Анри Магог - Тайна красного чемодана
Мы дошли уже до верхней площадки. Сердце мое замерло. Незнакомец шел или ко мне, или к сыщику. При одной этой мысли я готов был броситься с лестницы и бежать на край света. Но я вспомнил, что на моей двери не было больше карточки Вельгона. Это меня успокоило, и я не отставал от незнакомца, возмущаясь медлительностью, с которой он подвигался вперед. Наконец, он остановился и обернулся ко мне лицом. Я увидел тонкие губы, небольшие, неопределенного цвета глаза, почти до половины прикрытые веками, и густые рыжеватые ресницы, совершенно скрывавшие выражение и без того уже почти закрытых глаз.
– Виноват! – пробормотал я, проходя мимо него.
Между тем он вынул из кармана ключ и стал открывать им дверь Падди Вельгона. Я похолодел. Совершенно ясно, не оставляя никаких сомнений, до меня донесся его недовольный голос:
– Aoh! Who has taken off the visiting-card?
Я сразу понял смысл этой фразы и, точно пойманный на месте преступления, бросился к себе в комнату, захлопнул за собой дверь и в изнеможении опустился на стул.
Падди Вельгон вернулся!
Глава XI
Остроумный план Софи Перанди
Я был окончательно уничтожен. Возвращение Падди Вельгона было последней каплей, переполнившей чашу моих страданий. Мне так и казалось, что он вот-вот войдет в мою комнату и потребует от меня отчета в моих поступках.
Единственное спасение было бежать, но ноги отказывались мне повиноваться, я чувствовал себя совсем разбитым.
– От судьбы не уйдешь! – подумал я с каким-то стоическим отчаянием в душе.
Разве действительно сама судьба не была против меня?
В моей памяти воскресли все пережитые мной события, начиная с того памятного вечера, когда мне пришла в голову мысль перевесить карточку моего соседа на мою дверь. Как все сложилось против меня!
Я не могу теперь отдать себе отчет, сколько времени я просидел в таком угнетенном состоянии. Может быть, час, может быть, больше. Меня вывел из него легкий стук в дверь. Мое сердце взволнованно забилось, как и в тот вечер, когда меня посетил Кристини.
В первую минуту мне пришло в голову сделать вид, что меня нет дома. К тому же дверь была заперта на ключ. Но стук снова повторился, и вместе с ним послышался сдержанный шепот:
– Антонин! Это я, Софи Перанди. Откройте! Я поспешно распахнул дверь.
– Дорогая моя Софи! – радостно воскликнул я.
Ее появление сразу вернуло мне силы. Я не чувствовал себя таким одиноким. Кроме того, Софи была почти моей сообщницей. Я смогу, наконец, облегчить свою душу, рассказать ей свою неудачу, поделиться опасениями. Она была энергична и никогда не падала духом. Она даст мне совет, как выйти из моего ужасного положения.
Я был так обрадован, что забыл не только всякую осторожность, но даже присутствие за стеной моего соседа.
Я между тем приход Софи должен был бы вызвать во мне беспокойство. Молодая девушка никогда не переступала порога моей комнаты. Для того, чтобы прийти теперь, рискуя своей репутацией, у нее должны были быть серьезные причины.
Она вошла и сама заперла за собой дверь. Ее лицо было совершенно спокойно. Она пристально посмотрела на меня.
– Как вы бледны! – удивилась она.
– Еще бы! – почти прошептал я. – Я так взволнован. Состояние, в котором я находился, не помешало мне заметить, что Софи, отправляясь ко мне, не приняла никакой меры предосторожности, чтобы не быть узнанной. Между тем ее поступок принадлежал к разряду тех поступков, которые если и совершаются молодыми девушками, то, во всяком случае, держатся ими в тайне. Ницца не Париж, здесь на каждом шагу можно встретить знакомых.
На ней же было одно из ее элегантных светлых платьев, невольно бросающихся в глаза, так же, как ее лицо, которое она даже не потрудилась прикрыть более или менее густой вуалью.
Она положила на стол свой белый зонтик и села около него на стул.
– Мне было очень трудно вырваться, – сказала она, – но я непременно хотела видеть вас. Я уже была у вас два раза.
– Меня не было в Ницце, – ответил я. – Я только что вернулся.
– Дольчепиано? – спросила она.
– Дольчепиано! – ответил я с тяжелым вздохом. Она поспешно вынула из кармана конверт.
– Я получила ваше письмо.
– Ах, да, – рассеянно ответил я, – с почтовыми марками. Я почти забыл об этом инциденте, представлявшемся мне теперь таким ничтожным в сравнении с последними событиями. Но Софи, видимо, относилась к нему не так легко. Ее лицо приняло озабоченное выражение.
– Вот именно с марками, – повторила она. – Я, собственно говоря, потому и хотела вас видеть. Эта история меня очень встревожила.
– Почему? – удивленно воскликнул я.
– Потому что я не хочу, чтобы между нами было какое-нибудь недоразумение, – взволнованно произнесла она. – Я уверена, что вы Бог знает что подумали.
Я попробовал улыбнуться.
– Вы преувеличиваете.
– Нет, нет! – заторопилась она. – Я вас отлично знаю. На вас лица нет!.. Вы так взволнованы.
Я хотел было сказать, что марки тут решительно ни при чем. Но она перебила меня на первом слове:
– Не говорите, не говорите. Я отлично знаю, что вы вообразили массу глупостей. Это даже смешно. Во всей этой истории нет ничего ужасного.
– Я в этом уверен! – произнес я.
– Надеюсь, вы никому не показывали этих марок? – озабоченно спросила она.
Видя, какое важное значение она придает этому инциденту, я не решился даже упомянуть имени Дольчепиано. К тому же, узнав, что мысль о тайной переписке пришла в голову не мне, а совершенно постороннему человеку, она не преминула бы лишний раз обвинить меня в склонности подпадать под чье угодно влияние и оскорбилась бы поспешностью, с которой я готов был обвинить ее только на основании нареканий третьего лица.
Поэтому я постарался успокоить ее.
– Кому же я мог бы их показать?
– Как я могу знать? – пожала она плечами. – Вы так доверчивы.
– Я никому не показывал, будьте спокойны, – сказал я.
– Конечно, это пустяки, – произнесла она уже более спокойным голосом. – Но некоторые люди обладают особенной способностью воображать Бог знает какие вещи… Вы, например, что подумали?
– О чем? – спросил я.
– О словах, которые были написаны на оборотной стороне марок.
– Это меня, конечно, немного заинтриговало, – ответил я уклончиво. – Но я решил, что вы мне объясните, в чем дело.
– Конечно, и вы сразу увидите, что вся эта история не стоит того, чтобы волноваться.
– Я и не волновался, дорогая Софи.
– Неужели? – она посмотрела мне прямо в глаза. – Во всяком случае, вы подумали, что я веду шифрованную переписку.
– Этого нельзя отрицать, – улыбнулся я. – Мне только показалось странным, с кем вы могли вести подобного рода переписку.
– Это простое ребячество! – произнесла Софи. – Но вы угадали.
Мое сердце забилось сильнее.
– Значит, написанные на оборотной стороне марок слова были адресованы действительно вам? – спросил я дрожащим голосом.
– Нет. Я их писала сама.
Я бросил на нее полный ужаса взгляд. Это объяснение было хуже всего, что я мог ожидать.
– Не волнуйтесь напрасно, – продолжала Софи. – Я писала просто-напросто своей подруге по пансиону Сесилии Томази, которая живет теперь в Генуе.
Я вздохнул свободнее.
– Понимаете, мне она может писать все, что ей вздумается, так как моих писем никто не читает. Но у Сесилии очень строгая мать, и, чтобы иметь возможность свободно обмениваться мыслями, мы придумали этот способ переписки. Я пишу ей самые бессодержательные письма и вкладываю в конверт марки, якобы для ее коллекции.
– Это очень остроумно! – согласился я.
– Не правда ли? Это идея Сесилии.
Она замолчала и посмотрела на меня. Объяснение рассеяло часть моих подозрений, но далеко не все. Я дорого бы дал, чтобы иметь возможность задать ей вопрос, о чем именно писала она своей подруге и что означали два терзавшие меня слова: «раскаяние» и «преступный».
Она как будто прочла мои мысли.
– Вас, вероятно, интересует, о чем я могла писать Сесилии? – сказала она.
– Это меня не касается, – смущенно ответил я.
– Даже очень касается. Так как я писала именно о вас.
– Обо мне? – удивился я.
– Ну, конечно. Неужели вы не видели ваших инициалов?
– Тел… А. Б… – невольно повторил я написанное на марках.
– Ну, вот видите! Это должно было означать: телеграфируйте на имя госпожи Антонин Бонассу. Ага! теперь вы начинаете понимать.
Действительно, моя физиономия прояснилась. Для этого достаточно было одного сочетания слов «госпожа Антонин Бонассу».
– Слушайте дальше, – продолжала Софи. – Я сообщила Сесилии о нашей будущей свадьбе и посвятила ее в наш план – обвенчаться за границей. Кроме того, я подумала, что лучше всего будет избрать для этого Геную, и просила Сесилию помочь нам привести в исполнение этот замысел. Вы понимаете сами, что мне было нелегко написать ей об этом, так как многие отнесутся к моему поступку с совершенно справедливым неодобрением. Ведь в конце концов могут сказать, что я бежала с вами из дому. Это более чем легкомысленно. Кроме того, я должна бросить на произвол судьбы женщину, которой я все-таки многим обязана. Иногда я даже раскаиваюсь.
