Жорж Сименон - Мегрэ и старая дама
— Роза никогда в него не заглядывала?
— Все ящики и шкафы в доме запираются, а ключи Валентина держит при себе. Даже чтобы достать банку сардин, Роза должна была обращаться к ней.
— Как же в таком случае она смогла завладеть кольцом?
— Когда Валентина принимала ванну. Она не говорила мне об этом ничего заранее. Видимо, она очень тщательно все подготовила, рассчитала по минутам.
— Вы видели кольцо?
— Да.
— Что Роза собиралась с ним делать?
— Ничего. Она не смогла носить его, не выдав себя.
Скорее всего, это было нечто вроде мести.
— Вы не подумали, что мачеха может спохватиться?
— Это не исключено.
— Признайтесь, что. вы решили не вмешиваться и посмотреть, как мачеха к этому отнесется.
— Возможно.
— Вас удовлетворил бы раздел, не так ли? И вы ничего не сказали бы ни Шарлю, ни Арлетте?
— Я не стану отвечать на этот вопрос.
— Вы, кажется, убеждены, что на вас не найдется управы?
— Я никого не убивал.
Валентина заерзала, словно собираясь, как школьница, поднять руку и попросить слова.
— К вам у меня больше нет вопросов, — сказал Мегрэ.
— Я должен выйти?
— Можете остаться.
— Я свободен?
— Пока что нет.
Мегрэ снова принялся расхаживать по гостиной, лицо его слегка покраснело. Теперь предстояло заняться старой дамой.
— Вы все слышали?
— Все, что он сказал, — ложь.
Мегрэ вынул кольцо из жилетного кармана и показал ей:
— Вы отрицаете, что в вашей комнате находятся подлинные драгоценности? Может быть, вы хотите, чтобы я взял ваши ключи и принес драгоценности сюда?
— Это — мое право. Мой муж был согласен. Он считал, что его сыновья достаточно взрослые и сами позаботятся о себе, и не хотел оставить такую старую женщину, как я, без средств к существованию. Если бы детям все стало известно, они бы заставили все распродать и год спустя снова остались бы без копейки.
Мегрэ старался не смотреть на нее.
— Почему вы ненавидели Розу?
— Я не ненавидела ее. Я ей не доверяла, и события доказывают, что я была права. Это она невзлюбила меня, хотя я все сделала для нее.
— Когда вы обнаружили, что кольцо пропало?
Валентина открыла было рот, чтобы ответить. Но тут же взгляд ее стал холодным и злобным.
— Я не стану отвечать на ваши вопросы.
— Как хотите. — Он обернулся к Кастэну: — Продолжайте записывать.
Он опять зашагал по комнате, заставляя подрагивать безделушки.
Потом заговорил:
— Вы это обнаружили, по всей вероятности, на прошлой неделе, еще до среды. Роза была единственным человеком, который мог выследить вас и похитить кольцо.
Вы, конечно, перерыли все ее вещи и ничего не нашли.
Когда же в среду она взяла выходной, вы пошли за ней по пятам и увидели, что она встретилась в Этрета с Тео.
И тут вы испугались по-настоящему! Вы не были уверены, сказала ли она ему о кольце. Но вы и без того подозревали, что его приезд сюда связан с драгоценностями.
Несмотря на отказ говорить, Валентина не сдержалась:
— Если бы он узнал, моя жизнь была бы под угрозой!
— Вполне вероятно. Заметьте, однако, что я вас ни о чем не спрашивал. Можете прерывать меня, когда у вас появится желание, но я не нуждаюсь в ваших подтверждениях.
Вы решили убрать Розу прежде, чем она успеет вас выдать. Во всяком случае, вы надеялись сделать это, и вы решили воспользоваться представившейся редкой возможностью. Третье сентября! Единственный день в году, когда собирается все семейство, которое, впрочем, вы ненавидите, включая и вашу родную дочь.
Она было снова отрыла рот, но он не дал ей говорить.
— Вы знали о пристрастии вашей горничной к лекарствам, ко всем лекарствам, какие бы они ни были. Не сомневаюсь, что вы заметили, что она таскает их из вашей аптечки. По вечерам она, видимо, привыкла допивать ваше снотворное, которое оставалось на дне стакана.
Видите ли, преступление, которое здесь совершилось, — это преступление женщины, более того, старой женщины, живущей в одиночестве. Одно из тех преступлений, которые готовятся исподволь. Его лелеют долгие часы, постепенно оно обрастает все новыми и новыми деталями.
В самом деле, разве могут заподозрить вас в убийстве, если яд, судя по всему, предназначался вам? Подозрение неизбежно упало бы на вашу дочь, на других членов семьи. А вам достаточно было заявить, что напиток показался вам горьким и что вы сказали об этом горничной.
Хотя на самом деле вы, конечно, утаили это от Розы.
— Она все равно выпила бы!
Нет, старая дама не чувствовала себя раздавленной, как можно было предположить. Она по-прежнему была начеку, не пропускала ни одного слова из всего, что говорилось, и конечно же заранее готовила ответные удары.
— Вы были уверены, — продолжал Мегрэ, — что следствие поведет местная полиция и не заметит в этом деле ничего, кроме того, что лежит на поверхности. И, лишь узнав, что по просьбе Шарля Бессона из Парижа буду направлен сюда я, вы испугались.
— Как вы скромны, господин Мегрэ!
— Не знаю, скромен ли я, но вы допустили ошибку, примчавшись на набережную Орфевр с целью заручиться тем преимуществом, что вы-де сами обратились ко мне.
— А откуда, по-вашему, могла я узнать, что Шарль имеет в виду именно вас?
— Этого я не знаю. Эта деталь выяснится позже.
— Предстоит еще выяснить много деталей. У вас ведь нет ни одного доказательства, а вы рассуждаете так уверенно, господин комиссар.
Мегрэ оставил этот выпад без внимания.
— Это относится и к моим драгоценностям. Вот мои ключи. Они лежат перед вами, на столе. Поднимитесь наверх и ищите.
Он остановился, посмотрел ей в глаза, почувствовал новый поворот дела. Потом заговорил снова, словно беседуя сам с собой:
— А что, если, воспользовавшись поездкой в Париж, вы сдали их куда-нибудь? Впрочем, нет! Вы бы не упрятали их так далеко. В банк вы их не положили, остались бы следы.
Она насмешливо улыбнулась:
— Ищите!
— И найду.
— А если не найдете, значит, все, что вы здесь наговорили, гроша ломаного не стоит!
— Мы еще вернемся к этому в свое время.
Он горько пожалел, что в порыве гнева разбил графин со спиртным — теперь он охотно отпил бы глоток.
— Совсем не случайно, придя недавно пожелать вам доброй ночи, я рассказал вам о знакомстве Розы с Тео Бессоном и об их встрече в прошлую среду. Я знал, что это заставит вас действовать. И что, опасаясь, как бы я не допросил Тео, а он не заговорил, вы попытаетесь встретиться с ним и заставить держать язык за зубами, возможно навсегда. Я только не знал, как вы сумеете незаметно связаться с ним. Я не подумал о телефоне. Точнее, я не подумал о старой мадемуазель Серэ, которая живет в двух шагах от вас и которую вы привыкли навещать. — Он повернулся к Тео: — Вы знаете ее?
— Я ее не видел много лет.
— Она калека?
— Еще в то время она была почти глуха и слепа.
— В таком случае не исключено, что именно у нее мы и найдем драгоценности.
— Вы придумываете одну небылицу за другой! — крикнула яростно Валентина. — Вы говорите, говорите, уверив себя, что так или иначе попадете в точку.
Вы, наверное, считаете себя ох каким циником!
— Вы от нее звонили Тео. И конечно, набирали немало номеров, прежде чем поймали его в каком-то из кабаков. Вы сказали ему, что хотите поговорить с ним.
Он все понял. А ведь вы вовсе и не собирались говорить с ним… Да, да, оба ваших преступления — не только преступления одинокого человека, не преступления старой женщины. Вы очень умны, Валентина!
Она вдруг приосанилась, польщенная, несмотря ни на что, этим комплиментом.
— Вам нужно было заставить замолчать Тео и сделать это так, чтобы комар — то есть я — носа не подточил.
Была, конечно, одна возможность, которая, вероятно, сошла бы гладко, но ее вы отвергли. Эта возможность — поделиться с Тео.
Но в вас слишком сильно чувство собственника. Одна мысль о том, что вам придется расстаться с частью этих драгоценностей, которые ничего вам не давали, да и никогда ничего бы не принесли, — эта мысль показалась вам настолько чудовищной, что вы предпочли пойти на второе убийство. И вы сказали Тео, чтобы он пришел к вам в полночь и никому не говорил об этом… Ведь именно так она сказала вам, господин Бессон?
— Вы понимаете, что мне затруднительно было бы ответить на этот вопрос. Как джентльмен…
— Вы негодяй! Хорош джентльмен, впутывающий служанку в семейные делишки да еще склоняющий ее к воровству только потому, что это, видите ли, его устраивает! Хорош джентльмен, хладнокровно посылающий вместо себя на смерть другого человека!
Во всяком случае, Бессон, после телефонного звонка Валентины вы одновременно и торжествовали и боялись, — продолжал Мегрэ. — Торжествовали потому, что добились своего, ведь ее звонок означал, что она готова делиться. Боялись потому, что слишком хорошо знали ее и отдавали себе отчет, что отнюдь не с легким сердцем она решила заплатить вам за ваше молчание.
