Агата Кристи - Третья
– Когда свернула с магистрали, – ответила миссис Оливер. – До того момента все было нормально и очень увлекательно… да, я получала большое удовольствие, хотя и злилась, когда выяснилось, как трудно вести слежку на самом деле. – Она помолчала. – Просто веселая игра. И вдруг это перестало быть игрой – вокруг какие-то проулки и закоулки, обветшалые дома, закрытые склады, расчищенные под застройку пустыри… Ну, не знаю. Не могу объяснить. Но все стало другим. Как во сне. Понимаете? Начинается сон с того, что вы, скажем, на званом вечере, и вдруг вы уже в джунглях или еще где-то, и все кругом такое зловещее!
– В джунглях? – повторил Пуаро. – Очень интересно, что вы употребили это сравнение. Значит, у вас было ощущение, словно вы в джунглях и боитесь павлина?
– Ну, по-моему, его я не боялась. В конце-то концов, павлин – вполне безобидное существо. Это… В общем, я его окрестила Павлином, потому что у него такой декоративный вид. Павлины же очень декоративны, верно? И этот жуткий мальчишка тоже декоративен.
– И до того, как вас ударили по затылку, у вас не было ощущения, что за вами следят?
– Нет. Нет, ни малейшего, но тем не менее я убеждена, что дорогу он мне объяснил неправильно.
Пуаро кивнул, о чем-то размышляя.
– И, естественно, ударил меня Павлин, – сказала миссис Оливер. – Кто же еще мог это сделать? Чумазый мальчишка в засаленном костюме из кожи? От него скверно пахло, но ничего угрожающего в нем не было. И уж тем более не расслабленная Фрэнсис, как бишь ее там? Она возлежала на ящике, разметав черные волосищи по всему помещению. Прямо как киноактриса, не помню только какая.
– Вы говорите, что она позировала?
– Да. Только не Павлину, а Чумазому. Не помню, вы ее видели?
– Пока еще не имел удовольствия. Если это удовольствие.
– Ну, в богемном стиле она даже очень недурна. Дико накрашена. Мертвенно-белое лицо, обилие туши и, естественно, свисающие на лицо волосы. Работает в художественной галерее, так что, видимо, позировать всем этим битникам для нее вполне естественно. Не понимаю я этих девиц! Ну, как они могут? Возможно, она влюблена в Павлина. Нет, вероятнее, в Чумазого. Тем не менее я как-то не представляю, чтобы оглушила меня она.
– Я предполагаю еще одну возможность. Кто-то мог заметить, что вы выслеживаете Дэвида, и сам начал вас выслеживать.
– Кто-то заметил, что я иду за Дэвидом, и пошел за мной?
– Или кто-то уже прятался на складе, потому что интересовался теми же людьми, которыми заинтересовались вы.
– А ведь верно, – сказала миссис Оливер. – Кто бы они могли быть?
– В том-то и дело! – досадливо вздохнул Пуаро. – Запутано, чрезвычайно запутано. Слишком много людей, слишком много привходящих обстоятельств. Все как в тумане. Я ничего ясно не различаю. Вижу только девочку, которая сказала, что, может быть, совершила убийство! Вот все, из чего мне дано исходить, и вы знаете, что даже это запутано.
– В каком смысле запутано?
– Рассудите сами.
Способностью рассуждать миссис Оливер особенно не блистала.
– Вы всегда ставите меня в тупик! – пожаловалась она.
– Я упомянул убийство. Но какое именно убийство?
– Ну, убийство мачехи, я полагаю.
– Но ведь мачеху никто не убил. Она жива.
– Нет, с вами с ума сойдешь! – сказала миссис Оливер.
Пуаро выпрямился в кресле, сложил кончики пальцев и приготовился – во всяком случае, так показалось миссис Оливер – пройтись на ее счет.
– Вы отказываетесь рассуждать, – сказал он. – Но без этого мы не продвинемся ни на шаг.
– Рассуждать я не хочу. А хочу узнать, что вы сделали, пока я лежала в больнице. Ведь ничего не сделать вы не могли. Так что же?
Пуаро пропустил ее требование мимо ушей.
– Мы должны начать с самого начала. Однажды вы мне позвонили. Я был расстроен. Да, признаюсь, я был расстроен. Мне сказали нечто, весьма меня ранившее. Вы, мадам, были сама доброта. Вы меня утешали, вы меня ободряли. Вы угостили меня восхитительной tasse de chocolat. Более того: вы не только предложили помочь мне – вы мне помогли! Вы помогли мне найти навестившую меня девочку, которая сказала, что, кажется, совершила убийство. Так спросим себя, мадам, что это за убийство? Кого убили? Где убили? Почему убили?
– Ах, да перестаньте! – воскликнула миссис Оливер. – Из-за вас у меня опять голова заболела, а это мне вредно.
– И вообще, есть у нас убийство? – неумолимо продолжал Пуаро. – Вы сказали: мачеха, но я ответил, что она жива, и следовательно, убийства нет. Но убийству следует быть. И вот я задаю вопрос: кто умер? Ко мне приходят и говорят про убийство. Убийство, совершенное где-то и каким-то способом. Но я не могу отыскать это убийство, и не надо говорить, как вы намерены, что тут вполне годится и покушение на убийство Мэри Рестарик. Эркюля Пуаро это не удовлетворяет.
– Право, не понимаю, чего еще вам нужно, – сказала миссис Оливер.
– Мне нужно убийство, – сказал Эркюль Пуаро.
– Как это у вас кровожадно звучит!
– Я разыскиваю убийство и не могу найти убийство. Это нестерпимо, и я прошу вас поразмыслить вместе со мной.
– Меня осенила великолепная мысль, – сказала миссис Оливер. – Что, если Эндрю Рестарик убил свою первую жену перед тем, как он в такой спешке отправился в Южную Африку? Вам такая возможность в голову приходила?
– Естественно, нет, – негодующе возразил Пуаро.
– А вот мне пришла, – сказала миссис Оливер. – Получается очень мило. Он был влюблен в ту, другую, и, как Криппен, хотел бежать с ней, а потому убил первую, и никто даже не заподозрил.
Пуаро испустил мученический вздох.
– Но его жена умерла через двенадцать лет после его отъезда в Южную Африку, и его дочь не могла быть замешана в убийстве собственной матери в пятилетнем возрасте.
– Она могла дать ей не то лекарство, или Рестарик просто заявил, будто она умерла. В конце-то концов, нам же неизвестно, что она действительно умерла.
– Мне известно, – возразил Эркюль Пуаро. – Я навел справки. Первая миссис Рестарик умерла четырнадцатого апреля шестьдесят третьего года.
– Откуда вы знаете?
– Я поручил кое-кому проверить факты. Умоляю вас, мадам, не строить столь поспешно столь невозможные предположения.
– А я считаю, что это как раз очень остроумно, – упрямо ответила миссис Оливер. – В своем романе я все так бы и устроила. И убила бы у меня девочка. Не преднамеренно, а потому что папа поручил ей дать маме выпить лекарство, настоянное на ягодах самшита.
– Nom d’un nom d’un nom! – воскликнул Пуаро.
– Ну, ладно, ладно, – сказала миссис Оливер. – Излагайте по-своему.
– Увы! Мне нечего излагать. Я ищу убийство – и не нахожу его.
– Даже после того, как Мэри Рестарик почувствовала себя плохо, и легла в больницу, и почувствовала себя лучше, и вернулась домой и снова почувствовала себя плохо? Да если бы хорошенько поискать, так, без всяких сомнений, нашли бы мышьяк или еще какой-то яд, припрятанный Нормой.
– Именно мышьяк и нашелся.
– Нет, право, мосье Пуаро, чего вам еще нужно?
– Мне нужно, чтобы вы больше обращали внимание на смысл слов. Эта девочка точно повторила мне то, что перед этим сказала Джорджу, когда он открыл ей дверь. Она ни в том, ни в другом случае не сказала: «Я пыталась убить одного человека» или «Я пыталась убить мою мачеху». В обоих случаях она говорила о том, что уже было совершено, о том, что уже случилось. Несомненно случилось. В прошедшем времени.
– Я отступаюсь, – сказала миссис Оливер. – Вы просто не желаете верить, что Норма покушалась на жизнь мачехи.
– Но нет же! Я считаю вполне возможным, что Норма могла покуситься на жизнь мачехи. Вполне вероятно, так и произошло – психологически такая возможность согласуется с ее расстроенным душевным состоянием. Но это не доказано. Согласитесь, спрятать мышьяк среди вещей Нормы мог кто угодно. Даже отец.
– По-моему, вы твердо убеждены, что женщин в первую очередь убивают их мужья.
– Обычно муж кажется наиболее вероятной возможностью, а потому с него и начинаешь, – сказал Пуаро. – Могла это сделать и Норма, а также кто-нибудь из слуг, или секретарша сэра Родрика, или сэр Родрик, или даже сама миссис Рестарик.
– Вздор! С какой стати?
– Какие-то причины у нее могут быть. Довольно проблематичные, но не выходящие за грань вероятия.
– Однако, мосье Пуаро, нельзя же подозревать всех!
– Mais oui, можно. Я подозреваю всех. Сначала я подозреваю, потом ищу причины.
– Но какая причина может быть у бедной иностранной девочки?
– Все зависит от того, чем она занимается в этом доме, зачем приехала в Англию, и еще от очень многого.
– Нет, вы сошли с ума!
– Или Дэвид. Ваш Павлин.
– Ну, уж это очень натянуто. Дэвида там не было. Он и близко к дому не подходил.
– О нет, подходил – и очень близко. В тот день, когда я там был, он разгуливал по коридорам.
– Но яда в вещи Нормы все-таки не подбрасывал!
– Откуда вы знаете?
