Буало-Нарсежак - Брат Иуда
— Конечно. Но с вас-то я могу постоянно не спускать глаз.
— Что?
Андуз остановился. Еще шаг, и он споткнулся бы.
— Патрон, — продолжал Бернар, — думает, что вам грозит опасность. Правда, он не вполне уверен. Но постарайтесь взглянуть на это дело его глазами, непредвзято. Кто погибнет? Те, кто в той или иной степени замешан в аварии, в которой погибли братья Нолан. На данный момент в живых осталось двое: девушка и вы. Значит, вас надо охранять. Патрон принял меры в отношении девушки. А я здесь, чтобы защищать вас.
Андуза вдруг стал разбирать смех, и он почувствовал, как сдавило грудь.
— Значит, он отверг версию о сумасшедшем? — воскликнул Андуз.
— Нет. Напротив. Как вы догадываетесь, он досконально изучил каждое происшествие. Так вот, ни один из погибших не имел врагов. Все сведения подтверждают друг друга. Ван ден Брук, Блезо и Фильдар вели уединенный образ жизни. Ни семьи, ни состояния. Нет никакой причины для убийства. Я имею в виду, как вы понимаете, причины с точки зрения здравого смысла. Хотя, может, существовал тайный мотив. Три падения — это уже не совпадение. Если патрон полагает, что где-то рядом находится сумасшедший, то он не имеет в виду, разумеется, больного, подверженного припадкам. Речь идет о человеке, одержимом навязчивой идеей, который наносит удары с трезвой расчетливостью, свойственной некоторым душевнобольным. А внешне он пребывает в здравом уме, так же как вы или я.
— Это смешно! — отрезал Андуз.
— Бессознательное хранит в себе много тайн. Если этот сумасшедший и правда существует, то, будьте уверены, он считает, что на него возложена конкретная миссия и у него есть весомые основания… Таково мнение патрона.
— Но разве я кому-нибудь перешел дорогу? — спросил Андуз.
— Кто знает? Может, вы кое-кому внушаете опасение.
— Сомневаюсь.
— Как сказать. Все возможно. Я не удивлюсь, если узнаю, что преступник питает подозрения к самому себе. Нет. Я шучу. Извините. Я все же считаю, что произошли всего-навсего несчастные случаи. Только патрон любит везде совать свой нос… «Он хочет достичь совершенства», — как говорит дивизионный комиссар.
— Вы будете ходить за мной как тень? — спросил Андуз. — Хотя меня это не смущает.
— Нет. Все же нет. Я просто всегда буду неподалеку.
— И долго это продлится?
— Не знаю.
— Что ж, я иду в свой кабинет. Так что не волнуйтесь. До скорого.
Чувствуя себя не в своей тарелке, Андуз долго обдумывал планы полицейского. Подпал ли он под подозрение? В таком случае Мазюрье останется с носом. «Я больше ничего не боюсь. Я в безопасности. Мы все в безопасности. И я не сумасшедший. Конечно, иногда мне казалось, что я теряю контроль над собой. Но выяснилось, что у меня все же есть голова на плечах и я могу вынести любой удар судьбы…» Однако эта мысль жгла как кислота. Полицейский приблизился к истине, когда сказал: «Преступник питает подозрение к самому себе!»
«Питаю ли я к себе подозрение? — подумал Андуз. — В некотором смысле да… Но в каком смысле? Что это означает? Что, сражаясь за Ашрам, я убиваю себя? Это правда. Мне пришлось насиловать себя днем и ночью, не имея ни минуты передышки. А потом, что еще? Существовала какая-то подоплека? Мною двигали таинственные, неуловимые мотивы? Ну хватит! А то я себя не знаю!» Он мысленно возвращался к каждой смерти, анализировал обстоятельства со свойственной ему дотошностью. Он не собирался убивать. Просто его поставили в безвыходное положение. И в конце концов он отказался от убийства. Именно это его и оправдывало. Это делало его похожим на других. Он был таким же человеком, как и все остальные: тихим, аккуратным и весьма уравновешенным. Доказательство: он вскоре вернется к прежней спокойной жизни. Наступил конец драмы, и он больше никогда не услышит о Мазюрье…
Он вздрогнул, когда Учитель вошел в кабинет.
— Похороны состоятся в субботу, — сказал Букужьян. — У Фильдара не было родственников, как ты знаешь. Мы вправе похоронить его так, как сочтем нужным. Но я думаю, что лучше это сделать по христианским обычаям. Он бы так распорядился. Я уже договорился с кюре и с похоронным бюро. Тебе не придется ни о чем заботиться. Этот полицейский тебе не очень досаждал?
— Нет. Но ему любопытно все знать.
— Пошли его подальше, если он проявит излишнюю назойливость. Нужно, чтобы он понял, что мы просто его терпим. И ничего более… Как ты себя чувствуешь?
— Получше.
— Что думаешь по поводу Фильдара?
— Безусловно, несчастный случай.
— Я так тоже считаю, но этот несчастный случай может нам повредить… Мне уже задают слишком много вопросов. Сейчас звезды не благоприятствуют Ашраму. Сатурн посылает на нас пагубные импульсы. Кто-то сглазил Обитель счастливых ценностей. Я спрашиваю себя, правильно ли мы поступаем, принимая наследство…
— Учитель… Вы не откажетесь!.. У нас столько долгов!
Учитель машинально теребил себя за волоски, торчащие из ушей.
— Я колеблюсь, — сказал он. — Решение примут Небеса!.. Сегодня вечером мы соберемся в актовом зале. Повесь объявление на двери столовой.
Андузу так хотелось удержать его, вступить с ним в спор, как будто Учитель никогда не чудил! Он чуть не показал кулак закрывшейся двери. Вдруг его охватило негодование. Отказаться от наследства! Теперь, когда до него рукой подать! Нет, это немыслимо. Если здесь и скрывается сумасшедший, то это — Учитель. Легко сказать: «Решение примут Небеса». Но Ашрам от его врагов избавили, и вовсе не Небеса. Андуз перечислял про себя всех кредиторов. Разве Небеса будут платить подрядчику, поставщикам? Да этому списку конца нет! По сути, Учитель жил в кредит. Кто станет улаживать дела с недовольными, которым приходится сталкиваться с вечно расстроенным бюджетом? Кто? Он! Как всегда!
«Ах! — сказал сам себе Андуз. — Если бы этот дом принадлежал мне! Если бы я мог им управлять по своему усмотрению! Я бы создал что-нибудь солидное, надежное. Никогда я не позволю ему отказаться от наследства. Если он заведет об этом речь, я скажу ему всю правду. Мы погибнем вместе!..» Он весь кипел от возмущения и долго не мог успокоиться. Он написал объявление и прикрепил его к двери столовой… Инспектор прочитал объявление, затем спросил Андуза, представит ли его Букужьян ученикам. Как принимали новичков?
— Учитель, — объяснил Андуз, — выжидает неделю. Если новичок упорно постигает азы культа, то проводится небольшая церемония обращения. Не удивляйтесь, если вам покажется, что собраний слишком много. Вы не обязаны их посещать. Чуть не забыл. На важные собрания наши друзья приходят в особых одеждах, в зависимости от того, насколько они подвинулись в учении. Так что не следует изумляться.
…Однако через несколько часов инспектор с трудом верил своим глазам. Он увидел, как в актовый зал вошел Учитель, облаченный в белую мантию, в сопровождении колоритного кортежа учеников. Инспектор сидел в самой глубине зала в полном смятении. Это напоминало сборища ку-клукс-клана или же Кающихся грешников Севильи.[21] Лица собранные, внимательные, почтительные, обращены к сцене, где неподвижно замер Учитель, словно ожидая таинственного вдохновения. «Моление о горе!» — подумал Бернар.
Наконец Учитель заговорил. Он отнюдь не блистал красноречием. Напротив, он излагал только факты. Он напомнил, что карма направляет эволюцию души во всех ее жизнях. Только невежда мог удивиться, что с Фильдаром произошел несчастный случай. В действительности это расплата за ошибку, совершенную в предыдущей жизни. Этот несчастный случай надо рассматривать не как возмездие, а как искупительное приношение. Андуз слушал, неимоверно взволнованный, поскольку он часто размышлял о собственной карме. Та неизведанная бездна, разверзшаяся позади него, всегда его зачаровывала. Из какого прошлого пришел человек, которого временно звали Поль Андуз? Что он делал? Какие неведомые грехи наложили на него свой отпечаток?
— Нельзя допустить, — продолжал Учитель, — чтобы разнообразие наших жизней заставило забывать нас об их глубоком единстве. Каждый из нас похож на шахматиста. Вначале у него есть определенное количество фигур. Он волен сыграть бесконечное множество или всего лишь несколько партий. Все зависит от его сил, вернее от чистосердечия. Есть личности, которые обретают освобождение сразу, таких называют святыми. Есть те, кто блуждает в потемках и совершает одни и те же ошибки. Это преступники…
Это слово, словно пуля, насквозь пронзило Андуза. Разве он сам не преступник? А разве в былые времена, много веков тому назад, он не совершал других преступлений? Он думал об Ашраме, затерявшемся в глубине столетий, и об этой личности, в некотором смысле сливавшейся с ним самим и возложившей на себя вину, от которой уже никогда, возможно, не избавиться!
Учитель говорил со свойственной ему простотой, а инспектор, все больше и больше изумляясь, делал записи. Теперь Учитель затронул проблему ада.
