Джозефина Тэй - Мистификация
— А в Клер-парке нет кого-нибудь, кто мог бы заменить Саймона? Я хочу сказать, кого-нибудь более… сговорчивого?
— Да нет, я уж смотрела. Все какие-то тощие, волосатые и жуткие интеллектуалы. Вы заметили, что интеллектуалы почему-то всегда зарастают волосами? Некоторым нравится крутить романы с совсем уж отвратительными типами, а я люблю симпатичных. Вы же не будете отрицать, что Саймон — красивый малый? В Линг Эбби был садовник, который смотрелся не хуже Саймона, только у него не было такого лихого наплевательского вида.
— Однако вы не остались из-за него в Линг Эбби?
— Его уволили. Это было проще, чем исключать меня — уж слишком был бы громкий скандал. Но меня им все равно пришлось в конце концов исключить, так что беднягу Альберта можно было бы и не увольнять. Вообще-то на своих клумбах он управлялся лучше, чем в постели. Но откуда им это было знать? Может, вы замолвите за меня словечко перед Саймоном? Жалко будет, если все мои мучения пойдут прахом.
— Какие мучения?
— Уж не думаете ли вы, что я часами трясусь на спине этих жутких четвероногих потому, что мне это нравится? Да еще под презрительным оком его надутой сестрицы! Ой, я и забыла, она ведь и ваша сестра! Но, может быть, после стольких лет вы к ней относитесь совсем не так, как мальчишки относятся к сестрам.
— Совсем не так, — подтвердил Брет, но Шейла его не слушала.
— Вы, наверно, ездите верхом с пеленок, так что вы и представить себе не можете, как себя чувствуешь, когда здоровенная тварь вытряхивает из тебя душу, а до земли так далеко и ухватиться не за что. Посмотреть на Саймона — так нет ничего проще, чем гарцевать верхом. Когда стоишь на земле, лошадь кажется таким симпатичным и узким животным. Думаешь, что ехать на ней — все равно что на велосипеде. А когда залезешь в седло, оказывается, что у нее бог знает какая широкая спина, да к тому же она тебя и в грош не ставит. Тебя подбрасывает вверх и вниз, ноги елозят взад и вперед вместо того, чтобы оставаться на одном месте, как у Саймона, натираешь себе волдыри, а потом неделями не можешь сесть в ванной. А вот когда вы немножко улыбаетесь, то совсем не похожи на монаха.
Брет высказал предположение, что Шейла выбрала не самый лучший способ привлечь внимание Саймона: зачем выставлять себя неуклюжим новичком в деле, в котором предмет твоего интереса преуспел в совершенстве?
— Да нет, я не надеялась этим привлечь его внимание. Просто это — предлог бывать на конюшне. Эта его… ваша сестра не позволяет околачиваться там без дела.
«Ваша сестра», — мысленно повторил Брет. Очень приятно звучит.
У него теперь есть три сестры, и из них по крайней мере две ему вполне по вкусу. Надо будет с ними получше познакомиться.
— Боюсь, что мне пора, — сказал он, вставая.
— Жаль, — сказала Шейла, глядя, как он перекидывает повод через голову Тимбера и подтягивает подпругу. — Изо всех, с кем мне приходилось разговаривать в Клере, вы — самый симпатичный. Жаль, что вы не интересуетесь женщинами. Отбили бы у Саймона дочку Гейтса, и тогда, может, у нас с ним что-нибудь и вышло бы. Вы знаете Пегги Гейтс?
— Нет, — сказал Брет и вспрыгнул в седло.
— Взгляните. Она очень хорошенькая.
— Ладно, взгляну, — ответил Брет.
— Я теперь, наверно, буду встречать вас на конюшне.
— Да, наверно.
— Может, вы согласитесь давать мне уроки верховой езды вместо вашей сестры?
— Боюсь, что к урокам я никакого отношения иметь не буду.
— Ну что ж, — обреченно сказала Шейла. — Вы великолепно смотритесь верхом на этой скотине. А ведь и у него спина Бог знает какой ширины. Все они такие. Как нарочно.
— До свидания, — сказал Брет.
— Да, а ведь вы так и не сказали мне, как вас зовут. То есть, мне говорили, но я забыла. Так как вас зовут?
— Патрик.
Произнеся это имя, Брет сразу вспомнил тропинку, которая шла к морю, и в то же мгновение забыл о мисс Парслоу. Он проскакал по гребню холмов, пока не оказался напротив Лачета, а затем пустил Тимбера шагом по склону. Внизу виднелась дорожка, которая вела к западной стороне дома и заканчивалась перед парадным крыльцом. Этим путем и выехала к парадному крыльцу Джейн в день его приезда.
Ворота, ведущие на дорожку, были открыты, а их створки прижаты к ограде выгона. Брет съехал с крутого склона, а когда дорога выравнялась, пустил Тимбера галопом. Перед ними открылся манящий тоннель обсаженной деревьями дорожки, и Брет решил не останавливать лошадь. Чтобы закрыть ворота, которые кто-то оставил открытыми.
И тут Тимбер вильнул. Левая нога Брета обязательно была бы сломана, если бы многолетняя практика в объездке диких лошадей не выработала в нем реакцию, опережавшую мысль. Тимбер вильнул так резко и круто, что белая лесина проскрежетала по седлу в том месте, где должна была бы быть его левая нога, прежде чем Брет осознал, что ноги там уже нет. Он отдернул ее раньше, чем успел подумать, что это надо сделать.
Когда Тимбер отошел от ограды, Брет опустился в седло и натянул поводья. Тимбер послушно остановился.
— Уф! — перевел дух Брет. Он посмотрел на жеребца, стоявшего посередине дорожки с самым невинным и кротким видом.
— Ну, ты бандит, — с улыбкой сказал Брет.
Тимбер стоял с тем же невинным видом, но его уши были повернуты к седоку. С опаской, как показалось Брету.
— Другой бы за такой номер шкуру с тебя спустил, — сказал Брет и повернул лошадь назад. Тимбер покорно трусил назад, но ему было явно не по себе. Когда они отъехали от ворот на достаточное расстояние, Брет развернул коня и послал его галопом к воротам. У него не было ни шпор, ни «цепки», но он хотел посмотреть, как поведет себя Тимбер на этот раз. Как Брет и предполагал, жеребец безукоризненно проскочил в ворота почти по математической оси между двух заборов.
«Да Бог с вами, — казалось, говорил он. — Чтобы я такое сделал нарочно! Я не так воспитан. Нет-нет, я просто нечаянно покачнулся. С кем не бывает».
«Ну и ну», — подумал Брет, переводя лошадь на шаг.
Вслух же он сказал:
— Небось, воображаешь, что задурил мне мозги? Зря. Лошади похитрее тебя пробовали сбросить меня из седла, да ничего у них не выходила. Это были такие звери — ты им и в подметки не годишься.
Черные уши подрагивали: лошадь вслушивалась в тон его голоса и явно находилась в недоумении.
Когда они проезжали мимо выгона с кобылицами, те подошли к ограде полюбопытствовать: проезжающий мимо всадник — уже небольшое событие в их мерно текущей жизни. Вокруг них бегали, взбрыкивая, жеребята. Но Тимбер даже не посмотрел в их сторону. Он давно уже утратил всякий интерес к кобылицам, а сейчас он был полностью занят проблемой: что за странные звуки издает этот человек, который сумел его перехитрить? Его уши, которые у лошади при приближении к конюшне обычно стоят торчком, беспокойно и недоуменно дергались.
Брет выехал к фасаду дома, как утром сделала Джейн, но никого там не увидел. Он поехал на конюшню и там встретил Элеонору, которая въезжала в ворота, ведя еще одну лошадь на поводу: она только что закончила урок с Тони и оставила его у ворот Клер-парка.
— Ты что, проезжал Тимбера? — удивленным голосом спросила она. — Надеюсь, Саймон предупредил тебя, что это за фрукт?
— Да, предупредил.
— Не самое удачное мое приобретение, — с сожалением сказала Элеонора, поглядывая на Тимбера.
— Твое? — переспросил Брет.
— Да. А разве Саймон тебе не рассказывал?
— Нет.
— Очень мило с его стороны. Наверно, не хотел, чтобы ты знал, какая дура твоя сестрица.
Элеонора слегка улыбнулась Брету — похоже, что ей нравилась мысль, что она его сестра.
— Я купила его на распродаже в Лерридж-Хант. Тимбер убил распорядителя охоты старика Феликса Хэнстентона. Разве Саймон тебе не сказал?
— Нет. Он просто предупредил меня, что лошадь с норовом.
— У старого Феликса было немало приличных лошадей, так что я поехала на распродажу его имущества посмотреть, не подберу ли какую. Никто из членов охотничьего общества на Тимбера не претендовал, но я решила, что это просто в память бедняги Феликса. Что никто не хотел покупать лошадь, на которой погиб распорядитель общества. Как будто владельцы лошадей когда-нибудь руководствовались сентиментальными соображениями! На меня просто умопомрачение нашло. Хотя бы задумалась, почему мне так дешево продали этого красавца! А потом мы узнали, что после Феликса он пытался убить еще одного охотника, да только ветки оказались тонкими и сломались, вместо того, чтобы раскроить тому череп, как Феликсу.
— Вот как, — сказал Брет, начиная кое-что понимать.
— Собственно, никто и не сомневался, от чего умер Феликс. Охотники были уверены, что Тимбер сделал это нарочно. Они подняли лису в роще Лерриджа и поскакали за ней через парк. Это, собственно, не парк, а открытое пространство, где совершенно безопасно скакать галопом, и только кое-где стоят отдельные деревья. А Тимбер на полном скаку свернул с Феликсом под дуб, и бедняга умер раньше, чем грохнулся на землю. Но мы об этом, конечно, узнали только гораздо позже. Когда я его покупала, я знала только, что Феликс ударился на охоте головой о ветвь дерева. А такое у нас не случалось со времен Вильгельма Рыжего.[11]
