Рут Ренделл - Со смертью от Дун
С любовью, Мэг
Счастливый брак? Может ли быть счастливым брак, качающийся на волнах обмана и вранья? Барден положил письмо, затем снова взял его и перечитал. Вексфорд рассказал ему о беседе с шефом полиции, и лицо инспектора немного просветлело.
— Мы никогда этого не докажем, — сказал Барден.
— Можете идти и скажите Друри, что Гейтс отвезет его домой. Если он хочет подать на нас жалобу, то смею предположить, что Дуги Куодрент с удовольствием ему поможет. Только не говорите ему этого и уберите его с глаз моих. Меня от него тошнит.
Светало. Небо было серым и туманным, и улицы высыхали. Вексфорд, у которого все тело затекло от сидения, решил оставить машину у участка и пройтись домой пешком.
Он любил рассвет, хотя и не стремился встречать его, разве что ситуация вынуждала. На рассвете ему хорошо думалось. Вокруг никого. Рыночная площадь кажется шире, чем днем; неглубокая лужа стоит в канаве, там, где подъезжают автобусы. На мосту он встретил собаку, которая целенаправленно трусила куда-то по своим таинственным делам, подняв голову, словно видела какую-то цель. Вексфорд остановился на секунду и посмотрел вниз, на воду. Большая серая фигура глянула на него в ответ, пока поверхность не пошла рябью от ветра, разбив отражение.
Мимо дома миссис Миссал, мимо коттеджей… он был почти дома. На доске объявлений у методистской церкви старший инспектор увидел в разгорающемся свете утра листок с красными буквами: «Господь желает принять вас в Свои друзья». Вексфорд подошел поближе и прочел слова на другом объявлении, приколотом ниже. «Мистер Парсонс приглашает всех прихожан церкви на заупокойную службу по его жене, Маргарет, которая так трагически погибла на этой неделе. Служба состоится в воскресенье в десять часов утра». Значит, сегодня, впервые с того дня, как она погибла, дом на Табард-роуд будет стоять пустым… Нет, припомнил Вексфорд, Парсонс все же покидал дом ради досудебного следствия. Но все же… Его мысли вернулись к событиям этого дня, к внезапно оборвавшемуся смеху Куодрента, к той книге, к скрытой буре страстей, к женщине, одетой для свидания.
«Мы никогда этого не докажем», — сказал ему Барден.
Но они могут пойти утром в дом на Табард-роуд и попытаться.
Мои требования были скромны, Минна. Мне хотелось такой малости — всего пары часов из той нескончаемой череды, что составляет неделю, всего лишь крохотной капли из великого океана вечности.
Мне хотелось поговорить, Минна, сложить к твоим ногам все мои печали и скорби, все страдания, все отчаяние этих десяти лет. Мне казалось, что время, которое сглаживает зазубрины жестокости, притупляет режущую грань презрения, подрубает истрепанный край укоризны, заставит смягчиться твой взор и сделает благосклонным твой слух.
Мы пошли в тихий лес, на тропу, по которой ходили много лет назад, но ты забыла цветы, которые мы собирали вместе, забыла наш бледный венец воображаемого супружества[33].
Мой голос был тих, мне не хотелось прерывать твоих размышлений. Все время мне казалось, что ты в задумчивости слушаешь меня. Как мне хотелось, чтобы наградой мне стали нежные слова любви, твоей любви. Да, Минна, любви. Неужели любовь — это зло, способное втоптать в грязь чистые одеяния дружбы?
Мой взор был устремлен на тебя, моя рука коснулась твоих волос — твои глаза были закрыты. Сон оказался для тебя милее моих слов, и мне стало понятно, что слишком поздно. Слишком поздно для любви, слишком поздно для дружбы, слишком поздно для всего — кроме смерти…
Глава 14
В пустые покои, в тишину алькова.
Роберт Браунинг. Любовь одной жизни[34]Парсонс был одет в темный костюм. Черный ношеный галстук, который он, видимо, надевал в дни траура, лоснился от перекаленного утюга и неумелой глажки. На его левом рукаве была пришита полоска черной ткани.
— Мы хотели бы еще раз осмотреть дом, — сказал Барден, — если вы согласитесь оставить нам ключ.
— Делайте что хотите, — сказал Парсонс. — Священник пригласил меня на воскресный обед, и я не вернусь до вечера.
Он начал убирать остатки завтрака со стола, пунктуально располагая чайник и банку с джемом там, где обычно держала их покойная жена.
Барден смотрел, как Рональд берет свежую, еще не читанную воскресную газету, сметает на нее крошки от тоста и засовывает ее в мусорное ведро под раковиной.
— Я продам этот дом как можно скорее, — сказал он.
— Моя жена собирается на панихиду, — сказал Барден.
Парсонс по-прежнему стоял спиной к нему и мыл чашку, блюдечко и тарелку, поливая их водой из чайника.
— Я рад, сказал он. — Я подумал, что, может, захотят прийти те, кто не сможет завтра прийти на похороны. — Раковина теперь была коричневой от грязи, к жирным стенкам прилипли крошки и чаинки, словно отмечая уровень воды. — Полагаю, у вас нет никаких предположений по поводу личности убийцы?
Это прозвучало нелепо. Затем Барден припомнил, какие книги читал этот человек, пока его жена сидела за вязаньем.
— Пока — нет.
Парсонс вытер посуду, а потом и руки кухонным полотенцем.
— Все равно, — устало сказал он, — это ее не вернет.
День обещал быть жарким — первый по-настоящему жаркий летний день. На Хай-стрит от жары уже возникали миражи — блестящие озерца, исчезавшие, когда Барден к ним приближался; на дороге, где прошлым вечером стояли настоящие лужи, блестела призрачная вода. Машины уже потянулись чередой в свое паломничество к морю. На перекрестке в голубой форменной рубашке стоял Гейтс и регулировал движение. Барден ощутил всю тяжесть своего пиджака.
Вексфорд ждал его в кабинете. Несмотря на открытые окна, в кабинете было душно.
— Кондиционер работает лучше при закрытых окнах, — сказал Барден.
Старший инспектор расхаживал взад-вперед, вдыхая растворенное в воздухе солнце.
— Так лучше, — произнес он. — Подождем до одиннадцати. Потом двинемся.
Они нашли машину, которую Вексфорд надеялся увидеть, в укромном переулке рядом с Кингсбрук-роуд, там, где она выходила на Табард-роуд в самом конце.
— Слава богу, — почти благоговейно сказал Вексфорд. — Пока все идет по плану.
Парсонс дал им ключи от задней двери, и они молча вошли на кухню. Барден думал, что в этом доме всегда будет холодно, но сейчас, среди жаркого дня, воздух в нем был спертый, в нем стоял запах залежалой еды и затхлого нестиранного белья.
Тишина была абсолютной. Вексфорд пошел в прихожую, Барден следом за ним. Они ступали осторожно, чтобы старые доски не скрипнули под ногой. Пиджак и плащ Парсонса висели на напольной вешалке, а на маленьком квадратном столике среди груды рекламных листков, вскрытых конвертов, возле грязного носового платка что-то блестело. Барден подошел поближе и посмотрел на блестящий предмет, не прикасаясь к нему. Он сдвинул прочий хлам в сторону, и вместе с Вексфордом они уставились на ключ с брелком в форме подковы на серебряной цепочке.
— Есть, — прошептал Вексфорд одними губами.
В гостиной миссис Парсонс было жарко и душно, но все стояло на своих местах. Люди Вексфорда поставили все так, как было, даже вазу с пластиковыми розами, которая закрывала каминную решетку. В лучах солнца, пробивающегося сквозь закрытые окна, танцевали мириады пылинок. Остальное было неподвижно.
Вексфорд и Барден стояли за дверью и ждали. Казалось, прошло сто лет, прежде чем хоть что-то произошло. А когда произошло, Барден не поверил своим глазам.
Сквозь окно эркера был виден участок пустынной улицы, ярко-серый в солнечном свете и резко рассеченный короткими тенями деревьев из сада напротив. Только серый и залитый солнцем зеленый — других цветов не было. Затем, справа, как в кино, в кадр быстро вошла женщина. Ее одежда была яркой, как оранжево-нефритовое оперение самочки зимородка. Волосы, на тон темнее рубашки, тяжело падали ей на лицо. Женщина толкнула ворота, сверкнув десятью гранатовыми ноготками на фоне некрашеного дерева, и исчезла в задней двери. Хелен Миссал, наконец, пришла в дом своей школьной подруги.
Вексфорд поднес палец к губам и поднял взгляд на потолок с лепниной. Наверху послышались чьи-то тихие шаги. Кто-то еще услышал цокот каблуков посетительницы.
Сквозь щелку в четверть дюйма между дверью и косяком Барден видел узкий, как нож, сектор лестницы. Пока она была пуста — просто вертикальная линия обоев над деревянными перилами. Инспектор ощутил, как пот струится под мышками. Скрипнула ступенька, и в тот же момент с тихим стоном открылась дверь наверху.
Барден не сводил взгляда с яркой, подобной мечу, полосы. Он подобрался, едва осмеливаясь дышать, когда на фоне обоев и дерева на миг мелькнули черные волосы, смуглая щека, голубовато-белая рубашка. И всё. Он даже не был уверен, что эти двое встретились, но это произошло слишком близко от него, и он скорее ощутил, чем услышал их встречу, такой тяжелой и полной отчаяния стала тишина.