Филлис Джеймс - Ухищрения и вожделения
А он продолжал:
— По личным мотивам — во всяком случае, так она говорит. По-видимому, имеется в виду Джонатан Ривз. Бог его знает, что она нашла в этом парне. Он даже и техник не больно хороший.
Элис с трудом сдержала улыбку.
— Сомневаюсь, что он интересует ее как техник, — сказала она.
— Ну, если он интересует ее как мужчина, то она гораздо менее разборчива, чем я мог бы предположить.
Алекс вовсе не плохо разбирается в людях, думала Элис, как в мужчинах, так и в женщинах. До сих пор он очень редко ошибался в своих суждениях, во всяком случае — по большому счету. А уж если речь шла о научных способностях человека — практически никогда. Однако в том, что касается необычных комплексов и иррациональных мотивов человеческого поведения, Алекс не разбирается совершенно. Разумеется, он знает, что вселенная сложна, но считает, что она подчиняется определенным законам; впрочем, подозревала Элис, брат вряд ли употребил бы слово «подчиняется», поскольку оно подспудно предполагает сознательный выбор. «Так, — заключил бы он, — функционирует физический мир. Он доступен человеческому разуму, и в какой-то степени человеческому контролю». Люди же приводили его в замешательство, поскольку способны были на неожиданные поступки. В наибольшее замешательство его приводило то, что и сам он способен был время от времени совершать неожиданные поступки. Он чувствовал бы себя вполне как дома, если бы оказался в елизаветинском XVI веке и мог распределять людей по категориям, соответственно четырем основным типам темперамента: холерики, меланхолики, сангвиники, флегматики — по свойствам, отражающим влияние планет, под знаком которых эти люди родились. Надо только установить этот факт — и все расставляется по своим местам. Однако же его постоянно удивляло, что человек может быть способным ученым и в то же время абсолютным идиотом в отношениях с женщинами, может проявлять здравомыслие в каких-то определенных областях жизни и вести себя как неразумный ребенок — в других. Вот теперь он и дуется из-за того, что его секретарша, которую он отнес к категории людей умных, здравомыслящих и преданных своему делу, предпочла остаться в Норфолке с любимым человеком, который у Алекса ничего, кроме презрения, не вызывает, вместо того чтобы последовать за своим боссом в Лондон.
— Мне помнится, ты как-то говорил, что считаешь Кэролайн сексуально весьма холодной особой, — сказала она.
— Разве? Ничего подобного. Это подразумевало бы наличие некоторого личного опыта. Думаю, я мог сказать, что не нахожу ее физически привлекательной. Секретарь-референт с красивой внешностью, высокой работоспособностью и полным отсутствием сексуальной привлекательности — это же идеал!
Элис сухо заметила:
— Ну, я полагаю, что идеальный секретарь, с точки зрения мужчины, это женщина, которой удается дать своему боссу понять, что она мечтает спать с ним, но благородно сдерживает свое желание исключительно в интересах дела. Что же будет с Кэролайн?
— О, ей о работе нечего беспокоиться. Если она хочет остаться в Ларксокене, ее тут будут просто на части рвать. Она умна, тактична и прекрасный работник.
— Но, по-видимому, не очень тщеславна. Иначе зачем бы ей так уж обязательно оставаться в Ларксокене? — спросила Элис и добавила: — У Кэролайн могут быть и другие причины хотеть здесь остаться. Недели три тому назад я видела ее в Нориджском соборе. Она встречалась с каким-то мужчиной в приделе Богоматери. Они явно осторожничали, и все это было очень похоже на тайное свидание.
Алекс спросил без особого интереса:
— Что за мужчина?
— Средних лет. Ни то ни се. Незапоминающийся. Но слишком старый, чтобы его можно было принять за Джонатана Ривза.
Больше Элис ничего не сказала — видела, что ему не очень интересно и что мысли его бродят где-то далеко. И все же, припомнив эту встречу, она находила ее теперь довольно странной. Кэролайн упрятала свои белокурые волосы под огромный берет и надела очки. Но камуфляж — если это был камуфляж — не возымел эффекта. Сама Элис быстро прошла вперед, не желая, чтобы ее узнали и подумали, что она подглядывает. Минутой позже она заметила, что Кэролайн медленно идет по проходу с путеводителем в руке, а мужчина следует за ней на некотором тщательно соблюдаемом расстоянии. Они вместе подошли к одному из памятников и остановились, вроде бы поглощенные созерцанием. А затем, минут через десять, когда Элис уходила из собора, она увидела мужчину снова. На этот раз путеводитель в руке держал он.
Алекс больше не заговаривал о Кэролайн. Помолчав с минуту, он произнес:
— Не очень-то удачное получилось застолье.
— Мало сказать. На тройку с минусом, за исключением еды, разумеется. Что произошло с Хилари? Она что, нарочно портила всем настроение, или ей и в самом деле худо?
— Людям обычно бывает и в самом деле худо, когда они не могут получить то, чего хотят.
— В данном случае — тебя?
Он улыбнулся, глядя в пустой камин, но ничего не ответил.
— Думаешь, она будет тебе надоедать?
— Не просто надоедать. Угрожать.
— Угрожать? Как угрожать? Ты хочешь сказать — она может представлять опасность для тебя лично?
— Пожалуй, больше, чем только для меня лично.
— Но ты сможешь с этим справиться?
— Я смогу с этим справиться. Но ни за что не назначу ее главным администратором. Для станции это было бы истинным бедствием. Мне не следовало ее назначать даже и.о. главного.
— А когда у тебя беседа наверху?
— Через десять дней. Перспективы довольно благоприятные.
— Значит, у тебя есть десять дней, чтобы решить, что с ней делать?
— Да нет, поменьше. Она требует, чтобы я принял решение к воскресенью.
«Решение? Какое? — подумала Элис. — О ее карьере? О продвижении по службе? Об их будущей совместной жизни? Неужели эта женщина не понимает, что никакой совместной жизни с Алексом у нее не может быть?»
Элис спросила, зная, как важен вопрос, который она задает. Зная, что только она может решиться задать ему этот вопрос:
— Ты будешь очень разочарован, если не получишь этого назначения?
— Мне будет очень горько, а горечь разъедающе действует на душу. Да и на мозг тоже. Я хочу получить это назначение, оно мне необходимо, и я — именно тот человек, которому оно по плечу. Полагаю, так думает каждый из кандидатов на этот пост, но в моем случае это истинная правда. Это очень важный пост, Элис. Один из самых важных. Будущее — за ядерной энергией, если мы хотим, чтобы наша планета продолжила свое существование. Но мы должны управлять ею гораздо лучше — и в масштабах страны, и в масштабах всего мира.
— Мне представляется, что ты — единственный серьезный кандидат, Алекс. Наверняка тебя пригласили на эту беседу, потому что решили, что нашли нужного человека. Это совершенно новая должность. Они до сих пор прекрасно обходились без главного контролера по ядерной энергии. Совершенно ясно, что, если поручить это дело компетентному человеку, откроются широчайшие возможности. Но в неумелых руках это будет просто еще один отдел по связям с общественностью, напрасная трата государственных средств.
Алекс был слишком умен, чтобы не понять, что все это говорится, чтобы придать ему уверенности. Элис была единственным человеком на свете, от которого он мог не только ждать, но и принять такое.
Он ответил:
— Есть подозрение, что назревают кое-какие неприятности. И наверху нужен человек, который мог бы нас всех от этих неприятностей избавить. Мелочи, такие, как точный круг его обязанностей, в чьем подчинении он будет находиться, сколько будет получать, — все это еще предстоит решить. Поэтому они и тянут с официальной спецификацией должности.
— Ты вовсе не нуждаешься в письменной спецификации, чтобы представлять себе, кто им нужен. Ученый с именем, опытный администратор и эксперт в области связей с общественностью. Может быть, тебе предложат пройти телевизионный тест. В наши дни, если человек хорошо смотрится на экране, его могут взять куда угодно.
— Такие тесты — только для президентов и премьер-министров. Не думаю, что они зайдут так далеко. — Алекс взглянул на часы: — Светает. Пойду, пожалуй, попробую соснуть пару часов.
Однако прошло еще не меньше часа, прежде чем они закончили разговор и разошлись по своим комнатам.
Глава 5
Дэлглиш подождал, пока Мэг отопрет дверь и шагнет за порог. Только тогда он пожелал ей спокойной ночи, а она постояла еще минутку в дверях, глядя, как он шагает прочь по усыпанной гравием дорожке и исчезает во тьме. Потом прошла в просторный квадратный холл с мозаичным полом и огромным камином из тесаных плит, в холл, который зимними вечерами, казалось, еще полнился отдаленным эхом детских голосов — голосов пасторских детей времен королевы Виктории — и где Мэг могла еще различить слабый запах, так похожий на запах храма.
