Саймон Толкиен - Последний свидетель
— Мистер Спарлинг не спрашивал у вас никакого мнения, миссис Мартин, — снова вмешался судья. — Нас не интересует ваше мнение о поведении людей. Вы лишь должны излагать события.
Миссис Мартин отвернулась от судьи прежде, чем он успел закончить последнюю фразу, и поджала тонкие бледные губы. В глазах ее читался вызов, твердое намерение стоять на своем.
— Пожалуйста, расскажите нам, что именно говорила леди Энн обвиняемой, — попросил Спарлинг, подпустив в голос умиротворения.
— Сказала, что она не из их круга, что ей не место в этом доме.
— Она ругалась?
— Кто?
— Леди Энн. Она использовала непристойные выражения в адрес подсудимой?
— Миледи никогда не произносила похабных или неприличных слов. Никогда. В отличие от Греты.
— К этому мы перейдем чуть позже, миссис Мартин. А пока что попросил бы вас излагать дальнейшие события по порядку. Вы только что поведали нам, что сказала леди Энн обвиняемой. Что произошло дальше?
— Дальше вмешался сэр Питер. Встал между двумя женщинами и сказал миледи, чтобы она не смела говорить с Гретой подобным образом. Что это несправедливо и все такое прочее. Я просто ушам своим не поверила. Он нападал на свою жену вместо того, чтоб заступиться за нее.
— Миссис Мартин, — прогудел судья, — это последнее предупреждение.
И снова экономка обиженно поджала губы и смотрела вызывающе. Только на этот раз просить ее продолжать не пришлось.
— Ну а то, что миледи ответила ему подобающим образом, так это не только мое мнение. И что же тогда сделал сэр Питер? Развернулся да и вышел из дома. И не было его около часа. Не знаю, куда он ушел.
— А остальные? Что они делали? — спросил Спарлинг.
— Миледи сказала Грете еще пару теплых слов. И каждое — истинная правда.
— Что именно она сказала? — поспешно вставил Спарлинг, опасаясь новых замечаний со стороны судьи.
— Ну, всего, конечно, я не помню. Но помню, как миледи говорила, что Грета настраивает мужа против нее, внушает Томасу скверные мысли. Обозвала ее ядовитой гадюкой. Да, так и сказала. Ядовитая змея.
— Ясно. И что же ответила на это подсудимая?
— В том-то и штука. Ничего она не ответила. Молчала до тех пор, пока миледи не ушла вместе с Томасом, и она подумала, что осталась одна.
— Почему она так подумала?
— Да потому что, когда началась вся эта заваруха, крики и прочее, я отошла в гостиную. Служанке, знаете ли, не к лицу стоять и слушать, как ссорятся господа.
— И, однако же, вам удалось расслышать, что сказала подсудимая, когда все остальные ушли?
— Да. Она осталась в холле и ска… Тут миссис Мартин запнулась на полуслове и опасливо покосилась на судью.
— Вы хотите, чтоб я в точности повторила ее слова? — спросила она. — Ведь эта дамочка, как я уже говорила, в выражениях никогда не стеснялась.
— Да, миссис Мартин, — кивнул судья. — Будьте любезны, повторите дословно.
— Ну, она обозвала миледи «гребаной сучкой», а потом сказала: «Что, получила, мать твою, миссис Воображала? Погоди, то ли еще будет». Вот ее слова. И произнесла она это с таким странным грубым акцентом, никогда прежде не слышала, чтоб она так говорила. Словно сквозь зубы прошипела. Показала свой норов. Истинный свой характер.
— Миссис Мартин, сколько же можно повторять! Нас интересует только то, что вы видели и слышали, а вовсе не то, что вы думаете об увиденном и услышанном, — сказал судья. — Ваш отказ повиноваться принятым в суде правилам может самым отрицательным образом сказаться на ходе всего процесса. А теперь я объявляю перерыв на ленч, надеюсь, у вас будет время подумать над моими словами. И когда заседание возобновится, мне бы хотелось, чтоб вы учли эти мои замечания и вели бы себя по-другому. Благодарю вас. Начало следующего заседания ровно в два.
И судья Грэнджер вышел из зала до того, как миссис Мартин успела что-либо ответить, а уж были у нее такие намерения или нет, знала только она одна.
ГЛАВА 14
Грета покинула здание суда через боковой вход и двинулась пешком к пирсу Блэкфрайерс. У Питера была назначена важная встреча, но она радовалась тому, что осталась одна, хоть и непрестанно думала о муже, глядя на серые волны, лижущие парапет набережной возле того места, где она сидела. Это было не море, река, зато она помогла вспомнить то летнее утро прошлого года, когда она выбежала из дома «Четырех ветров» и последовала за сэром Питером к пляжу.
Она не шла, бежала, стараясь, чтоб ее и мертвую собаку, лежавшую на полу в холле, разделяло как можно большее пространство. Она так торопилась уйти оттуда, что не заметила эту старую хитрую чертовку, Джейн Мартин, которая подслушивала в гостиной за дверью.
Выбежав из дома, она инстинктивно свернула вправо — одному господу ведомо, почему! — и увидела его. Он проходил через северную калитку. Ту самую калитку, которая так занимала теперь Майлза. И она последовала за ним. И опять же, не понимая, почему. Просто бросилась за ним следом, и все. Через калитку, через лужайку, к пляжу. Подошла. Он стоял у самого края воды и бросал в море мелкие камушки.
Он смотрел так печально, выглядел здесь так неуместно, а когда заговорил, голос был какой-то сдавленный, совсем не похожий на его голос. Точно принадлежал кому-то другому, а не ему, Питеру.
— Мне страшно стыдно за то, что она там наговорила, Грета. Прости. Ей не следовало так говорить.
— Ничего страшного. Как-нибудь переживу. — Она нервничала, и это были первые слова, что пришли в голову.
— Не знаю, не пойму, но что-то не так с этой семьей, — продолжил он после паузы. — Или само это место так действует. Я никогда не был здесь по-настоящему счастлив. И не буду. Здесь так мрачно, так одиноко, и это море, оно такое суровое. Помнишь мертвого рыбака, как он лежал на земле в гавани? И эта собачка сегодня…
— Это просто совпадение.
— Нет, если живешь здесь. Если тебе не место в этом доме, так, она, кажется, сказала? Но в той же степени ее слова можно отнести и ко мне. Моя настоящая жизнь — в городе, там все знакомо, там все под контролем. А здесь… здесь я всегда оказываюсь побежденным.
— Ничто не может победить тебя, Питер. Никто и ничто. — В голосе ее звучала уверенность, граничащая со слепой верой.
— Ошибаешься, — столь же уверенно ответил он. — Этот дом меня добивает. А Энн так его любит. Больше, чем что-либо другое в этом мире, ну, за исключением, разумеется, Томаса. И то не уверен. Наверное, это у нее в крови, иначе не объяснишь. Я старался, господь тому свидетель, как я старался, чтоб все у нас наладилось. Долгие прогулки по болотам, ловля рыбы в реке, любование морем в гавани, когда промерзаешь до костей. Но всякий раз приезжая сюда, я все с большей остротой понимал: настоящий мой дом в городе, не здесь. А теперь еще это. Пришлось ехать в этот проклятый Флайт. Проснулся рано утром, вышел забрать из машины газеты. Вернулся и стал невольным виновником гибели этой несчастной собачонки.
— Просто невезение, Питер, вот и все, — пыталась утешить его Грета.
— Нет, за этим кроется нечто большее, — возразил он. — Я здесь не на своем месте. Наверное, именно поэтому хочу отправить Томаса в другую школу, подальше отсюда. Потому что, пока он здесь живет, он мне вроде как и не сын вовсе.
— Он хороший мальчик. Просто немного тебя побаивается.
— Знаю. Ты у меня такая чуткая и проницательная, Грета. Именно это мне в тебе и нравится. Ты меня понимаешь. Больше, пожалуй, никто.
— Можешь всегда рассчитывать на меня, Питер. Ты это знаешь.
Питер не ответил, и Грета не знала, расслышал ли он эти ее слова в шуме накатывающихся на берег волн. Но говорить она больше ничего не стала. Молчание Питера требовало того же и от нее. И вот через некоторое время она оставила его одного у моря, а сама зашагала по лужайке к дому.
Небо над Суффолком всегда было низкое, серое. «Как сегодня над Лондоном», — подумала Грета и пошла прочь от реки.
На обратном пути в суд пришлось перейти через Флит-стрит. Грета поднесла руку к лицу, чтобы стряхнуть капли дождя, который вдруг разошелся вовсю. Мало того, в глазах ее стояли слезы. Она плакала, жалея вовсе не себя, но Питера, его измученную душу, которую он открыл ей тогда, на берегу, год тому назад. Она считала бесценным даром откровения столь сдержанного всегда мужчины. И вот теперь он полностью от нее зависим. Энн больше нет на этом свете, Томас просто исходит злобой к отцу. Она должна выиграть этот проклятый процесс. Ради Питера, ради своего собственного блага.
Жизнь у Греты всегда складывалась непросто. И тот факт, что она нужна Питеру, придавал ее существованию особую осмысленность, никогда прежде она не испытывала такого чувства. Когда человек кому-то нужен, он сразу становится сильным, цельным, в нем просыпается особая уверенность. Грета крепко сжала кулаки, решительно вскинула голову и прошла сквозь строй репортеров в зал суда. А затем заняла свое место на скамье подсудимых.
