Сирил Хейр - Трагедия закона
— Он легкомысленно относится — всегда относился — к своей безопасности, — сказала она. — Из-за этого в собственных делах он всегда был по-детски беспечен. Вы уже имели возможность в этом убедиться. И это налагает на вас большую ответственность.
Дерек неуютно поерзал на стуле под ее пристальным взглядом. Ему никто до сих пор не указывал на то, что должность судейского маршала предполагает какие-то особо ответственные обязанности, кроме обязанности носить высокую шляпу и разливать чай, и ему стоило некоторых усилий усвоить эту мысль.
Хильда, по обыкновению, кажется, прочла его мысли.
— Вы знаете, кем изначально был маршал? — спросила она. — Телохранителем судьи. В былые времена в числе прочих обязанностей он должен был спать на пороге комнаты судьи, чтобы охранять ее от любого вторжения.
Дерек ответил, что, последуй он этой традиции в Уимблингэме, ему вряд ли было бы более неудобно спать, чем в тамошней кровати, но шутка не встретила одобрения.
— Телохранитель, — повторила леди Барбер, — вот в ком нуждается судья и вот кем мы с вами должны быть для него до конца этого турне.
— Значит, вы думаете, что по-прежнему существует опасность нападения на его светлость? — спросил Дерек.
— У меня нет в этом ни малейших сомнений. А у кого они есть? Дело не только в том, что с самого начала турне происходят всякие неприятные события, дело в том, что раз от разу они становятся все более и более серьезными. Сами подумайте: сначала анонимные письма, потом дорожная авария…
— Но она-то, разумеется, не имеет отношения ко всему этому, — возразил Дерек.
— Если бы сразу же за ней не последовало еще одно письмо, — победно продолжила Хильда. — Оно означает, что человек, все это задумавший, кем бы он ни был, знает об аварии и намеревается использовать ее в собственных целях. Да и в том, что касается самой аварии, у меня нет полной уверенности. Можете считать это абсурдным, но у меня отчетливое ощущение, что все эти события каким-то образом связаны между собой, а это, в свою очередь, означает, что мы имеем дело с очень изощренным и опасным человеком. Так вот, затем — отравленные конфеты и, наконец, нападение на меня, целью которого, конечно, был он. Что дальше? Случится что-то еще, я в этом совершенно уверена, и мы должны быть начеку.
— Разумеется, я готов сделать все, что в моих силах, — сказал Дерек, — но мне казалось, что судью во время турне охраняют, как никого. И не является ли это прежде всего делом полиции?
Хильда улыбнулась.
— О полиции я тоже не забыла, — сказала она. — Вы, наверное, хотите спросить, как я могла уйти из дома и оставить мужа без присмотра? Ответ состоит в том, что его весь день сопровождает человек из Скотленд-Ярда в штатском. В настоящий момент он, вероятно, ждет его у входа в «Атенеум».[31] Уильям об этом ничего не знает, я все организовала сама. У меня, видите ли, случайно нашелся знакомый помощник комиссара. И кстати… — Она взглянула на часы. — Прямо сейчас я жду кое-кого, с кем хотела бы вас познакомить. Он будете минуты на минуту. А пока… — Она улыбнулась своей самой обворожительной улыбкой. — Вы согласитесь помочь мне… Дерек? Знаете, для меня это много значило бы.
Как-то незаметно Дерек обнаружил ее руку в своей. Внезапно осипшим голосом он прохрипел:
— Сделаю все, что в моих силах… Хильда.
Краткий миг растроганности закончился так же внезапно, как наступил. Уже через секунду Хильда сидела, откинувшись на спинку стула, и по-деловому рассуждала о предосторожностях, которые должны быть предприняты, чтобы обеспечить безопасность судьи в оставшееся время турне.
— Мы не знаем, откуда может последовать очередная атака, — говорила она. — А после того, что произошло со мной в Уимблингэме, я уверена: мы должны быть готовы ко всему. Единственный надежный способ защитить судью состоит в том, чтобы мы договорились, что в любое время дня и ночи он должен пребывать под присмотром одного из нас. Дежурить, разумеется, станем по очереди, как часовые, и если будем делать это надлежащим образом, он даже не заподозрит, что происходит нечто необычное. Вероятно, все это кажется вам нелепым?
Дерек протестующе замотал головой.
— Ну, тогда отлично. До понедельника я разработаю схему и…
В дверь постучали, вошла служанка.
— К вам джентльмен, миледи, — объявила она.
У нее за спиной возвышался человек-гора.
До тех пор пока служанка не вышла, унося чайную посуду, прибывший молча стоял посреди маленькой комнаты, которая казалась еще меньше в присутствии его массивной фигуры. Когда дверь за служанкой закрылась, он представился ровным, спокойным голосом:
— Детектив-инспектор Моллет из Скотленд-Ярда.
По знаку Хильды он пододвинул стул и сел. Дерек заметил, что, несмотря на свои габариты, двигался инспектор с кошачьей легкостью, и поймал себя на том, что смотрит прямо в его очень яркие серые глаза, широко поставленные на крупном красном лице, добродушное выражение которого странно контрастировало с сурового вида остроконечными военными усами. Инспектор бросил на Дерека пристальный и оценивающий, хотя вполне дружелюбный взгляд, под которым Дерек почувствовал себя измеренным, классифицированным, маркированным и помещенным в ячейку для дальнейшего использования. У очень многих людей были основания помнить этот быстрый всепроникающий взгляд и бояться его.
— Вы уже пили чай, инспектор? — спросила Хильда.
— Да, благодарю вас, миледи, — ответил Моллет вежливым голосом, в котором чуткое ухо тем не менее могло уловить оттенок сожаления.
Он откашлялся и сразу принял официальный вид.
— По распоряжению помощника комиссара, — сказал он, — я предпринял сегодня утром некоторое расследование на Бонд-стрит, в магазине, принадлежащем господам Бишэмлам.
Он бестрепетно произнес фамилию Бешамель на английский лад строгим полицейским тоном, полагая, видимо, что все, кроме чисто британского произношения, звучит смешно.
— Мне было велено доложить о результатах своего расследования вам, — продолжил он, — и получить от вас дальнейшие инструкции по делу, которое в настоящий момент для меня все еще остается темным. Возможно, лучше всего будет, если мы начнем с моего отчета. Вам станет легче судить, до какой степени мои изыскания имеют отношение к другим делам, в которых требуется помощь полиции.
Он достал из кармана обычный полицейский блокнот, нашел в нем нужное место, после чего положил на стол перед собой. Несколько даже нарочито за все время своего доклада он ни разу в него не заглянул. Моллет простительно кичился своей памятью, а наличие блокнота могло быть истолковано как рудимент ранних стадий его эволюции в качестве детектива.
— Так вот, сегодня в одиннадцать часов утра я навестил магазин господ Бишэмлов на Нью-Бонд-стрит, — начал он. — При мне была однофунтовая коробка конфет, врученная мне ранее помощником комиссара, проинформировавшим меня, что она была получена им от леди Барбер в том самом виде, в каком он передает ее мне. В магазине я встретился с управляющей, мадемуазель Дюпон, сообщил ей, что являюсь офицером полиции и веду расследование, касающееся коробки конфет, которую и предъявил ей. Я объяснил: есть основания полагать, что начинка конфет была подменена, и в связи с этим требуется выяснить, если возможно, дату продажи этой коробки и лицо, которому она была продана. Мадемуазель Дюпон сообщила мне, что такие конфеты — они называются «Принцесса Буше» — изготавливаются и продаются фирмой в сравнительно малых количествах, приблизительно по пятьдесят фунтов в неделю. Около половины из них поступает в рестораны и другие заведения, делающие предварительный заказ. Список этих заведений был мне предоставлен. Что касается даты продажи, то она могла лишь сообщить, что интересующая меня коробка была упакована на фабрике не ранее второго числа текущего месяца. Это она определила по фантикам. Из-за трудностей, вызванных военным временем, конфеты после этого числа стали заворачивать в бумагу более низкого сорта. Обычно конфеты поступают в продажу на следующий день после их фабричной расфасовки. Из этого следует, что интересующая нас коробка была куплена между третьим числом и тем днем, когда они были доставлены в Саутингтон, то есть седьмым.
— Если только их не переупаковали, — отрывисто бросила Хильда.
— Я высказал мадемуазель Дюпон такое предположение, — не меняя интонации, продолжил Моллет. — Она ответила: что касается верхнего слоя конфет, они, без сомнения, были развернуты и завернуты снова, хотя и в идентичную или очень похожую бумагу. Нижние же слои, за двумя исключениями, судя по всему, остались нетронутыми, поскольку, как она считает, никто, кроме фабричного упаковщика, не мог бы завернуть фантики так, как они завернуты сейчас. Тогда я поинтересовался продажами конфет этого сорта за интересующий нас период. Мне предоставили список фирм и частных покупателей, которым в эти дни доставлялись однофунтовые коробки таких конфет. Он у меня с собой. Вероятно, вы сможете мне сказать, нет ли в этом списке кого-то, кто вам знаком.
