Дороти Сэйерс - Идеальное убийство

Питер кратко прокомментировал ситуацию:

— Ничего не поделаешь. Пора нам подумать о ланче, а затем написать пару писем: одно мистеру Пробину, а второе моему доброму другу епископу Ламберту в миссию Ориноко. Вдруг он знает что-нибудь о кузене Аллилуйе. Улыбнитесь, друг мой! Как говорил Инголдсби: «Ветры дуют, дуют ветры, скоро, скоро нам в погоню!» Любите Джона Пила? Знаете, где находится земля, усыпанная лимонным цветом? Не знаете? Не важно. Поищете, когда будете планировать свадебное путешествие.

13

Аллилуйя

Мои предки наверняка были славными ребятами, но мне вовсе не хотелось бы, чтобы они как-нибудь заявились ко мне в гости.

Достопочтенный прелат, епископ Ламберт из миссии Ориноко, оказался человеком практического склада, притом весьма любезным. Он не был лично знаком с пресвятым Аллилуйей Доусоном, но предполагал, что тот мог принадлежать к миссии Скинии — религиозной организации, ведущей важную работу в колониях. Он изъявил желание лично связаться с лондонской штаб-квартирой этой миссии, пообещав известить лорда Уимзи о результатах. Два часа спустя секретарь епископа Ламберта дозвонился до миссии Скинии и получил исчерпывающую формацию об отце Аллилуйе Доусоне, который как раз находился в Англии, а точнее — в здании миссии в Степни. Престарелый священник пребывал в стесненных обстоятельствах — сей факт епископ счел весьма прискорбным. Он отказался от благодарности, объяснив, что всю работу выполнил его трудяга-секретарь. Епископ был рад слышать лорда Уимзи. «Кстати, как у вас идут дела? Ха-ха! А когда вас можно ждать в гости?»

Питер предусмотрительно захватил с собой Чарльза, и вдвоем они поспешили в миссию Скинии. Явление зловещей «миссис Мердль» с ее черной крышей и сверкающей латунной выхлопной трубой произвело неизгладимое впечатление на юное поколение местных жителей.

Они столпились вокруг машины и занялись испытанием клаксона еще до того, как Уимзи успел позвонить дверь миссии. Паркер попытался урезонить ребят, пригрозив наказанием и походя упомянув о том, что является офицером полиции, чем привел непослушную молодежь в полный экстаз. Под предводительством энергичной юной особы лет двенадцати они встали в хоровод и радостно запрыгали вокруг разъяренного детектива. Паркер отстал в их адрес несколько едких замечаний, но это лишь подогрело азарт подростков, и они стали громко распевать оскорбительные куплеты. В этот момент дверь миссии распахнулась, и оттуда вышел худощавый юноша в очках. Он погрозил расшалившимся детям пальцем, сказал: «Ну, это уж слишком». Но это не произвело на него никакого эффекта, похоже, юноша и не рассчитывал него.

Лорд Уимзи объяснил цель своего визита.

— О, прошу вас, входите, — сказал юноша. В руке он держал книгу по теологии с красивой закладкой меж страниц. — Боюсь, что ваш друг… ну… у нас тут бывает шумновато…

Паркер наконец освободился от юных мучителей и направился к крыльцу, изрыгая угрозы и проклятия, на которые враги отвечали насмешливыми гудками клаксона.

— Этак они посадят аккумулятор, — сказал Уимзи.

— Настоящие дьяволята, никто им не указ, — пробурчал Паркер.

— Просто с ними надо обращаться по-человечески, — парировал Уимзи. — Дети — существа с теми же страстями, что политики или финансисты. Эй, Эсмеральда, — он поманил к себе их кудрявую предводительницу.

Юная леди высунула язык и показала грубый жест, однако, заметив монетку, блеснувшую в руке его светлости, подошла поближе и замерла перед ним в ожидании.

— Смотрите, — сказал Уимзи, — здесь у меня полкроны — это, как вы знаете, тридцать пенни. Как, по-вашему, они бы вам пригодились?

Ничто человеческое было не чуждо этой девчонке. Онемев от такого неслыханного предложения, она принялась чесать правую ногу грязным ботинком, напяленным на левую, не обращая внимания на сползший чулок.

— Насколько я могу судить, — продолжал лорд Уимзи, — вы способны удержать ваших юных друзей в рамках дозволенного, если сами того пожелаете. Итак, если вы не дадите им прикоснуться к моей машине за то время, что я буду в доме, то получите эту монету. Если они будут нажимать на клаксон, я услышу гудки. За каждый гудок вы будете лишаться одного пенни, понятно? Если гудок прозвучит шесть раз, вы получите всего два шиллинга. Тридцать гудков — и вы не получите ничего. Кроме того, я буду периодически выглядывать в окно. Если я увижу, что кто-то прикасается к машине или сидит в ней, вы тоже не получите ничего. Условия ясны?

— Мне над' см'треть за ваш'й м'шиной. Если кто залудит, вы оттяп'ете у м'ня медяк, — сказала девчонка, глотая буквы. Типичный жаргон жителей Степни.

— Совершенно верно, — кивнул Питер.

— Дог'ворились, мистер. Я п'смотрю, чтоб б'льше никто ее не тронул.

— Какая хорошая девочка! Итак, сэр…

Юноша в очках провел их в маленькую темную приемную, напоминающую зал ожидания железнодорожной станции; на стенах висели гравюры с текстами из Ветхого Завета.

— Я скажу мистеру Доусону, что вы пришли, — очкарик исчез, по-прежнему сжимая в руке свой богословский учебник.

Лежавшая за дверью циновка зашуршала, и Уимзи с Паркером приготовились лицом к лицу столкнуться со злоумышленником, пытающимся завладеть наследством Агаты Доусон.

Велико же было их удивление, когда в дверном проеме возник престарелый человек самого робкого и безобидного вида. Трудно было представить себе человека, менее похожего на убийцу, нежели этот старичок, глядевший на них, нервно моргая из-под очков в металлической оправе, сломанных в нескольких местах и перевязанных проволокой.

У пресвятого Аллилуйи Доусона были приятные черты лица, тонкий орлиный нос и темно-оливковая кожа уроженца одного из островов Вест-Индии. Волосы его, поредевшие и седые, вились плотными кольцами. На сутулых плечах висела прохудившаяся сутана. Выпуклые черные глаза с желтоватыми белками дружелюбно смотрели на детективов, а его улыбка была открытой и искренней.

— Вы хотели меня видеть? — спросил он на чистейшем английском, с едва заметным островным акцентом. — Кажется, я не имел удовольствия…

— Здравствуйте, мистер Доусон. Мы… видите ли, мы собираем информацию… ну, о семье Доусонов из Крофтона в Уорвикшире, и узнали, что вы могли бы просветить нас… относительно их иностранной родни, если будете так любезны…

— О, конечно! — старик выпрямил спину. — Я ведь и сам — в каком-то смысле — являюсь их родственником. Не хотите ли присесть?

— Благодарю вас. Мы так и думали.

— Вас прислала мисс Мэри Уиттакер?

В его вопросе Уимзи уловил одновременно любопытство и опаску. Не зная, что кроется за этим, он предпочел не вдаваться в подробности.

— Нет-нет. Мы… знаете ли… пишем труд об англичанах в колониях. Могилы, генеалогия — в этом роде.

— Ах, вот оно что! А я-то понадеялся… — Священник негромко вздохнул. — Но в любом случае я с удовольствием помогу вам.

— Тогда, может быть, вы расскажете, что стало с Саймоном Доусоном? Мы знаем, что он покинул семью и уплыл в Вест-Индию где-то в тысяча семьсот…

— Тысяча восемьсот десятом году, — быстро поправил его отец Аллилуйя. — Да… Попал в переделку, когда ему было шестнадцать. Связался с плохими людьми, гораздо старше себя, и оказался замешан в одно очень неприятное дело. Азартные игры, потом убийство. Не на дуэли — в те дни это никого бы не удивило… Нет, то было преднамеренное убийство, против которого наставляет нас Господь, — в общем, человек был убит, а Саймону Доусону и его дружкам пришлось скрываться от правосудия. Саймон завербовался на военную службу и уехал из страны. Прослужил пятнадцать лет, а затем его перекупил капитан одного капера, француз. Оттуда он сбежал и — если опустить детали — осел в Тринидаде под чужим именем. Какие-то английские колонизаторы поступили с ним по-доброму и дали работу на своей сахарной плантации. Он трудился на славу и, в конце концов, сам стал плантатором.

— А под каким именем он там жил?

— Харкауэй. Думаю, он боялся, что его будут преследовать как дезертира, если он объявится под собственной фамилией. Так или иначе, но ему нравилась жизнь на плантациях, и он не собирался никуда уезжать оттуда. Не думаю, что он захотел бы вернуться на родину, даже ради наследства. Кроме того, он наверняка боялся, что всплывет то старое убийство, хотя вряд ли его стали бы судить по истечении срока давности, и потом — тогда он был слишком молод, да и злодеяние было совершено не его рукой.

— Ради наследства? — не совсем вежливо перебил священника лорд Уимзи. — Так он был старшим сыном?

— Нет. Старшим был Барнаба, но он погиб при Ватерлоо, не успев обзавестись семьей. За ним шел второй сын, Роджер — тот умер еще во младенчестве от оспы. А Саймон был третьим.