Эрл Гарднер - Показания одноглазой свидетельницы
– Я сказала вам чистую правду. Я приехала на...
– Значит, вы не убили мужа, защищаясь?
– Нет.
– А почему вы не признаетесь, что звонили мне в «Золотой гусь»?
– Я не звонила вам.
– Вы доставляете мне лишние трудности в работе.
– Я рассказала вам все, что могла.
– Ладно, – сказал Мейсон, – я буду вас защищать. Но поймите только одну вещь.
– Какую?
– Если я возьмусь за ваше дело, я постараюсь добиться вашего оправдания.
– Ну конечно.
– Но никакие присяжные никогда не поверят той истории, которую вы рассказываете. Поэтому, – сказал Мейсон, – я намерен предложить присяжным версию, которая покажется им убедительной.
– Но я ничем не могу помочь вам, мистер Мейсон. Я не могу...
– Конечно, – сказал Мейсон, – вы связали себя, изложив свою версию и подписав показания. Вы сделали все для того, чтобы обеспечить себе пожизненное заключение, а то и газовую камеру, но я-то не связал себя ничем.
– Что вы хотите сделать?
– То, что, на мой взгляд, будет в ваших интересах.
– Но, мистер Мейсон, вы не можете... ведь я все рассказала вам... вы не можете строить защиту на лжи.
– Я могу строить защиту на чем мне угодно, – ответил Мейсон, – и кто докажет, что это ложь? Вы запутались, вы сами это видите, и я пытаюсь вас спасти. Запомните – присяжные смогут вас осудить лишь в том случае, если в вашей виновности нет ни малейших сомнений. Вы понимаете это?
– Да.
– Я постараюсь им внушить эти сомнения.
– Но каким образом?
– Я объясню, что вы убили мужа, защищаясь.
– Но я его не убивала.
– Нет, убили, но боитесь признаться в этом, опасаясь огласки, которая, как вы считаете, может запятнать репутацию вашего сына.
– Нет, мистер Мейсон, я вам честно говорю...
– Вам не придется ничего рассказывать присяжным, пусть обвинитель сам изложит перед ними факты. Я же постараюсь пробудить сомнения в умах присяжных. Это все, что я могу для вас сделать, и сделать это можно, лишь использовав показания свидетелей обвинения. От вас требуется теперь только молчание. Вы поняли? – сказал Мейсон и кивком головы дал понять надзирательнице, что беседа закончена.
Мейсон спустился на нижний этаж и позвонил из автомата Полу Дрейку.
– Пол, – сказал он, – в этом дьявольском деле нужно быть во всеоружии. Из свидетелей опасней всех миссис Мейнард. Я хочу, чтобы ты разузнал мне кое-что о ее зрении.
– А что у нее со зрением?
– Ей тридцать один год. На фотографии в газете она без очков. Но ведь случайно может оказаться, что она плохо видит, дома носит очки, а на людях снимает их.
– Ну и что же, так делают многие женщины, – сказал Дрейк.
– Но если эта женщина выступает со свидетельскими показаниями против моей клиентки, ее очки должны быть на носу, а не в сумочке, – отрезал Мейсон.
– Ясно.
– Вообще-то это заблуждение, будто очки портят внешность женщины, заметил Мейсон. – Но, поскольку это заблуждение свойственно многим женщинам, я хочу проверить, не из их ли числа миссис Мейнард. Выясни о ней побольше, все, что сможешь, о ее прошлом, настоящем, вкусах, склонностях и антипатиях, где она бывает, что делает...
– Не увлекайся, Перри, – сказал Дрейк. – А то тебя обвинят в том, что ты оказываешь давление на свидетеля.
– Да плевать мне на это, – ответил Мейсон. – Я ей не угрожаю. Я просто хочу выяснить факты. Займись этим немедленно. Она, наверное, уже вернулась в Лос-Анджелес.
17
Вскоре после полудня у Пола Дрейка был готов отчет о главной свидетельнице обвинения.
– Эта миссис Мейнард, – говорил Дрейк, перелистывая отчет, – очень скрытная особа. О ней почти ничего не известно. Она вдова, имеет, очевидно, небольшие средства, которые позволяют ей жить тихо и скромно, но независимо. У нее есть небольшой автомобильчик, одевается она недурно, дома бывает редко.
– Она работает? – спросил Мейсон.
– Наверное, нет, поскольку уходит из дому в самое разное время, а иногда исчезает сразу на несколько дней. У нее есть телефон, но он не подключен к общему кабелю.
– Ладно, – сказал Мейсон. – Надо будет выяснить, куда она ходит. Пусть твои люди последят за ней.
– Мы это уже делаем, – ответил Дрейк, – но сейчас она почти никуда не ходит. И все же кое-что полезное мы для тебя узнали, Перри.
– Что?
– Вчера ей принесли от оптика очки.
– Откуда ты знаешь? Ты же вчера еще не занимался этим делом?
– Нет, но этим утром один из моих людей разговаривал с ее соседкой, и та сказала, что вчера посыльный долго звонил к миссис Мейнард в дверь, и в конце концов эта соседка предложила оставить пакет у нее. Он так и сделал. Она обратила внимание на ярлычок, поскольку магазин этого оптика всего в нескольких кварталах оттуда.
– Это удача, Пол! – воскликнул Мейсон. – Ну что ж, изучим этот след. Кто этот оптик?
– Доктор Карлтон Б.Рэдклифф. У него есть небольшой магазинчик, где он продает бинокли, оптические товары, подбирает и чинит очки и часы...
– Что он собой представляет?
– Пожилой человек лет семидесяти. Живет в том же доме над магазином. Видно, неглупый человек, спокойный, сдержанный. Если хочешь, я разузнаю о нем побольше.
– Я займусь им сам, – сказал Мейсон. – Это может оказаться важным.
– У меня есть еще кое-что для тебя, – сказал Дрейк.
– Что?
– Ты просил собрать сведения о Селинде Джилсон.
– Что же ты выяснил?
– На карточке возле ее звонка написано «Селинда Джилсон-Лейри», причем Лейри зачеркнуто...
– Я это видел, – сказал Мейсон.
– Так вот, – продолжал Дрейк, – фамилия метрдотеля из «Золотого гуся», оказывается, тоже Лейри.
– Господи Боже, Пол, неужели Питер ее муж?
– Похоже, да. Я не смог выяснить, разведены ли они официально. Но они живут раздельно и... словом, видишь, какая выходит история. Питер, наверное, пристроил ее в «Золотом гусе», чтобы дать ей заработок. Интересный факт?
– Он не укладывается в схему.
– Так ты лучше смени схему, – посоветовал Дрейк. – Факты – вещь упрямая.
– Да, черт бы их побрал, – признал Мейсон. – Ты выяснил, где живет Питер?
– Этого никто не знает, – сказал Дрейк.
– Отлично, – сказал Мейсон, – раз уж он так сильно связан с этим делом, пусть твои люди за ним последят. Нужно выяснить, куда он отправляется после работы. Но прежде всего повидаемся с оптиком.
Предупредив Деллу, Мейсон вместе с Дрейком отправился к доктору Карлтону Б.Рэдклиффу.
При всем многообразии своих занятий доктор Рэдклифф явно не стремился переутомлять себя. Надпись над прилавком гласила:
«Я не позволю мне грубить и не позволю меня торопить».
Против двери находился прилавок, где принимались в починку очки. Когда Мейсон и Дрейк вошли, доктор Рэдклифф сидел за этим прилавком с лупой в глазу и собирал какие-то часы.
– Одну минутку, – бросил он через плечо и, продолжая работать, осторожно поднял пинцетом крошечную рубиновую крупинку и стал пристраивать ее.
Спустя несколько мгновений он отодвинул кресло и, шагнув к вошедшим, смешливо взглянул на них.
– Чем могу служить, господа? – спросил он.
– Нам нужна кое-какая информация, – улыбнулся в ответ Мейсон.
– Я старый человек и не так-то много знаю. Мир ведь все время меняется.
– Нам нужна информация об очках, – сказал Мейсон.
– Об очках – это другое дело, – согласился Рэдклифф. – Часы и очки я знаю. Так чем я могу вам помочь?
– Мы хотим узнать кое-что об очках миссис Мейнард, – сказал Мейсон.
– Мейнард... Мейнард. Ах да, сломанные очки. Но я их ей уже отправил. Она очень меня торопила.
– Они были разбиты?
– Одно стекло треснуло. Кроме того, оба стекла были сильно поцарапаны от... а что вам, собственно, нужно?
– Мы хотим знать, могла ли она видеть без этих очков.
– Могла ли она видеть? А почему это вас интересует? Вы друзья миссис Мейнард?
Мейсон замялся, Дрейк ответил:
– Да.
Доктор тонко улыбнулся.
– Тогда все очень просто. Спросите у самой миссис Мейнард.
– Доктор Рэдклифф, я адвокат, – сказал Мейсон. – И мне нужно выяснить некоторые факты. Я хочу...
Часовщик покачал головой.
– Информацию о пациентах и покупателях не даю.
– Но эта информация может оказаться очень важной, – сказал Мейсон. Если выяснится, что вы как свидетель...
– Как свидетель – да. Вы юрист, вы знаете все законы. Я просто оптик, ювелир и часовщик. Законов я не знаю. Но кое-что мне известно. Если меня в качестве свидетеля вызовут в суд, я принесу присягу говорить правду и скажу правду. Потом отвечу на вопросы. А сейчас я не буду отвечать вам на вопросы. Я не обязан это делать. Вы поняли меня?