Хорхе Борхес - Шесть загадок дона Исидро Пароди
Увы, кто пожалеет ваши барабанные перепонки! Ждать от уст моих красноречия и внятности – все равно что ждать, чтобы гусеница заговорила с учтивостью верблюда или хотя бы с выразительностью картонной коробки для сверчков, которую раскрасили, используя двенадцать самых тонких оттенков. Я не чета великолепному Менг Чеу тому, кто, делая в Астрологической коллегии доклад о появлении новой луны, проговорил двадцать девять часов кряду, пока его не сменили сыновья. Всеочевидно: срок моего сообщения истекает; я не Менг Чеу, и мудрый ваш слух терпением все же не превзойдет трудолюбивых муравьев, которые подкапывают мир. Нет, я не оратор, и донесенье мое будет кратким, как речь карлика; я не стану аккомпанировать себе на сладкозвучных струнах: повествование мое будет сбивчивым и нудным.
Вы можете подвергнуть меня самым изощренным пыткам, какими только располагает этот полный тайн и многоликий дворец, ежели я еще раз стану утруждать вашу и без того густо населенную память подробностями и тайнами культа Феи Ужасного Пробуждения. Речь идет, как вы понимаете, о некой религиозной секте, которая вербует новых членов среди нищей братии и актерского сословия, хотя все это синологу вашего полета, европейцу среди дикарей, известно как никому.
Девятнадцать лет назад случилось пренеприятное событие, оно пошатнуло столпы мира, так что эхо его достигло и вашего звездосиянного града. Итак, язык мой, сравнимый по тяжеловесности разве что с кирпичом, дерзнул упомянуть о краже талисмана Богини. Есть в центре Юньаня некое потаенное озеро; в центре этого озера есть остров; в центре острова – святилище; в святилище – идол; в нимбе идола – талисман. Но любая попытка описать камень из квадратной залы – самонадеянное безрассудство. Скажу лишь, что это яшма, что камень этот не отбрасывает тени, что размером он примерно с грецкий орех и главные его свойства – мудрость и чудодейственная сила. Находятся люди, – из тех, чьи головы заморочены миссионерами, – которые оспаривают эти аксиомы; но истина неоспорима: если кому-то из смертных удастся украсть талисман, вынести из храма и продержать у себя двадцать лет, он станет тайным правителем мира. Но рассуждать о таком – зря терять время, ибо талисман пребудет в святилище вечно… хотя в сей мимолетный миг его прячет у себя некий похититель – прячет вот уже восемнадцать лет.
Главный жрец поручил магу Тай Аню отыскать камень. И тот, как гласит молва, определил момент, когда планеты достигли благоприятного взаимного расположения, исполнил нужные ритуалы и приник ухом к земле. Он ясно расслышал шаги каждого из живущих на свете людей и тотчас узнал среди них шаги похитителя. Эти шаги доносились из далекого-предалекого города: города с глиняными домами, где встречаются поистине райские уголки и где не знают деревянных подушек и фарфоровых башен; города, окруженного пустынными пастбищами и мрачными водоемами. Он притаился где-то на западе, на расстоянии многих и многих закатов; Тай Ань, дабы попасть туда, рискнул сесть на пароход и сошел на берег в Самеранге вместе со стадом одурманенных наркотиками свиней; потом под видом бродяги провел двадцать три дня в чреве датского судна, при этом и едой и питьем служил ему голландский сыр, неисчерпаемые запасы которого хранились в трюме; в городе Кабо он сошел на берег и влился в почтенный цех мусорщиков, не преминув поучаствовать в забастовке, названной «Смрадной неделей»; год спустя невежественная толпа сражалась на улицах и в переулках Монтевидео за облатки из кукурузной муки, которые раздавал молодой человек, одетый как иностранец; поясню, что кормильцем-благодетелем был Тай Ань. После нещадной борьбы с беспросветным невежеством обитающих здесь пожирателей мяса маг перебрался в Буэнос-Айрес, посчитав, что там скорее воспримут его учение; по приезде он без промедления открыл отличную угольную лавку. Этот весьма черный промысел приблизил его к столу бедноты, длинному и скудному; и тогда Тай Ань, сытый по горло пирами голода, сказал себе: «Для изысканного вкуса потребна съедобная собака; человеку для жизни – Поднебесная Империя» – и энергично внедрился в консорциум Самуэля Немировского, известного мебельного мастера, который в самом центре района Онсе наладил изготовление тех самых шкафов и ширм, что почитатели его искусства якобы получали прямиком из Пекина. Благоусердное торговое заведение процветало; Тай Ань перебрался из угольного ящика в уютную квартиру, расположенную в доме номер 347 по улице Декана Фунеса; но поточное изготовление ширм и шкафов не отвлекло его от главной цели – поиска талисмана. Он доподлинно знал, что похититель находится в Буэнос-Айресе; еще на острове ему поведали об этом магические круги и треугольники. Виртуозный знаток тайн алфавита просматривает газеты, дабы поупражняться в своем искусстве; Тай Ань же, менее экспансивный и удачливый, не упускал из виду морские и речные суда. Он боялся, как бы вор не улизнул или какой-нибудь из кораблей не доставил сюда сообщника, которому тот передаст талисман. Так же необоримо, как концентрические круги приближаются (или наоборот?) к брошенному в воду камню, так и Тай Ань приближался к похитителю. Не раз он менял имя и жилье. Магия, как и прочие точные науки, сравнима со светлячком, который указует нам путь, когда мы блуждаем в решительную для нашей судьбы ночь; безобманные знаки очерчивали зону, где скрывался вор, хотя не могли дать сведений ни о местожительстве, ни об облике человека. Но маг упорно шел к цели.
– Не забывайте: завсегдатай «Золотого салона» тоже не знает усталости и тоже упорно идет к цели, – услышали они вдруг голос Монтенегро. Тот, кто произнес эти слова, сидел на корточках по ту сторону двери, зажав трость из китового уса в зубах и примкнув глазом к замочной скважине. Затем он стремительно вошел в камеру. На нем были белый костюм и канотье. – De la mesure avant toute chose.[101] Не стану преувеличивать свои заслуги: пока еще я не могу похвастаться тем, что отыскал убийцу, зато нашел вот этого чересчур недоверчивого свидетеля, из которого, правда, каждое слово нужно буквально клещами вытягивать. Вы должны повлиять на него, дорогой Пароди, подбодрить: расскажите ему, уж вам-то я это позволю, каким образом доморощенный детектив по имени Хервасио Монтенегро сумел в известном экспрессе спасти драгоценность русской княгини, которой, кстати, много позже предложил руку и сердце. Но направим наши мощные прожекторы в будущее – ведь оно, и лишь оно, влечет нас. Messieurs, faites vos jeux,[102] готов поставить два против одного – наш друг-дипломат явился сюда собственной персоной только ради удовольствия – что, разумеется, тоже похвально – засвидетельствовать вам свое уважение. Но моя прославленная интуиция нашептывает мне: присутствие здесь доктора Чжоу все же каким-то образом связано с убийством на улице Декана Фунеса. Ха, ха, ха! Я не промахнулся! Но не стану почивать на лаврах-, успех первого удара вдохновляет меня на второй. Готов биться об заклад: гость ваш, дорогой Пароди, приправил свое повествование соусом из восточных тайн, и это – фирменный знак его занимательных, но кратких реплик, тонко гармонирующий с цветом его кожи и всем обликом. Я никогда не позволю себе бросить тень на его прямо-таки библейский язык, насыщенный наставлениями и иносказаниями, однако осмелюсь предположить, что вы тучным метафорам нашего клиента все же предпочтете мой comte rendu[103] – сплошной нерв, мускулы и кости.
Доктор Чжоу Тунг снова подал голос и невозмутимо изрек.
– Ваш вулканокипящий коллега изъясняется с красноречием человека, который спешит похвастаться двойным рядом золотых зубов. Я же хотел бы вновь взвалить на себя неблагодарную ношу начатого мной легковесного повествования. Подобно Солнцу, которое видит все, хоть и делает невидимым собственный блеск, Тай Ань настойчиво и упорно продолжал кропотливый поиск, изучая привычки членов сообщества, хотя те почти не удостаивали его вниманием. Но слаб человек! Даже черепаха, которая предается думам, укрывшись под крепким панцирем, несовершенна. При всей своей осмотрительности маг допустил одну оплошность. Однажды зимней ночью – дело было в двадцать седьмом году – он увидал, как под сводами арок на площади Онсе свора нищих и бродяг измывалась над каким-то горемыкой, который лежал на мостовой, измученный голодом и холодом. Жалость Тай Аня удвоилась, когда он разглядел, что несчастный был китайцем. Добрый человек подарит другому чайный листочек – и не упадет в обморок; Тай Ань пристроил незнакомца, носившего выразительное имя Фанг Че, в мебельную мастерскую Немировского.
Лишь немного тонких и благозвучных сведений могу сообщить я вам о Фанг Че; если верить болтливым газетам, он родился в Юньане и прибыл в Буэнос-Айрес в двадцать третьем году, за год до нашего мага. Он не раз с неподдельным радушием принимал меня на улице Декана Фунеса. Вместе мы занимались каллиграфией, сидя в тени ивы, растущей в патио, той ивы, что смутно напоминала ему, по его словам, густые деревья, украшавшие берега богатых водоемами родных мест.
