Марджери Эллингем - Мода в саване
Джорджия подняла на нее взгляд и чудесным образом вновь обрела человеческие черты.
— Рэй, — тускло произнесла она. — Ему стало плохо в самолете. Он сейчас с доктором. Все ужасно милы, но я боюсь, что все серьезно.
Положение было странным. Неожиданно именно Джорджия попыталась смягчить удар для другой женщины. В глазах ее застыла тревога, а голос звучал почти виновато.
Как многие мужчины, в глубине души мистер Кэмпион был традиционалистом и, столкнувшись нос к носу с грубой реальностью, не мог заставить себя признать ее. Он наблюдал за двумя женщинами с растущим беспокойством. Обе они были бесконечно женственны, очень умны и практичны, но одна полностью держала себя в руках, а другая была непредсказуема, словно корабль во время шторма.
Вэл села.
— Он умер?
Вайвенго, который вообще не понимал, что происходит, издал непонятный звук, но на этот раз Джорджия не обратила на него никакого внимания. Она казалась совершенно поглощенной разговором.
— Видимо, — ответила она. — Меня к этому готовят. Вэл, это же просто потрясающе! То есть, конечно, это ужас, кошмар и худшее, что могло случиться. Но вместе с тем — совершенно невероятно, правда?
Мистер Кэмпион вытаращился на нее. Она говорила абсолютно недвусмысленно. Они с Вайвенго были забыты, словно дети, на которых перестают обращать внимание, когда появляется взрослый собеседник. С Вэл Джорджия не играла. Они были равны и перед лицом беды говорили начистоту.
Вэл села в кресло и сложила руки на коленях. На ней было гладкое алое платье, сшитое специально для нее, и она выглядела совершенным произведением искусства — еще одним украшением этой роскошной комнаты. И вместе с тем она была живой и настоящей и, казалось, единственная испытывала потрясение и ужас — как теперь понимал ее брат, именно этих эмоций и не хватало происходящему здесь.
— Что случилось? — тихо спросила она.
— Не знаю. — Джорджия повернулась к Вайвенго: — Что это было? Какой-нибудь удар? Отчего он умер?
— Э-э, честно говоря, я… Надо дождаться доктора. — Юноша покраснел. — Мы ведь пока что не знаем наверняка. В самолете он дышал, за это я могу поручиться. Это точно. Иначе его нельзя было бы двигать, понимаете? Наверное, дело в эмболии. Ему же было почти пятьдесят, так? Подобные вещи происходят сплошь и рядом. Мой дядя так умер. Ужасно, конечно, но это легкая смерть…
Он нес чепуху и, наверное, сам понимал это. Женщины на него не смотрели. Вэл в упор глядела на Джорджию.
— Ты видела, как он пришел сегодня? — спросила она. — Как он выглядел? Мне казалось, вчера все было хорошо.
Ни в ее вопросе, ни в голосе не было ничего обвиняющего, но Джорджия принялась отбиваться.
— Днем все было плохо! — резко ответила она. — Он пил всю ночь. Он сам сказал. Был совершенно пьян, болтал без умолку… Вэл, не смотри на меня так! Я вне себя от горя, честное слово. Я с трудом держу себя в руках, милая. Мне так жаль. Ужасно, ужасно жаль. Когда ты замужем — как бы вы ни относились друг к другу, — существует близость. Всегда. Это ужасно. Я пока что не понимаю, что произошло. Когда я почувствую…
— Милая леди Рэмиллис!
Взволнованное вмешательство Вайвенго было именно тем, что ей требовалось. Она бросилась к нему, схватила его за руки и заплакала. Вэл покраснела. Досадливый румянец затопил ее лицо и шею, а взгляд выражал полное отчаяние.
— Бедная дорогая Джорджия, — сказала она.
Джорджия вытерла глаза.
— Ненавижу плачущих женщин, — пробормотала она, печально улыбаясь Кэмпиону. — Все в порядке, правда, все в порядке.
Она похлопала Вайвенго по руке и высвободилась, потом присела рядом с Вэл и обняла ее за плечи.
— Понимаешь, милая, я даже не знаю, что произошло, — искренне произнесла она. — Никто пока ничего не знает. Все это просто непостижимо. Невероятно. Со мной вечно случается что-то невероятное. Мы же с тобой сто раз это обсуждали, правда?
Она, казалось, добивалась от собеседницы одобрения и поддержки, и Кэмпион видел, как сильные пальцы впиваются в рукав алого платья. Вэл положила руку на колено Джорджии, но ничего не сказала. Она словно застыла, и в воздухе повисла тяжелая тишина, которую нарушили шаги в холле.
Гайоги и доктор вошли и закрыли за собой дверь.
Глава 12
На протяжении всего профессионального пути врачей преследует бытующее в народе убеждение, что к ним нужно относиться с неизмеримо большей серьезностью, чем к любому другому посетителю дома. Каждое сказанное ими слово воспринимается как глас Божий, и за ними следят с самым напряженным вниманием. Некоторые достойные души могут выдержать это испытание, другие — нет, а кое-кто находит в нем положительные стороны и пышно расцветает на этой нездоровой почве.
Доктор Харви Бакстон-Колтнесс принадлежал как раз к этой породе. Коллеги ядовито намекали, что популярность этого человека держится исключительно на его самодовольстве. Голова Бакстона-Колтнесса, по их словам, была подобна воздушному шару, который деликатно приподымал его над тяготами и невзгодами и легко переносил с коктейльной вечеринки в герцогскую спальню, из элитной лечебницы на пышные похороны, — и все это с грациозностью и изяществом, недоступными тем, кто крепко стоит на земле.
Мистер Кэмпион сразу понял, кто перед ним, и очередная деталь головоломки встала на место.
Доктор был крупным и, что называется, видным мужчиной. В светло-серых глазах не было ни капли юмора, несмотря на украшающие их лучистые морщинки, изящные розовые руки двигались грациозно и выразительно. Он подождал, пока Гайоги представит его Джорджии, и кивнул остальным присутствующим. Выдержав паузу, он обратился к леди Рэмиллис.
— Боюсь, у меня для вас плохие новости, — деликатно произнес он. — Вы готовы?
Джорджия кивнула. Даже она явно поняла, что вернуться к своей предыдущей роли было бы по меньшей мере неуместно.
— Мне так страшно, — просто сказала она. — Что произошло, доктор? Сердце?
— Да, сердце, — ответил доктор Бакстон-Колтнесс, и по его виду стало ясно, что он старается облечь в простые слова необычайно сложные вещи. Кроме того, он явно испытал некоторое облегчение. — Да, думаю, что в данном случае можно сказать, что причина кроется в сердце.
Он взял ее за руку и посмотрел на нее сверху вниз с некоторой осторожностью, хотя сам казался олицетворением могущества.
— Скажите, леди Рэмиллис, — начал он, и его голос мелодично распространился по комнате, — для вас это явилось неожиданностью? Сэр Рэмиллис не говорил вам ничего, что могло бы пробудить в вас опасения?
Последовала пауза, и он вопросительно оглянулся.
— Здесь же все свои, не так ли?
— Да-да, конечно, — поспешно подтвердила Джорджия, — здесь только самые близкие друзья.
Она машинально представила некоторых из присутствующих и вернулась к его вопросу.
— Рэй говорил, что встречался с вами. Его что-то тревожило, и кто-то из наших знакомых посоветовал ему сходить к вам. Он сказал, что вы велели ему вести более спокойный образ жизни.
— Это правда. Настоятельно рекомендовал, — согласился доктор грустно, но уверенно. — У него были симптомы хронического нефрита, высокое давление и явные проблемы с сердечно-сосудистой системой. Я попросил сэра Рэмиллиса беречь себя и избегать любых излишеств. Я старался выражаться максимально ясно. Любых излишеств. Я подчеркнул, что алкоголь представляет для него особенную опасность, и предложил посетить спа. Но мистер Ламинов говорит, что он не последовал моим советам. Так ли это?
Джорджия взглянула на него без всякого выражения, и он, неправильно поняв ее реакцию, снова включил свое обаяние.
— Прошу меня простить. Для вас это ужасный удар. Нет никакой необходимости в том, чтобы обсуждать сейчас все эти подробности. Возможно, я мог бы поговорить с кем-нибудь из вашей семьи? Если вы послушаетесь моего совета, леди Рэмиллис, я бы порекомендовал вам немедленно лечь. Вам нужно тепло. Выпейте успокоительное. Что вы обычно принимаете? Аспирин? Или, может быть, люминал? Что-нибудь в этом роде. Закутайтесь и велите горничной принести вам побольше бутылок с горячей водой.
— Нет! — неожиданно запротестовала Джорджия. — Нет, я в порядке. Я вам все расскажу. Да все тут могут подтвердить — Рэй не берег себя. Всю эту неделю он много веселился — больше, чем обычно, как мне кажется.
Она оглянулась, ожидая поддержки, и Гайоги, который наблюдал за происходящим с беличьей нервозностью, издал утвердительный звук. Джорджия продолжала:
— Вчера вечером, во время прощальной вечеринки, Рэй исчез и вернулся только сегодня к обеду. Он сказал, что всю ночь пил, — честно говоря, это было заметно. Он не пришел на прощальный обед, а позже выглядел еще хуже. Он еле держался на ногах, был ужасно бледный, болтал без умолку…
