Элизабет Джордж - Прах к праху
При таких его планах мать радостно заключила, что у него просто не остается времени на «эту Купер», как она называла Джин, кривя губу. Как же она ошибалась.
Кеннет продолжал встречаться с Джин примерно так же, как и на протяжении последних нескольких лет. Они просто перенесли свои встречи на выходные, на вечер субботы. Они проводили время, как привыкли проводить его с четырнадцати лет, после двух лет знакомства: шли в кино, или на вечеринку, или слушали музыку в компании друзей, или подолгу гуляли, или ужинали с его или ее родителями, или ехали на автобусе на Трафальгарскую площадь и бродили в толпе и любовались струями фонтана. Прелюдия не имела особого значения по отношению к тому, что за ней следовало, потому что следовало всегда одно и то же. Они занимались сексом.
Когда Кеннет пришел к матери в класс в ту майскую пятницу своего первого года учебы в закрытой школе, она допустила ошибку, не дав себе достаточно времени на обдумывание ситуации после того, как он заявил, что Джин беременна. На его лице она увидела сочетание безнадежности и стыда и сказала первое, что пришло в голову:
— Нет! — И затем добавила: — Она не может. Не сейчас. Это невозможно.
Он сказал ей, что это так. На самом деле, это было более чем возможно. Потом он извинился. Она поняла, что последует за извинением, и решила отвлечь его:
— Кен, ты расстроен, но ты должен выслушать меня. Ты точно знаешь, что она беременна?
Он ответил, что так сказала Джин.
— А ты говорил с ее врачом? Она вообще ходила к врачу? Была в больнице? Сделала анализы?
Он не ответил. Он казался настолько несчастным, что наверняка выбежал бы из комнаты, прежде чем мать смогла бы прояснить ситуацию. Она торопливо продолжала:
— А вдруг она ошиблась? Неправильно посчитала дни?
Он ответил — нет, ошибки не было. Она все правильно посчитала. Она сказала ему, что две недели назад это было возможностью, на этой же неделе возможность превратилась в реальность.
Мать осторожно продолжила борьбу, спросив:
— А не может быть так, Кен, что она пытается поймать тебя, потому что ты уехал и она по тебе скучает? История о беременности сейчас — чтобы вытащить тебя из школы. И выкидыш через месяц или два после вашей свадьбы.
Он ответил — нет, все не так. Джин не гакая.
— Откуда ты знаешь? — спросила мать. — Если ты не был у ее врача, если ты сам не видел результатов анализа, откуда ты знаешь, что она говорит тебе правду?
Он сказал, что Джин у врача была. Он ридел результаты анализа. Ему очень жаль. Он все испортил. Подвел своих родителей. Подвел миссис Уайтлоу и школу. Подвел совет школы. Он подвел…
— О боже, ты что, хочешь жениться на ней? — спросила мать. — Ты хочешь уйти из школы, все перечеркнуть и жениться на ней? Но ты не должен этого делать.
Другого выхода нет, ответил он. За случившееся он несет равную ответственность.
— Как ты можешь так говорить?
Потому что у Джин кончились таблетки. Она ему об этом сказала. Она не хотела… И это он — не Джин — сказал, что она не забеременеет сразу после прекращения приема таблеток. Все обойдется, сказал он ей. Но не обошлось. И теперь…
— Кен. — Мать пыталась сохранять спокойствие, что было нелегко, учитывая важность разговора. — Послушай меня, дорогой мой. Перед тобой лежит будущее. Образование. Карьера.
Больше не лежит, ответил он.
— Нет! Еще ничего не потеряно. И ты не должен даже думать о том, чтобы отказаться от всего ради дешевой девчонки, которая не поняла бы твоих возможностей, даже если бы ей разъяснили их пункт за пунктом.
Джин совсем не такая, возразил он. Она хорошая. Они знают друг друга сто лет. Он постарается, чтобы они как-нибудь это преодолели. Ему так жаль. Он подвел всех. Особенно миссис Уайтлоу, которая сделала ему столько добра.
Было ясно, что он считает разговор оконченным. Мать аккуратно разыграла свою козырную карту.
— Что ж, поступай как знаешь, но… Я не хочу причинить тебе боль. Тем не менее, сказать это нужно. Прошу тебя, подумай, уверен ли ты, что это вообще твой ребенок, Кен. — Порядком ошарашенный вид Кеннета позволил матери продолжить. — Ты не знаешь всего, дорогой мой. Ты не можешь знать все. И в особенности то, что происходит здесь, пока ты находишься в Западном Суссексе, не так ли? — Она собрала свои вещи и неторопливо сложила их в свой портфель. — Иногда, дорогой Кен, юная девушка, которая спит с юношей, вполне может… Ты понимаешь, что я хочу сказать.
На самом деле она хотела сказать: «Эта отвратительная соплячка уже сколько лет спит со всеми подряд. Одному богу известно, от кого она забеременела. Это мог быть кто угодно. Любой». Кен тихо проговорил, что не сомневается в своем отцовстве. Джинни не потаскуха и не лгунья.
— Возможно, ты просто не поймал ее, — сказала мать. — Ни на том, ни на другом. — И продолжала самым доброжелательным тоном. — Ты поступил в школу. Ты стал выше Джин. Понятно, что ей бы хотелось каким-то образом вернуть тебя. Нельзя винить ее за это. — А закончила такими словами: — Обдумай все, Кен. Не совершай опрометчивых поступков. Обещай мне. Обещай мне, что ты подождешь хотя бы неделю, прежде чем что-нибудь предпримешь или расскажешь кому-нибудь о том, что произошло.
Вечером того самого дня, когда он к ней приходил, за ужином, мы услышали не только доскональное описание ее разговора с Кеннетом, но и мысли матери об этом новом Грехопадении. Реакцией папы было:
— О господи! Как ужасно для всех. Я ответила ухмылкой.
— Разбился еще один глиняный божок, — заметила я, глядя в потолок.
Мать метнула в мою сторону взгляд и сказала, что мы еще посмотрим, кто тут глиняный, а. кто нет.
В ближайший понедельник она отправилась повидаться с Джин, взяв для этого в школе отгул. Она не хотела встречаться с ней дома и надеялась получить преимущество, нагрянув внезапно. Поэтому и поехала на старый Биллингсгейтский рынок, где Джин работала в какой-то закусочной.
Она нашла девушку не в самом заведении, а в женском туалете, где та, воспользовавшись передышкой, курила, стряхивая пепел в раковину. На Джин был белый халат, усеянный жирными пятнами. Волосы кое-как забраны под форменную шапочку. На правом чулке от пятки вверх ползла петля. Если сравнение внешности что-нибудь да значит, то у матери с самого начала была некая фора.
Джин ее ученицей не являлась, но мать знала, кто она такая. Если знаешь Кеннета Флеминга, то знаешь и кто такая Джин Купер. И Джин тоже знала, кто была мать. Без сомнения, она достаточно наслушалась от Кеннета о его учительнице, чтобы составить собственное мнение о миссис Уайтлоу задолго до их встречи на Биллингсгейтском рынке.
— Вечером в пятницу на Кенни лица не было, — были первые слова Джин. — Он не стал со мной разговаривать. И уехал в школу в субботу вместо воскресенья. Видимо, к этому руку приложили вы, да?
Мать начала со своей любимой реплики.
— Я бы хотела поговорить о будущем.
— О чьем будущем? Моем? Ребенка? Или Кенни?
— О будущем вас троих. Джин кивнула.
— Видимо, вы здорово переживаете за мое будущее, миссис Уайтлоу, а? Не спите, наверное, ночи напролет. Готова поспорить, что вы уже распланировали все мое будущее, и мне только остается выслушать, как все будет. — Она бросила сигарету на потрескавшийся линолеум пола, раздавила ее носком туфли и тут же закурила следующую.
— Джин, это вредно для ребенка, — сказала мать.
— Я решу, что хорошо для ребенка, большое спасибо. Мы с Кенни решим, Сами.
— А разве вы оба в состоянии решить? Я имею в виду, самостоятельно.
— Мы знаем, что знаем.
— Кен — студент, Джин. Он никогда не работал. Если он бросит школу сейчас, вас ждет жизнь без будущего, без надежды. Вы должны это понимать.
— Я много чего понимаю. Я понимаю, что люблю его, а он любит меня, и мы хотим жить вместе, и мы будем жить вместе.
— Ты хочешь, — заметила мать. — Ты, Джин. Кен этого не хочет. В шестнадцать лет ни один юноша не имеет подобных желаний. А Кену только что исполнилось семнадцать. Он почти ребенок. А ты сама… Джин, неужели ты хочешь предпринять такой шаг — брак и сразу же ребенок, одно за другим, — когда ты так молода? Когда у вас так мало средств? Когда вам придется рассчитывать на помощь ваших семей, а ваши семьи и так едва сводят концы с концами? Ты считаешь, что это самое лучшее для вас троих? Для Кена, для ребенка и для тебя?
— Я много чего понимаю, — повторила Джинни. — Я вижу, что мы с ним уже много лет, и нам хорошо вместе, и всегда было хорошо, а поступил он в какую-то там шикарную школу или нет — это нисколько дела не изменит. Чего бы вы там ни хотели.
— Я хочу вам обоим только добра.
Фыркнув, Джин занялась сигаретой, сквозь дым все время наблюдая за матерью.
— Я много чего понимаю, — опять сказала она. — Я понимаю, что вы поговорили с Кенни, перетолковали все по-своему и расстроили его.
— Он уже был расстроен. Господи, неужели ты не понимаешь, что он не слишком обрадовался этой новости! — Она указала на живот Джин. — Это испортило ему жизнь.
