Герчо Атанасов - Только мертвые молчат
В смятении Григор и вправду не смог обнаружить ручной тормоз, вместо него дергал за рычаг коробки передач, естественно, без толку, Анетта верещала за рулем, а машина все настойчивее сползала к оврагу, и он не выдержал и выпал через открытую дверь. Сколько времени он бежал по обочине шоссе, через насыпь, через канавы – он не помнил, не мог вспомнить даже, слышал ли он грохот взрыва. Добрался до спрятанной у сельского пути «волги» и плюхнулся на сиденье. Слава богу, что в то время по шоссе не проехало ни одной машины, как будто движение было перекрыто. Выехав на асфальт, он заметил отсвет пожара в овраге, повернул машину на восток, но когда подъезжал к селу, передумал и рванул по направлению к столице. Проезжая мимо поляны, он выжал газ до предела и зажмурил глаза, рискуя врезаться в парапет моста. Вел машину автоматически, с пустой головой и замершим сердцем. И только когда его остановили у поста на окружной дороге, он осознал свою фатальную ошибку: сам отдался им в рученьки…
В город вкатил тихонько-тихонько, ему никогда не приходилось тащиться так медленно. Ничего не соображал, скованный пронзившим его до костей ужасом. И когда он позвонил в дверь дома, Тина в первый момент не узнала его: так переменилось его лицо. Сочинил историю о том, что стал свидетелем автомобильной катастрофы, чудом его не помяли, плел, как помогал пострадавшим, слава богу, не было жертв, потом влез в ванную и более получаса с пустой головой мок под душем. Теплая вода стекала по затылку, по плечам и груди, по ногам, и Григор испытывал чувство, что он мертвец – стоячий мертвец.
Начались недели непрерывного страха, густого, ежеминутно разжигаемого неизвестностью: что сталось с Анеттой в овраге, погибла ли она, почему его остановили у поста ГАИ, почему его не вызывают на допрос, найдены ли какие-нибудь отпечатки, следы? Покоя не давали проклятые вопросы и еще более мерзкие видения. Он не смел позвонить ни домой Анетте, ни на ее работу, боялся оказаться рядом с ее домом, пугался своей тени. А надо было ходить на службу, изображать спокойствие, повсюду разыгрывать естественность поведения – и дома, и перед секретаршей.
В конце недели он случайно узнал о гибели Анетты от одного ее коллеги по службе, понял, что ее нашли мертвой в овраге, никаких свидетелей, никаких виновников. Однако вместо того, чтобы рассеяться, страхи, казалось, усилились: ему приходилось слышать о коварстве следственных органов, о их методах выжидания и тайного наблюдения, – и он решил держаться из последних сил, мобилизовать свою волю и не подавать ни малейшего повода для подозрений, все же им не было известно об их связи, да ни черта они не знали, по всей вероятности, проверка была делом гаишников..
Он не слышал, как открылась дверь.
– Гражданин Арнаудов, – пробубнил с порога милиционер, презрительно глядя на него сверху вниз, – встать и за мной! Пошевелись.
Первый раз в жизни Григор захотел убить человека и тем самым приблизить смерть.
* * *Никогда ранее дом Арнаудовых не погружался в такую густую тишину, как в этот субботний вечер. Беда собрала Розалину и Екатерину на кухне, у традиционного семейного очага, хотя сейчас горела лишь неоновая лампа над мойкой. Перевалило за десять, все было ясно, впрочем, далеко не все, до них дошла лишь ошеломляющая весть об аресте Григора. К половине десятого его все еще не было, и охваченная тягостными предчувствиями Тина позвонила Станчевым. Ей уже мерещилась катастрофа, несчастный случай, бог весть что – сегодняшнее запаздывание Григора непонятно почему вселяло в нее загадочную тревогу.
К телефону подошла Петранка, выдержала паузу перед тем, как позвать отца, и с колотящимся сердцем Тина спросила, почему Григор не вернулся. Станчев тоже выждал мгновение – Тина почувствовала эту паузу – и глухим голосом ответил, что, к сожалению, Григор не вернется ни в этот вечер, ни в последующие. Он просит товарища Арнаудову не волноваться, но ее супруг задержан. Тина качнулась, прижав трубку к уху, и упавшим голосом спросила, как это задержан, кем? – хотя уже поняла, что имеет в виду Станчев. Органами милиции, сказал Станчев, но пока еще рано говорить о чем-либо конкретно. И добавил, что Григор жив и здоров, его содержат в хороших условиях, но, пока все выяснится, он должен быть изолирован, таковы законы ведения следствия. Тина продолжала покачиваться, но постепенно овладела собой и спросила, откуда это известно Станчеву и почему она ни о чем не знает… Официально ее известят завтра, таков уж порядок, а у него сведения из первых рук, можно ему верить. Пытаясь превозмочь потрясение и растущее возмущение, Тина заговорила, запинаясь: это неслыханно, да отдает ли он себе отчет в том, что говорит… К сожалению, товарищ Арнаудова, по крайней мере на данный момент именно мне поручено вести следствие…
Неоновая лампа ровно мерцала над сверкающим никелем мойки и мертвящим светом озаряла безукоризненную чистоту вокруг, вымытую и составленную в ряд посуду и приборы. Скрытая за металлической лентой производства фирмы Шнайдер, лампа излучала резкую полосу света и разрезала кухню на две части, тем самым усиливая и без того тягостную атмосферу.
Немного придя в себя после шока, Тина принялась судорожно вертеть телефонный диск. Первым делом Томанову, другу Григора и высокопоставленной фигуре. Его не было дома, но по тону жены она поняла, что им ничего неизвестно о случившемся. Это немного ободрило ее. Она набрала номер следующего в иерархии, Чендова. Он был явно изумлен и пообещал навести справки. Тина уловила в его тоне холодок и даже забыла поблагодарить. Затем позвонила Вангеловым. Они также ничего не знали, а на нее произвело впечатление, что голос Стефана ни на йоту не изменился. Он спросил ее о подробностях, посопел и сказал, что дело серьезное, но раньше, чем сам не удостоверится, как и что, утверждать ничего не может. Сейчас он свяжется с кем следует и перезвонит, пусть Тина ждет у телефона.
Минут через двадцать раздался звонок, и медленно, делая паузы между словами, Вангелов поведал, до чего он дознался, неважно где и как. Да, верно, Григор задержан на основании ордера прокурора, но это еще не беда. Плохо то, что перед этим он был под подозрением и наблюдением, и ведется следствие – да, Тина, ты должна принять этот факт с должным мужеством и терпением. Присев на кушетку, Тина вроде бы и слышала его голос, но в то же время слова, казалось, не достигали ее слуха. Рядом переминалась с ноги на ногу Роси и нервно грызла ногти… Я ошарашен не меньше твоего, продолжил Вангелов, но не имею ни малейшего представления о характере следствия, да и не у кого разузнать, все это дела секретные. Будем надеяться, что Григор не сильно проштрафился… Стефан, о чем ты говоришь… – всхлипнула Тина… Говорю то, что знаю, ошибки нет, дорогая Тина, нет…
– Мама… и ты этому веришь? – спросила Роси, впервые в жизни закурив перед матерью.
Тина ее не слышала, не замечала и сигареты. Ее мысли блуждали в прошлом, она просеивала в памяти все пережитое с Григором, все мало-мальски значимые события. Начинали они скромно, экономно, но постепенно встали на ноги, особенно после отправки на заработки в чужие земли, как любил шутить Григор. Последние годы они уже жили на широкую ногу, доходы текли ручьями и сливались в реку – зарплаты, внушительные премиальные, командировки за рубеж, гонорары и подарки, продажа дома в селе. Тина никогда не занималась подсчетами, это было парафией Григора, и она верила его педантичной точности, хотя некоторые вещи были для нее неожиданными, например, строительство и благоустройство дачи. Стефан сказал, что положение Григора серьезное, может, он поддался соблазну? Немыслимо это…
– Почему ты не отвечаешь? – огрызнулась Роси.
– Что тебе ответить, Роси, какое это имеет значение?..
– По-твоему, вина не имеет никакого значения?
– Не понимаю, о какой вине ты говоришь.
Роси налила в стакан виски, бросила лед, но пить не стала.
– И его ждет суд, так? Но за что?!
– Не кричи. Если бы я сама знала, непременно сообщила бы тебе.
Роси отпила глоток и затянулась сигаретой.
– Странно… Ты не знаешь, дядя Стефан, Чендовы тоже ничего не ведают, а хромое ничтожество, сопровождаемое юной протестанткой, знает… Вы что, разыгрываете театральное представление для малолетних?
Тина бросила на дочь косой взгляд.
– В этом представлении участвуешь и ты, моя дорогая. Думаешь, я не понимаю, какую жизнь ты ведешь?
– И какую же жизнь я веду?
– Такую же, как твой отец!
Роси на мгновенье притихла.
– Видишь ли, мама… Может быть, я и не унаследовала ваши добродетели, но вот пороки – это в полной мере! Только не надо изображать из себя святую!
Тина вскочила на ноги.
– Я тебе запрещаю разговаривать со мной в таком тоне! Не тебе меня судить в этой жизни!
– Зачем же тогда ты хнычешь и стучишься во все двери?
– Ты – чудовище…
