Джун Томсон - Досье на Шерлока Холмса
Сам Уотсон тоже был занят – расширением своей практики и тем, что он называет «чисто семейными интересами». Он признает, что из-за его брака они с Холмсом отдалились друг от друга. Такое положение дел длилось и усугублялось по мере того, как проходили дни. В конце концов между ними могла образоваться пропасть, слишком широкая, чтобы перейти ее, пока кто-нибудь из них не сделал бы усилия, чтобы ее уничтожить.
Характерно, что именно Уотсон проявил инициативу. Сомнительно, чтобы Холмс стал из кожи вон лезть, чтобы искать общения с Уотсоном. Гордость помешала бы ему это сделать. Также типично для Уотсона, что он действовал под влиянием порыва.
Вечером 20 марта 1889 года он случайно проходил мимо своей бывшей квартиры на Бейкер-стрит, возвращаясь домой от пациента. Поравнявшись со знакомой парадной дверью, он внезапно ощутил желание снова увидеть Холмса. Он дает яркое описание того, как стоит на улице, наблюдая за высокой худощавой фигурой старого друга, которая вырисовывается силуэтом на шторах, когда он расхаживает по освещенной гостиной.
Нужно отдать должное Холмсу: он приветствовал Уотсона с неподдельным радушием. Указав на кресло и придвинув коробку с сигарами, Холмс предложил ему виски с содовой и затем высказался относительно того, как хорошо тот выглядит. «Семейная жизнь вам на пользу», – заметил он.
Он поступил мудро. Более экспансивное приветствие было бы не в характере Холмса и смутило бы их обоих. Менее теплый прием мог бы вбить последний клин между ними. Но одной этой фразой Холмс дал понять, что принимает брак Уотсона, и выразил готовность продолжить их дружбу. Если и был лед в их отношениях, то он был сломан. Когда же Холмс методом дедукции сделал свои блистательные выводы на основании нескольких простых наблюдений, что всегда производило впечатление на Уотсона, пропасть окончательно между ними исчезла. В данном случае речь шла о состоянии левой туфли Уотсона: взглянув на нее, Холмс сделал правильный вывод о существовании Мэри Джейн – нерадивой служанки Уотсонов, которой миссис Уотсон сделала предупреждение.
После этого разговор вполне естественно перешел на последнее дело – Холмс показал Уотсону загадочное письмо от анонимного клиента. По счастливой случайности он вскоре прибыл сам. Как всегда не желая навязываться, Уотсон собрался уходить, но Холмс попросил его остаться. «Что я стану делать без моего Босуэлла», – сказал он. Холмс никогда еще не был так близок к тому, чтобы признаться, что скучает по Уотсону и ценит его помощь и дружбу.
Итак, Уотсон остался и участвовал не только в деле, связанном с бывшей оперной певицей Ирен Адлер и королем Богемии, но также и во многих других расследованиях, о которых позже напишет. Все было почти как в старые времена.
Вообще-то Уотсон был так захвачен этим делом, что вернулся на Бейкер-стрит на следующий день и заночевал там. Готовность, с которой он ухватился за шанс возобновить их прежнее партнерство, говорит о том, что ему действительно не хватало общества Холмса и их приключений.
Факты из биографии Ирен Адлер уже имелись в картотеке Холмса. Выяснилось, что она американка, родившаяся в Нью-Джерси в 1856 году. Таким образом, на момент событий, имевших место в марте 1889 года, ей был тридцать один год. Она обладала превосходным контральто и пела в Ла Скала, а также в императорской опере в Варшаве. Однако затем она ушла со сцены и поселилась в Лондоне. Выступая в Варшаве, она познакомилась с королем Богемии, и у них завязались отношения.
Уотсон слишком деликатен, чтобы уточнять природу этих отношений, однако король переписывался с примадонной и у нее остались несколько компрометирующих его писем, а также снимок, где они были сфотографированы вдвоем. Эту фотографию необходимо было вернуть, так как Ирен Адлер угрожала послать ее королю Скандинавии, на дочери которого августейший клиент Холмса планировал жениться. Подобный скандал мог положить конец помолвке. Как мы уже знаем, король Скандинавии был одним из клиентов Холмса в конце периода 1881–1889 годов.
Король Богемии называет Ирен Адлер известной авантюристкой – это, скорее всего, преувеличение. При подобных обстоятельствах его отношение к бывшей возлюбленной было предвзятым. Она несомненно была красивой и пленительной женщиной. Уотсон, который всегда был неравнодушен к женским чарам, был в восторге от нее. Даже Холмс увлекся Ирен, хотя Уотсон прилагает все усилия, чтобы доказать, что его старый друг не был в нее влюблен. Не в характере Холмса было питать романтическую страсть, но рассказ об этом деле начинается поразительной фразой: «Для Шерлока Холмса она всегда оставалась „Той Женщиной“». Впрочем, быть может, Уотсон принимает желаемое за действительное. Если бы только Холмс был способен любить, Ирен Адлер вполне могла оказаться женщиной того типа, на которой он мог бы жениться: красивая, талантливая, волевая и с твердым характером.
Холмс, несомненно, занимает оборонительную позицию по отношению к ней. Описывая ее как «самый лакомый кусочек на нашей планете», он поясняет, что выражает мнение грумов на конюшнях за ее домом, которых опрашивал в ходе своего расследования.
Она также была умна – необходимое качество, так как Холмса не влекло бы к ней, если бы она не обладала столь же острым умом, как и он сам. Несмотря на тщательно разработанный план раздобыть фотографию и письма, Ирен удалось ускользнуть от него и сбежать со своим мужем, с которым она только что обвенчалась. Она прихватила с собой компрометирующую фотографию, а также, по-видимому, и письма. Вместо них она оставила свою фотографию, которую Холмс попросил у короля Богемии в качестве вознаграждения. Позже он получил от своего клиента великолепную золотую табакерку, украшенную аметистом.
Холмс также сохранил соверен, который дала ему Ирен Адлер в уплату за то, что он был свидетелем на ее венчании с Годфри Нортоном. Как сказал Холмс Уотсону, он собирался носить монету на цепочке от часов в память об этом событии. Это единственный раз, когда Холмс проявляет признаки сентиментальности. Правда, не исключено, что он просто хотел, чтобы соверен служил напоминанием о том, что Ирен Адлер его перехитрила. Впервые Холмса победила женщина, и он все еще вспоминает об этом семь месяцев спустя, в сентябре 1889 года, во время дела о «Пяти апельсиновых зернышках».
Но если личность Ирен Адлер еще можно установить, то как насчет августейшего клиента Холмса?
Кем бы он ни был, это, безусловно, не король Богемии[47]. Эта страна перестала быть отдельным королевством в 1626 году, когда после смерти ее монарха королю Фердинанду Австрийскому удалось занять престол. В 1889 году Богемией правил император из династии Габсбургов, Франц Иосиф, и она входила в Австро-Венгерскую империю. Поэтому можно не принимать в расчет рассказ Уотсона о том, как Холмс установил связь своего клиента с Богемией по водяным знакам на его письме. Холмс действительно мог таким образом исследовать письмо, но с совершенно иными результатами.
Не следует также особенно доверять описанию короля, данному Уотсоном: по его словам, это броско одетый гигант шести футов шести дюймов ростом[48], с грудью и мускулатурой Геркулеса. Уотсон явно изменил внешность этого человека, чтобы его было нелегко узнать. Так называемый король Богемии не дал бы разрешения опубликовать этот рассказ, если бы его настоящее имя и статус были слишком явными. Поэтому все эти детали призваны сбить читателя со следа – как и намек, что у короля Богемии есть связи с австрийской ветвью династии Габсбургов. И тем не менее Уотсон дает несколько подсказок, указывающих на личность короля.
Он немец, холостяк тридцати лет; надеется жениться на принцессе; в его жилах течет королевская кровь, и он обладает наследственным королевским титулом. В то время, когда он обращается к Холмсу, он каким-то образом связан со скандинавским монархом, и эти отношения может погубить скандал, что сильно его беспокоит. Кроме того, хотя король явился к Холмсу в маске, тот узнал его по голосу. Когда же маска была снята, лицо клиента оказалось знакомо Холмсу. Помимо этого, Холмс открыто проявляет к нему неприязнь во время их беседы. И наконец, король находится в Лондоне в марте 1889 года.
Несмотря на явные сложности с его опознанием, предлагались разные кандидаты, включая сына императора Франца Иосифа, кронпринца Рудольфа, и даже Эдуарда, принца Уэльского, который позже стал Эдуардом VI. Оба были известными донжуанами.
Но ни одна из этих двух кандидатур не подходит. В марте 1889 года кронпринца Рудольфа уже не было в живых. Двумя месяцами раньше, 30 января, его тело нашли в охотничьем домике в Майерлинге, вместе с телом его семнадцатилетней любовницы, баронессы Марии Вечеры. По-видимому, принц Рудольф сначала застрелил баронессу, а потом покончил с собой.
