Джон Карр - Чаша кавалера
— О господи! — простонал Г. М.
— Давайте посмотрим фактам в лицо. — Поскольку Вирджинии больше незачем было беспокоиться из-за Тома, она не могла удержаться от улыбки. Тем не менее в ее словах прозвучало немало здравого смысла. — Во всем происходящем есть элемент… ну, того, что некоторые называют нелепым. Но разве это делает проблему менее сложной? Если бы кто-то был убит или серьезно пострадал, как предположил сэр Генри, мы бы грызли ногти и дрожали от страха. Но поможет ли нам то, что этого не случилось? Кто вошел в запертую комнату? Как он это проделал? Почему чашу снова передвинули? Перед нами вопросы, характерные для классического детектива: кто, как и почему? То, что никто не убит и тяжело не ранен, не делает эти вопросы менее озадачивающими.
— Corpo di Вассо! — пробормотал синьор Равиоли, крепче сжимая зловещую черную шляпу в одной руке, а другой жонглируя цилиндром с нотами. — Это верно.
Г. М. продолжал хмуриться.
— А как насчет других вещей, которые не произошли в ту ночь, которую Том провел в Дубовой комнате? — продолжала Вирджиния. — Их могли проделать только для того, чтобы сбить нас с толку, но я в это не верю. Почему лютню убрали с клавесина и положили в камин? Почему оставили длинную царапину на внутренней стороне запертой двери?
— Что-что? — резко осведомился сэр Генри Мерривейл, заставив всех встрепенуться. — Царапина на внутренней стороне двери? По телефону вы не сказали о ней ни слова!
— Я просто забыла. Это важно?
— Еще как, куколка моя!
— Но почему? — спросил Том, переводя взгляд с жены на Г. М. — Это всего лишь царапина длиной около семи дюймов, выглядящая так, будто ее могли сделать бородкой ключа от сейфа. Она расположена по центру двери и не приближается ни к двум засовам, ни к замку. Царапина не могла возникнуть в результате какой-то возни с надежно запертой дверью.
— Хмф! — Г. М. уставился перед собой. — Если бы меня интересовали тайны — а это не так, — потребовалась бы небольшая детективная конференция.
— Ха! — воскликнул синьор Равиоли. Отойдя на десять шагов к другому краю стола и повернувшись спиной, он нахлобучил черную шляпу, изогнув широкие поля. Когда он внезапно снова повернулся лицом к остальным, эффект был поистине устрашающим.
— Что это еще за фокусы? — завопил Г. М. — Неужели вам не хватает хороших манер, чтобы не напяливать шляпу в доме?
— Я доктор Ватсон, — заявил синьор Равиоли, ухмыляясь и хлопая себя по груди, хотя в действительности он напоминал сицилийского бандита. — Вы меня удивлять! Где ваша лупа? Она у вас есть?
— Нет, но я мог бы ее раздобыть.
— О'кей. Вы посмотреть на пол! — Неожиданно синьор Равиоли упал, как подстреленный, и начал внимательно обследовать красивую резную ножку стола, приспособив цилиндр с нотами в качестве подзорной трубы. — Вы говорить: «Ха! Это преступление совершить призрак-левша». Я говорить: «Corpo di Вассо! Откуда вы это знать?» Тогда вы объяснять, а я удивляться. — Он вскочил на ноги. — Понятно, что я иметь в виду?
— Абсолютно! — отозвался Том. — Мне понятно, что синьор имеет в виду, Г. М. Пришло время доказать, что вы соответствуете вашей репутации. Вы находитесь в Телфорде и всего в нескольких шагах от Дубовой комнаты.
— Нет! Пусть меня зажарят, если я это сделаю!
Вирджиния протянула руки:
— Пожалуйста, сэр Генри!
Гнев, сомнение, нерешительность боролись друг с другом на физиономии Г. М.
— Я артист, сынок, и обладаю артистическим темпераментом. Например, разве вы не знаете, что прошлой осенью я занимался живописью? — Он посмотрел на Вирджинию. — Ведь вы были в Сером кабинете в Крэнли, куколка. Должно быть, вы видели мои картины на стене.
— Кажется, я припоминаю несколько картин. — Вирджиния задумалась. — На них были изображены обнаженные девушки — вернее, одна и та же девушка. Простите, но как это связано с…
— Так, что я артист во всех отношениях! Меня нельзя беспокоить уголовными делами! Но на один вопрос, — с достоинством произнес Г. М., — вы можете ответить мне сразу, не ходя вокруг да около. Есть в этом доме фортепиано? Желательно рояль?
Том уставился на него:
— Вы отлично знаете, что нет, Г. М. Вчера вечером вы отвели меня в сторонку и спросили об этом. Я сказал, что мы не музыкальная семья и что единственная вещь, похожая на фортепиано, — это клавесин в Дубовой… — Внезапно он умолк, посмотрел на свернутые в трубку ноты в руке синьора Равиоли и обменялся многозначительным взглядом с Вирджинией.
— Сэр Генри! — заговорила Вирджиния. — Мы хорошо знаем, как долго и усердно вы должны практиковаться. На следующей неделе вы собираетесь развлекать Дамское церковное общество пением «Старого моряка Билла», и нам даже в голову не приходит сорвать вам концерт. Пожалуйста, забудьте о Чаше Кавалера и запертой комнате. Но… не хотели бы вы и синьор Равиоли пройти в Дубовую комнату, чтобы там порепетировать?
— Ну…
— Значит, договорились. — Вирджиния облегченно вздохнула, когда у нее в голове мелькнула новая мысль. — Только не забудьте, что наверху спит мистер Мастерс, и не пойте слишком громко, ладно?
— Ох, куколка моя! Эта змея подколодная, которую не следует беспокоить ни при каких обстоятельствах, пребывает в мире и благоденствии…
В этом месте Г. М., хотя он был еще менее подвержен шоковым состояниям, чем конгрессмен Харви, не мог не прерваться.
Узкие маленькие коридоры Телфорд-Олд-Холла тянулись мимо многочисленных комнат к просторному главному холлу спереди, создавая замысловатый лабиринт. Но расстояние по прямой линии было не слишком велико.
Никто из четырех человек в столовой не мог видеть старшего инспектора Мастерса, свежевыбритого, аккуратно одетого и почти избавившегося от мучительной боли в голове, который стоял на верхней площадке у дубовой лестницы, ведущей со второго этажа в главный холл.
Они не видели, как Мастерс, находясь среди кучи предметов, оставленных на верху лестниц господами Бертом Стивенсом и Элфредом Гроувнором — водопроводчиками из Грейт-Юборо, — поднял ногу, чтобы начать спуск, когда его осенило вдохновение, позволив опередить сэра Генри Мерривейла.
Но все в столовой слышали громкий крик Мастерса:
— Понял, черт возьми! У моего шурина есть радиомастерская. Теперь я знаю, как это проделали!
Два других голоса, столь же громких, но более грубых, атаковали его, как пушечные выстрелы:
— Эй, начальник! Разуйте глаза!
— Не наступайте на инструменты!
— Не наступайте на паяльную лампу!
— Черт!
Последнее восклицание утонуло в грохоте, которого Телфорд не слышал за всю свою долгую историю. Было невозможно определить, сколько предметов, в основном металлических, включая, правда, одно человеческое тело, покатилось вниз по ступенькам, рассыпавшись по полу главного холла.
Когда грохот замер, один из грубых голосов небрежно осведомился:
— У тебя есть сигарета, Берт?
— Пошел ты со своими сигаретами! Посмотри на беднягу, Элф!
— Поделом ему за то, что он пнул мою паяльную лампу. Не удивлюсь, если она сломалась. Ничего, он за нее заплатит! А кто он такой?
— Понятия не имею, Элф. Но…
— Ты такой добренький, потому что у тебя жена парня родила! Ну а я нет! Я свободный британский трудящийся! Что с ним такое? Почему он не встает?
— Он не может встать! Стукнулся башкой и потерял сознание!
Глава 15
— Скажите, доктор Эшдаун…
— Да, лорд Брейс?
— Откровенно говоря, доктор, это второй удар по голове, который получил мистер Мастерс, начиная с прошлой ночи.
— Вы меня не удивили. Он, случайно, не ходит во сне?
— Боюсь, что да. Но вы вполне уверены, что это не серьезно?
— Как я говорил вам, когда был здесь в первый раз, лорд Брейс, я не думал, что имеет место сотрясение мозга. Теперь, после вторичного обследования, я уверен, что этого не произошло. Я дал ему успокоительное. Пускай он спит наверху. А когда проснется, дайте ему легкий ужин. Он не слишком разговорчив, но не обращайте внимания — завтра утром с ним будет все в порядке.
Клонящееся к западу солнце сквозь темную ширму дубов, буков и вязов парка постепенно смягчало краски в столовой, где Том и Вирджиния Брейс, сидя за чаем, беседовали с пожилым худощавым доктором Эшдауном.
Время приближалось к пяти часам.
— Это хорошие новости, доктор, — сказала Вирджиния. — Вы уверены, что не передумали и не хотите чашку чаю?
— Спасибо, нет, леди Брейс. Я должен вернуться к вечернему приему.
— Хорошо, что водопроводчики ушли и наконец стало тихо.
На лужайке за окнами раздался истошный вопль. Маленькая фигурка промчалась на фоне заката, описала несколько кругов и скрылась за кустами.
Рука Вирджинии дрожала, когда она ставила чашку на стол.
