настольного микрофона Дела Дюрана, который своим глубоким басом начал выразительный рассказ о причинах, приведших к войне. Текст был настолько точным, что Билл стал понемногу отвлекаться. Никаких исправлений здесь не требовалось. Билл почувствовал, что у него устали глаза, которые он протирал весь день, а виски горят, словно в огне.
Внезапно он бросил взгляд на дверную панель. Преследователь не мог прятаться вечно. Правая рука Билла скользнула в карман пальто и коснулась револьвера. Если Гейлорд Херст настолько спятил, что откроет дверь пинком ноги и станет палить наугад, он всадит пулю в мерзкого старого козла, даже если его за это повесят.
В результате Билл пропустил конец первого монолога Дела, роковую дату в апреле 1861 года и первый залп по форту Самтер.
Словно издалека до него доносились звуки музыки и голос Дела, описывающий заседание кабинета в Белом доме и долговязую фигуру великого президента Линкольна, сидящего во главе стола.
Билл вздрогнул, узнав «Боевой гимн республики». Хотя в 1861 году миссис Хау[51] еще не успела его написать, использование гимна было вполне простительной артистической вольностью.
Объявляющий уступил место молодому актеру, играющему пятидесятидвухлетнего Линкольна.
— Слушайте, вы, лохи! — заскрежетал «президент» голосом, напоминающим Эдуарда Дж. Робинсона[52] в одной из самых «крутых» его ролей. — Эти падлы долбанули но форту Самтер! Я буду не я, если это им сойдет с рук! Начну войну, даже если каждый хмырь из вас проголосует против!
Билл едва не упал со стула.
— Клево, мистер президент! — пискнул сморщенный человечек, изображающий госсекретаря Уильяма Г. Сьюарда. — Грант[53] покажет этим конфедератишкам, где раки зимуют!
— Не будьте слишком самоуверенны, мистер секретарь, — послышался густой баритон Эдвина М. Стэнтона. — Говорят, у этого парня, Ли,[54] котелок неплохо варит.
Из громкоговорителя послышались трубные сигналы.
— Мистер президент! — заговорил щеголеватый молодой человек.
— Слушайте, Хей,[55] я не могу позволить моему секретарю врываться на секретное заседание, как на…
— Стоп! — крикнул Билл и с трудом поднялся, хватая руками воздух.
Вальтер повернул выключатель.
— Перерыв! — скомандовал он и покосился на Билла: — По-твоему, здесь много… неправильного?
