Джон Карр - Смерть и Золотой человек
— Какой вы проницательный! — заметила Кристабель, искоса глядя на Г. М.
— Но ключ, отпирающий нужную дверь, лежит в другом месте. У меня зародилась догадка, что раскрыть тайну можно буквально двумя словами, но только после ответа на один очень важный вопрос.
— Если бы только мы могли расспросить самого Дуайта! — воскликнула Кристабель. — Когда, по-вашему, он сможет говорить?
Г. М. ссутулил плечи.
— Не знаю, мадам. Может быть, завтра. Сейчас он спит; ему дали снотворное. Как, возможно, говорил вам доктор Клементс, самое опасное — внутреннее кровоизлияние. При грамотно проведенном вскрытии все стало бы предельно ясно, но, поскольку мы заинтересованы в том, чтобы бедняга жил, о вскрытии не может быть и речи.
— А к завтрашнему дню, — сухо возразила Кристабель, — все соседи будут знать, что Дуайт — Чарли Пис, или Дикон Броуди, или Человек с Заячьей Губой, или еще какой-то знаменитый грабитель!
— Вы перестанете волноваться по пустякам или нет? — Г. М. сурово сдвинул брови.
— Извините. — Кристабель пожала плечами. — Ничего не могу с собой поделать. Я не люблю попусту суетиться; но я волнуюсь! Помните Человека с Заячьей Губой, сэр Генри? Ведь у него был прекрасный дом в Кенте, хотя он зарабатывал на жизнь попрошайничеством. Интересно, что сказала его жена, когда все открылось? Если миссис Клаттербак или священник узнают, какие слухи ходят о Дуайте, они, наверное, запретят детям приходить в наш зловещий дом, смотреть фокусы и развлекаться!
Г. М. посетила новая неожиданная мысль.
— Погодите! Фокусы… Имеют они отношение к тому типу, за которого приняли меня?
— Мне ужасно жаль, что так вышло.
— Вот как? Кто, кстати, такой Великий Кафузалум?
— Его настоящее имя Рамдас Сингх. Он сейчас в Лондоне последний крик моды. Настоящий индус.
— Хм, неужели? — фыркнул Г. М., выражая крайнее и высокомерное презрение. — Никогда о таком не слышал!
— Дуайт говорит, на его представлениях присутствуют даже коронованные особы. Реквизит прибыл утром, но я не получила никакой телеграммы относительно того, когда приезжает он сам. Вам он, скорее всего, понравится. Элоиза, моя горничная, уверяет, будто вы и сами умеете показывать кое-какие фокусы.
Г. М. запыхтел:
— Кое-какие… — Он замолчал. — Полагаю, — продолжал он после паузы, — вы считаете этого Как-там-его Сингха лучшим фокусником, чем меня?
Кристабель улыбнулась:
— Сэр Генри! Вы, наверное, очень хороший любитель, но…
— Любитель! — Лицо Г. М. внезапно побагровело; он сжал кулаки. — Значит, любитель?!
Ник понял, что пора вмешаться.
— Все в порядке, сэр. Я ни секунды не сомневаюсь в том, что этот Рамдас Сингх не умеет показывать индийский фокус с веревкой. Вы без труда уложите его на обе лопатки.
— Извините. — Кристабель поняла, что допустила бестактность. — Наверное, я сказала что-то не то?
— Нет, миссис Стэнхоуп. Кстати, даже если мистер Стэнхоуп поправится, положение складывается ужасно неприятное. Сэр Генри говорит и, кажется, верит в то, что может объяснить все двумя словами…
Г. М. молча воззрился на Ника.
— Вот как? — осведомился он. — Вы думаете, я возьму и просто так выложу вам все как есть — после того, как вы только что осыпали меня оскорблениями?
— Черт побери, сэр, я вас не оскорблял! Всякий раз, как кто-то говорит или делает то, что вам не по нраву, вы сваливаете все на меня! С меня довольно! Я пытаюсь сосредоточиться на деле…
— Интересно, — заметила Кристабель мелодично, но многозначительно.
— Что, простите?
— Вы определенно пугаете Бетти, — отчужденно продолжала Кристабель. — Она так же, как и я, подозревала, что Дуайт ведет двойную жизнь. И вы не улучшили ее настроения тем, что сообщили ей — не знаю, что именно, — вчера вечером в домашнем театре.
— Но, миссис Стэнхоуп…
— Сегодня утром бедная девочка пришла ко мне в комнату поговорить, чего не делала уже много лет. Сначала она приняла вас за сообщника Дуайта, как и я. Когда мистер Джеймс встретил ее на лестнице и сказал: «Ваш отец нарядился взломщиком, и кто-то заколол его ножом», она подумала, что его закололи вы. Потом ее мучила совесть; она сказала, что хочет быть с вами сегодня особенно милой.
Так вот в чем дело!
Нику предстояло о многом подумать. Но когда он подумал о Бетти, ему стало трудно дышать.
— Я сожалею, миссис Стэнхоуп, что постоянно выступаю возмутителем спокойствия, — сказал он.
Его колкость не ускользнула от внимания Кристабель.
— Возмутителем спокойствия?! Мой дорогой мистер Вуд! Боюсь, Бетти предназначила вам совсем другую роль. — Она пожала плечами и промокнула губы платком. — Но… ваши отношения меня не касаются. Мы с Дуайтом не вмешиваемся в дела детей.
— К сожалению, вопрос состоит в том, кто вмешался — можете называть это и так — в дела мистера Стэнхоупа.
— Ваше упрямство омерзительно, — сказала Кристабель.
— И все-таки, — неожиданно вступил в разговор Г. М., — вы знаете, парень прав.
— Спасибо. — Кристабель склонила голову.
— Чушь! — совсем не галантно возразил Г. М. — Я старик. И я невежлив. Но поскольку все кому не лень пинают меня под зад и выходят сухими из воды, представители верховной власти позволяют мне в ответ допускать небольшие вольности в виде откровенности и прямоты. Возьмем нашего убийцу, мадам. Он имел намерение убить, хотя и не довел дело до конца. Возможно, он покусится на жизнь вашего мужа еще раз. Ставлю дукат против старого башмака, что он давно уже попытался бы прикончить свою жертву, если бы у постели вашего мужа денно и нощно не дежурили люди.
— Вы так считаете?
Г. М. фыркнул.
— Считаю! Хм! Да я уверен в том, что так оно и есть! Я изучаю улики. Потом сижу и думаю. Одно мне уже сейчас ясно как день: Дуайт Стэнхоуп не должен проснуться. Имеется особая, настоятельная, веская причина к тому, чтобы он не проснулся. Далее. Некая особа, некто маленький и довольно легкий, прыгнул на него и ударил ногой по голове…
— Вы имеете в виду — «маленького роста» или «довольно легкий»? — уточнила Кристабель.
Прошло добрых десять секунд, прежде чем Г. М. ответил. Уголки его губ поползли вниз.
— Таковы медицинские факты, — заявил он. — Док Клементс вычислил вес нападавшего, изучив сравнительно легкие ушибы головы. Вашего мужа били ногами по голове. Можно судить по размерам кровоподтеков. Наводит на определенные мысли, вам не кажется?
Кристабель опустила взгляд. Когда она снова подняла глаза, выражение их изменилось и в голосе вместо неприкрытой враждебности зазвучали человеческие нотки.
— Сэр Генри, — сказала она, — имейте ко мне снисхождение. Терпеть не могу думать о плохом. Как правило, я не думаю о неприятностях. Я стараюсь их избегать. Но не могу. Все напрасно! Самое главное — кто-то покушался на жизнь Дуайта. — Она бросила платок на стол и поставила рядом влажную сигаретницу. — Но кто это сделал? — продолжала она негромко, однако ясно и отчетливо; в тихой и просторной столовой в голосе ее отчетливо слышались отчаяние и тоска. — Кто это сделал?! Кто?!
Глава 15
Часы на церковной колокольне вдали пробили час ночи.
В Доме Масок царила тишина. Почти все огни были погашены. Почти все гости разошлись по комнатам. Но никто, кроме Дуайта Стэнхоупа и некоторых слуг, не спал. Все лежали с открытыми глазами, с беспокойством размышляя над случившимся…
А снег все падал.
* * *Хозяин дома лежал в своей комнате на втором этаже; он казался бы трупом, если бы не слабое, едва заметное дыхание. Его спальня была самой строгой комнатой в «Уолдемире». Лампа под плотным абажуром в углу слабо освещала крупный нос и выдающийся подбородок Стэнхоупа. В кресле рядом с кроватью дремал Хэмли. Вот он вздрогнул, проснулся и бросил тревожный взгляд на постель. Видимо, показалось — там ни движения, ни даже тени.
— Вот черт! — проговорил Хэмли.
Внизу, в библиотеке, у камина, в котором горел нежаркий огонь, сидел сэр Генри Мерривейл; застыв с прямой спиной, он походил на чучело совы.
Ему дали пижаму и халат хозяина дома; Хэмли принес их из гардеробной, причем клялся и божился, что еще утром халата там не было. И пижама, и халат оказались длинноваты Г. М., но пижама хотя бы сходилась на его могучих чреслах, а вот халат был безнадежно узок.
За сэром Генри во мраке высились три стены, сплошь уставленные книгами. Отблески огня из-под резной каминной доски, огромной, как арка, плясали по резным стеллажам, прерываемым только окнами. В отблесках пламени виднелись тяжелые кресла и стол с гусиным пером, торчащим из чернильницы. Верх стеллажей, по викторианской моде, украшали мраморные бюсты.
Хотя Г. М. было довольно уютно в компании Сократа, Томаса Карлайла, Афины Паллады и других, встреча с которыми в действительной жизни могла бы вызвать в нем целый ряд воспоминаний, он все же не чувствовал себя как дома.
