Марк Вайнгартнер - Возвращение Крестного отца
— Думаю, да, — наконец сказал Лампоне, — можно объявить мир. На кого мы можем рассчитывать? Джо Залукки — это совершенно точно. Еще на Молинари, Молочника Лео, Тони Страччи. Кажется, все, кроме Молинари, в президиуме? Думаю, Форленца тоже нас поддержит. От Эйса есть новости?
— Пока нет, — отозвался Хейген. — Джерачи должен позвонить, когда начнется боксерский матч.
— Все должно быть в порядке, — проговорил Рокко. — Я имею в виду Джерачи, а не бокс. В этом поединке я бы поставил на мулата. У него отличный хук справа и дьявольская скорость.
Клеменца постучал по поверхности стола четыре раза и многозначительно посмотрел на Лампоне.
— Ну, с Форленца нас будет пять, — заявил Рокко. — Кто станет новым доном клана Барзини? Поли Фортунато?
— Скорее всего, да, — подтвердил Хейген.
— Тогда шесть. Фортунато — разумный парень и связан с Кливлендом намного теснее, чем Барзини. Иными словами, он сделает то же, что и Еврей. На остальных надеяться не стоит.
Вместо имени Татталья Рокко изобразил непристойный сицилийский жест. Эту семью он ненавидел всеми фибрами души. Именно он расстрелял Филиппа Татталья, подкараулив его в мотеле на Рассветной автостраде. Семидесятилетний Татталья в чем мать родила стоял у кровати, на которой лежала малолетняя проститутка. Рокко всадил в живот старика целых четыре пули. После этого в клане Татталья царил хаос, а новый дон Рико, брат Филиппа, был не из тех, кто способен на вендетту. Хотя от этой семьи можно ждать чего угодно.
Майкл продолжал молчать, и Лампоне нахмурился, словно школьник, который лезет из кожи вон, чтобы угодить учителю. Корлеоне был моложе всех собравшихся, и его старшие товарищи старались доказать ему свою полезность.
Наконец Майкл поднялся и подошел к месту, где должно было быть окно.
— Том, а ты что скажешь?
— Пока есть такая возможность, Собрание созывать не стоит, — ответил Хейген, который в ранге consigliere Вито Корлеоне, единственный из всех присутствующих, уже был на Собрании. Скорее всего, вместе с Майклом он посетит еще одно. — Причины следующие: в этом году умерли три члена Собрания. Появятся новые люди, и им придется решать: стоит ли приглашать Луи Руссо? Как они к нему относятся — неважно. Влияние Чикаго сейчас так велико, что им придется согласиться. Если Собрания не будет, Носа можно держать на крючке, пообещав рассмотреть его кандидатуру в следующий раз. Созыв Собрания фактически означает присутствие Руссо, а это чревато непредсказуемыми последствиями.
— Чем старше он становится, тем сильнее его нос напоминает член.
Майк улыбнулся. Клеменца всегда умел рассмешить Вито, но, откровенно говоря, развеселить сына было куда сложнее, чем отца.
— Когда Руссо получил прозвище, нос был просто большим, — не унимался Клеменца, доставая из пачки девятую зубочистку. — Теперь кончик красный и больше всего напоминает головку, а брови — лобковые волосы! Не хватает лишь выпирающей вены сбоку, и Носа можно привлекать за эксгибиционизм. — Он покачал головой. — За что посадили Капоне? Уклонение от уплаты налогов? Смех, да и только! Вот как это делают в Чикаго, — гнусаво проговорил Клеменца, изображая чикагский акцент.
Засмеялись все, даже Том Хейген, который искренне верил, что единственная причина, по которой ирландские и еврейские гангстеры могут стать политиками, — то, что они (как и сам Хейген) своевременно платят налоги. Правда и то, что в бизнесе, которым они занимаются, ходят наличные и не ведется никакой документации. Сотня агентов финансовой инспекции, работая двадцать четыре часа в сутки, не смогла бы определить и одного процента получаемой прибыли. И все-таки правительство — как обладающая огромным влиянием семья. Они требуют того, что считают своим по праву. Их нужно кормить, как прожорливых птенцов, или выбрасывать из гнезда.
Обсуждалось множество практических вопросов, касающихся семьи и ее интересов. Только под конец Майкл упомянул программу, которую они с отцом наметили в те месяцы, когда Вито был consigliere сына. Хейген рассказал о встрече с послом и честолюбивых планах Джеймса Кавано Ши на президентские выборы 1960 года. Об амбициях самого Хейгена собравшиеся знали — в этом году он будет баллотироваться в Сенат и проиграет. У губернатора (подкупленного кланом Корлеоне) появится законное основание назначить его членом кабинета. В 1960 году Том снова примет участие в выборах и победит.
— Прежде чем перейти к другим вопросам, поговорим о кадрах. Для начала нужно назначить кого-то на место Тессио. Есть предложения?
Все закачали головами. Выбор очевиден — трудно найти лучшего capo, чем Джерачи, особенно для тех, кто болезненно переживает смерть Тессио. Хотя и у его кандидатуры имелись противники. Ник был протеже Салли, а тот предал семью. Ходили слухи, что Джерачи замешан в каких-то темных делах с наркотиками. Ник молод (хотя и старше Майкла), родился и вырос в Кливленде, закончил колледж и несколько классов юридической академии. Хейген впервые услышал о Джерачи, когда он вместе с Поли Гатто наказал подонков, надругавшихся над дочерью Америго Бонасера. Три года спустя, когда Гатто убили, Пит предложил Ника в качестве преемника, но тогда capo назначили Рокко. Джерачи очень походил на Майкла и приносил семье колоссальный доход. Естественно, были и другие кандидатуры: братья Ди Мичели, Эдди Парадиз. Ребята постарше, верные и проверенные, и все-таки с Джерачи они не шли ни в какое сравнение.
— Могу только сказать, — вступил в разговор Клеменца, — что если бы на должность capo предложили самого Христа, то и у его кандидатуры нашлись бы противники. Я давно наблюдаю за Ником и могу сказать, что никогда не видел человека, который бы приносил семье столько денег. Воистину, парень глотает доллар, а выплевывает десять. Иногда умничает, однако и это приносит результат.
Майкл кивнул.
— Будут другие кандидатуры?
— Только Эдди Парадиз, — предложил Рокко.
— Эдди?
Рокко пожал плечами:
— Он отличный парень и прекрасно себя проявил.
— Ясно, — отозвался Майкл. — Еще предложения?
— Эдди — кузен моей жены, — объяснил Рокко. — Она обязательно спросит, поддержал ли я его. Ну, вы все женаты и понимаете, о чем я…
— Понятно, — кивнул Майкл. — Итак, новым capo будет Фаусто Джерачи!
Решение было встречено дружной поддержкой. Хейген никогда не слышал, чтобы кто-то еще называл Джерачи Фаусто. Майкл же крайне редко употреблял клички, эту особенность он унаследовал от отца. Вот Санни вел себя совершенно иначе: мог знать человека много лет, вести с ним дела, приглашать в гости, а фамилию часто узнавал из газетных некрологов.
— Теперь к твоим делам, Том.
Хейген кивнул, а Корлеоне посмотрел на Пита и Рокко.
— Поскольку Том решил заняться политикой, ему не следует поручать некоторые дела. С тех пор как снял с себя полномочия consigliere, он…
Том ни о чем Майкла не просил и такого разговора не ожидал.
— …стал моим адвокатом и советчиком. Таким образом, пост consigliere остается вакантным. Том столько сделал для моего отца… — Майкл сделал паузу — никакие слова не могли воздать должное Вито Корлеоне. — Достойной замены Тому я не вижу, и в течение следующего года обязанности consigliere будут распределены между capo. В крайнем случае я обращусь за советом к тебе, Том.
Ни слова о Фредо, и Хейген решил, что это не случайно.
— Однако, — продолжал Корлеоне и снова сделал паузу, — бывают ситуации, когда присутствие consigliere просто необходимо. В случае созыва Собрания, например. Не думаю, что найдется лучший кандидат, чем старый друг моего отца — Пит Клеменца.
Том зааплодировал и похлопал Клеменца по спине. Пит сказал, что это для него большая честь. Рокко обнял приятеля, и Клеменца попросил Нери принести граппы. Хейген улыбнулся: как только Клеменца и Лампоне уйдут, все важные тосты будут произноситься не под граппу, а под «Джека Дэниэлса» или «Джонни Уокера». А потом вообще в ход пойдет слабый кофе.
Оказалось, траппа хранится в ящике стола Энцо.
— Выпьем за то, чтобы умереть с улыбкой, — торжественно сказал Клеменца. — А наши враги пусть рыдают!
Они собирались расходиться, когда в дверь постучали.
— Простите, — сказал Нери, входя внутрь, — но, кажется, вы закругляетесь и…
Рядом протиснулся Джонни Фонтейн с изящной кожаной сумкой в руках, бормоча под нос что-то вроде: «Как ваши дела, парни?» Нери нахмурился. Он был не из тех, мимо кого проходят, не обратив внимания, особенно такие pezzonovante, как Фонтейн.
— Мы как раз о тебе говорили, — радостно начал Клеменца. — Знаешь, статуя, которую ты разбил, стоит три сотни?